О Шаталине и упоминать нечего! Аристотель наших дней. Как говорит! Какие программы сочиняет! Знает, что такое хилиазм, теодицея, Рубикон, каша геркулес… А его никто не слушает! Он сплеча рубит: "Я действительно рвусь к власти". Рвется, разбрасывая по сторонам мыльную пену. А ему проклятая система не дает власти! И на этой почве у него, видимо, что-то уже начинается. Вот корреспондент задает ему вопрос: "Вас не пугает участие в "Движении демократических реформ" такого функционера, как Вольский?" Ответ Шаталина: "Шаталина никогда ничего не пугает". Отменно! Храбро! Но корреспондент задает новый вопрос, не важно какой, важен ответ Шаталина: "Меня пугает то, что…" и т. д. Куда же могло исчезнуть бесстрашие в маленьком интервале между двумя вопросами? Но это еще не предел стремительности его метаморфоз. Корреспондент спрашивает о предстоящем 25 июля Пленуме ЦК: "Ваш прогноз?" Ответ: "У меня прогноз такой, что будет намечен раскол. Хотя… вряд ли". Вы поняли? Решительная метаморфоза в рамках одного ответа!
Кошмарность социализма Яковлев, наверное, мог бы показать и на истории своей собственной жизни. Ведь ему, колхозному самородку из ярославской глубинки, пришлось учиться в областном пединституте, а могли бы пригласить в столичный университет. Потом долго работал в Ярославском обкоме, а почему бы сразу после института не направить его в ЦК. Ну взяли наконец в ЦК, так ведь не секретарем же, а только инструктором. И еще три десятка лет пришлось пробиваться в секретари. Да еще за это время и в ссылке побывал, правда, не в Туруханском крае, а в Канаде, но только сталинисты могут думать, что это не одно и то же. Дали кучу орденов, но Золотой-то Звезды не повесили. А премии? Будто в насмешку выделили имени Воровского. Неужто не могли позаботиться о Нобелевской?.. Вот он — зверский облик системы…
К сожалению, ничего этого Яковлев не сказал, и потому его новый постулат об ужасах социализма повис в воздухе. А если уж говорить о системе, враждебной человеку, то надо еще уточнить, когда ее строили — за семьдесят лет после Октября или за последние семьдесят месяцев усилиями именно Яковлева и других "прорабов"…
Читаю в манифесте: "Бессмысленно спорить о том, что принадлежит (подлежит, академики! — В. Б.) суду истории". Сказано хоть и не очень грамотно, но верно. В самом деле, в 1985 году надо было сказать народу: "В нашей истории многое требует изучения и оценки, но не будем в нынешней обстановке транжирить на это силы, пусть время все расставит по своим местам, а мы сплотимся для решения насущных задач сегодняшнего и завтрашнего дня. К единству, братья и сестры!" Но ведь такое вдохновляющее слово сказано не было. Совсем наоборот. Яковлевские неофиты не просто принялись копаться в прошлом, а устроили над ним судилище, сколь злобное, столь и невежественное, глумясь над чувствами миллионов, не просто осудили его, а приговорили к высшей мере: "Мы построили систему, враждебную человеку…", "…не будь Ленина, не было бы Гитлера".
Вообще-то говоря, это нам знакомо. В двадцатые, в начале тридцатых годов общество "Воинствующих безбожников", возглавлявшееся Емельяном Ярославским, с таким же цинизмом глумилось над чувствами миллионов верующих. И в том еще поразительное сходство, что как Ярославскому Емельяну было легко да просто громить религию и церковь, так и ярославскому Александру оказалось легко да просто громить социализм. Я позвонил приятелю и сказал ему, что сравнение новоявленного "Движения" с обществом "Воинствующих безбожников", а Яковлева с Емельяном Ярославским, пожалуй, точнее, чем с Августовским блоком и Троцким. Он ответил, что правда где-то посередине.
