Эта история особенно важна для современной нам эпохи, потому что она прежде всего свидетельствует о продолжительных поисках человечеством цели и смысла человеческой жизни на земле. В нынешний Век Науки, когда жизнь понимается как случайное возникновение, многие приходят к заключению, что такие поиски являются анахронизмом. Но прежде чем сбрасывать со счетов как простое заблуждение усилия тех, кто жил до нас, возможно, было бы полезно рассмотреть один заключительный аспект «Эпитафии по инкам» и его отношение к возникающему образу современного научного мышления. Этот аспект относится к тому любопытному факту, что миф описывает астрономические события, имевшие место до физической смерти Уайны Капака. Этот факт выявляет мир мышления, доступность которого для исследования в наше время представляет собой почти сверхъестественный реликт.

Так как самой ранней вероятной датой (Бальбоа) смерти Уайны Капака являлся конец 1525 года, то первый и наиболее очевидный факт, выявляемый «Эпитафией по инкам», состоит в том, что астрономические события февраля 1524 года должны были иметь место в рамках некой мнемонической схемы по крайней мере за полтора года до того, как они были сформулированы в мифе. Самое простое объяснение этому, как это и было сделано, заключается в том, что жрецы-астрономы Уарочири зафиксировали все подробности с помощью искусства записи. Хотя это может показаться и маловероятным, потому что описание астрономических событий не содержало в себе специфического значения для более поздних времен. Если бы простое увековечивание явлений, предпринимаемое с целью ретроспективного анализа, являло собой обыденную процедуру, то это подразумевало бы, что обыденное увековечивание сотен наблюдений осуществлялось ради возможного использования в будущем. Скорее всего жрецы-астрономы использовали своего рода памятную записку, вроде счетной палочки или кипу, из которых последний является наиболее вероятным.

Хотя утверждение о том, что программа «Скайглоб» «подтверждает» существование у андских жрецов-астрономов немалого искусства наблюдений и записи множества фактов, отдает некоторой снисходительностью, такого рода уступки современному восприятию, похоже, являются неизбежными. Наука функционирует на принципе экспериментального моделирования, а не на основе веры. Однако в любом случае ясно, что наличие в доколумбовых Андах класса профессионально подготовленных астрономов нельзя оставлять за порогом романтического воображения. Чтобы могло появиться такое предание, как это, должен был также иметься ряд условий: систематическое наблюдение, весьма точное ведение записей и, наконец, формулирование мифов для долгосрочного сохранения памяти о воспринимавшихся значительными астрономических событиях. От людей, которые простаивали всю ночь, наблюдая за небесами ради пользы сообщества, нельзя было требовать, чтобы они еще и весь день работали на полях.

Этот факт, в свою очередь, раскрывает фундаментальную причину авторитетного характера и роли андской мифологии в жизни Анд: в качестве членов профессиональной гильдии жрецы-астрономы Анд обучались искусству хранения точных записей. Обучение, которое они усваивали, и мастерство, которое они оказывались способными проявить в наблюдении и записи, являлись результатом прямой и непрерывной передачи знаний и умений из отдаленного прошлого. Подготовленные в русле такой традиции, андские жрецы-астрономы по этой причине безоговорочно доверяли мифологической базе данных, потому что знали, как ее следует составлять, а тщательность их собственной работы стала мерой их отношения к своим предшественникам.

В чем же тогда состояла цель этой традиции тщательного и продолжительного астрономического наблюдения, о котором мы мимоходом узнаем из предания о последних днях Уайны Капака? Эта история не может быть помечена астрологией, по крайней мере, в обыденном смысле слова, потому что она не является предсказанием земных событий. В наши дни, должно быть, чертовски надоело читать гороскоп по субботам. Однако похоже, что именно такой подход — создание базы данйых для ретроспективного изучения — порождает уарочирийское предание.

В нем содержатся свидетельства модели архаичного мышления при работе в поле, где все явления становятся признаком и ключом друг к другу. Этот миф подобен выполнению работы, очерку возможной связи между двумя событиями, которые происходили близко друг к другу по времени, но в различных масштабах. В рамках такого мировоззрения предсказание, будь то посредством небес или с помощью других андских методов, таких как осмотр произвольного образца листьев коки или внутренностей ламы, представляло собой попытку установить место для созерцания значимого образца.

Возможно, наиболее доступным для западного ума изучением этого образа мышления является известное предисловие Юнга к «И цзин»[126]. В нем Юнг рассматривал феномен синхронности, или «значимого совпадения», который «И цзин», китайская «Книга перемен», относит к числу наиболее сложных образцов мира. Знакомым по западной традиции событием, в котором синхронность, как утверждалось, играла решающую роль, было паломничество волхвов. Когда они увидели «звезду на востоке» — тройное сближение Сатурна и Юпитера в Рыбах в 6 году до н. э., — они не «предсказывали» рождение Христоса и рассматривали это астрономическое событие не как «причину», но, скорее, как некое знамение другого долгожданного события[127].

Точно так же, согласно китайскому представлению о причинной связи (синхронности, или значимом совпадении), во времени существуют; так сказать, «дыры». События попадают в эти «дыры» одновременно без видимой причинной связи. Если ради того, чтобы сконструировать элементы гексаграммы из «И цзин», подбрасывать стебли тысячелистника или монеты, то, согласно китайскому представлению, получится, что очевидная случайность этого действа на самом деле отражает сложность момента. Человек пребывает в неведении относительно чего-то, а оракул приоткрывает ему эту темную для него область, указывая на значимый образец, образец данного момента. Иными словами, «И цзин» говорит не о будущем; она говорит о настоящем. Точно такая же точка зрения совершенно очевидно присутствует в «Эпитафии по инкам».

Андская мифологическая «база данных», далее, представляла собой историю синхронных событий. Астрономические наблюдения, хотя и доказывают свою точность, следовательно, не были «научными наблюдениями» ни в одном из тех смыслов, которые мы вкладываем в данный термин. Андское астрономическое наблюдение — помимо практического применения по соблюдению календаря — предпринималось не для того, чтобы выяснить, как функционируют вещи, а для того, чтобы выяснять, что эти вещи означают[128]. Архаичное воззрение на естественный мир заключалось в том, что оно выступало носителем образцов, которые функционировали одновременно на разных уровнях, и. что эти образцы представляли собой проявление разума высшего порядка в действии. Наблюдая небесный танец, можно было бы уловить признаки замысла Балетмейстера. Понимая «послание» образца, развертывающееся во времени, человечество могло бы найти отведенную ему самому роль в этом танце. Современная наука, напротив, не «допускает» осмысленности в естественном порядке и, в сущности, зашла довольно далеко в утверждении о свойственном естественному порядку вещей отсутствии смысла.

В архаичном представлении вопрос заключался не в том, существовал ли этот смысл, а в том, как найти его. Поэтому было невозможно отделять тщательное наблюдение естественного мира от метафизических поисков. Функциональный аспект материального мира представлял просто меньше интереса для андского мышления, чем его качество как цикла обратной связи, относящейся к состоянию единства между человечеством и Сильными Мира Сего. Предсказание образца сил, действующих в настоящее время, могло предполагать соответствующие приготовления для встречи будущего. Временная глубина базы данных в том виде, в каком она прослеживалась, по крайней мере, в течение семнадцати столетий, обеспечивает — подобно спектру гексаграмм в «И цзин» — богатство сравнительных ситуаций для измерения по ним значения современных условий. Заботой андских капакас было благосостояние людей. Они не имели времени, чтобы забавляться наукой.