В манифесте фундаторов осуждается "подогреваемая с разных сторон конфронтация", которая "грозит вытеснить из общественного сознания и практики рассудительное и компетентное рассмотрение действительных проблем и задач, стоящих перед обществом". Ах, как справедливо! Кто же не поддержит это? Тем более что тут же и такие благородные заверения: "Нам чужды разрушительная страсть к борьбе, демонстрация силы. Мы против разжигания такого "боевого духа" в обществе, когда человек поднимается против человека… Мы, напротив, за поиск компромиссов, за согласие, за общие действия". Тут же и сердечные призывы к "взаимопониманию, терпимости, к ответственности перед своими близкими, народом, историей". Тут же и распростертые объятия: "Хватит ожесточения!"… Прекрасные слова! Замечательная программа всенародного братания! Но что стоит за возвышенными словами? Хорошо, если бы не стояло ничего, но, к сожалению, за ними — вполне конкретные и многоразличные и совсем недавние дела, прямо противоположные смыслу этих слов.
"Манифестанты" осуждают подогреваемую с разных сторон конфронтацию! Да чем же иным, как не "подогреванием", был, например, хотя бы громогласный призыв Попова и Собчака не отмечать главный государственный праздник страны — годовщину Октябрьской революции?! Впрочем, нет, это не "подогревание", а подстрекательство, разжигание конфронтации, плевок в душу миллионов. Можно ли себе вообразить, чтобы мэры Вашингтона и Нью-Йорка выступили против празднования годовщины Дня независимости. Можно ли помыслить, чтобы мэры Парижа и Марселя вылезли перед соотечественниками со словами: "Хватит веселиться в день взятия Бастилии! Возьмем-ка тряпки и будем протирать окна!" Подобные призывы там невозможны, таких мэров соотечественники не только заклеймили бы как циников и невежд, но и моментально вышибли бы из государственных кресел.
Сегодня "манифестанты" клянутся, что они против разжигания таких страстей, когда человек поднимается против человека. Они очень опасаются, что подогревание конфронтации "вытеснит" рассмотрение и решение действительных проблем и задач общества. Конечно, вытеснит! Но ведь еще вчера они занимались именно этим — разжигали страсти, поднимали людей друг на друга, отвлекали общество от решения действительно насущных задач: никакого иного смысла не имели их затея с отменой Октябрьского праздника, возня с переименованием Ленинграда, прожекты о перезахоронении тела В. И. Ленина.
Сегодня "манифестанты" божатся, что им чужды разрушительная страсть к борьбе и демонстрация силы. Но что такое, как не демонстрация силы, вчерашние многотысячные митинги, которые то и дело устраивали в Москве, Ленинграде, других городах? Митинги, на которых именно они произносили речи, исполненные разрушительной страсти.
Сегодня уверяют, что они за компромиссы и согласие, за единство и взаимопонимание, за терпимость и ответственность. Но вчера кое-кто из них стоял под плакатом "КПСС — чума XX века". Это не только грязное оскорбление многомиллионной партии, в которую они сами вступали с клятвами в верности, но и миллионов просто порядочных людей; не только провокаторское разбрасывание семян зоологической ненависти и вражды, это еще и политическая бездарность: только бездарные политики не думают о союзниках, с легкостью отшвыривают от себя миллионы, превращая их в невольных врагов.
Они объявляют: "Нам чужд фанатизм. Наш критерий — нравственная состоятельность любых концепций". Но разве такие плакатики над их головами — это не фанатизм самого пещерного пошиба? Разве пародийная концепция Собчака о возникновении фашизма — это не глумление над нравственностью?
Сегодня Яковлев говорит: "Подавляющее большинство в КПСС — честные люди, патриоты своей страны. Это они доказали на всех этапах нашей истории". Уж какое спасибо-то! С Останкинскую телебашню. Но что же молчал вчера, когда помянутый плакатик трепыхался на московских площадях, когда честных патриотов объявляли чумой? И почему не похвалили за сдержанность коммунистов, которые в ответ не вышли на улицы с плакатами такого же сорта?
