— Не говори, поскорее бы…

— Мужики, в "Белом доме" живых не брать…

— Внимание всем. "Я "Пион". Никаких… (голос заглушает сильная стрельба). Это провокаторы. Уничтожить!..

Судя по всему, "Пион" — большой начальник, и после слова "никаких" он сказал "пленных". Командир роты, батальона или даже полка такой приказ отдать не мог. Кто же именно его отдал? Этот вопрос всегда интересует не только историков.

…4 марта 1799 года молодой генерал Бонапарт осадил сирийский город Яффу (ныне пригород Тель-Авива). Он не сдавался. Генерал объявил населению, что если он возьмет город приступом, то всех жителей перебьют, в плен брать не будут. 6 марта последовал штурм, и солдаты принялись истреблять всех. Но в конце дня Бонапарту доложили, что около 4 тысяч турецких солдат остались живы. Они были хорошо вооружены и в начале штурма надежно укрылись, преисполненные решимости драться до последней капли крови. Но когда французские офицеры пообещали им плен, они вышли из своего укрепления и сдали оружие. Их заперли в сараи. Бонапарт был в бешенстве. Три дня он размышлял, колебался, однако на четвертый отдал свой страшный приказ: 4 тысячи пленников были выведены на берег моря и все до одного расстреляны. "Никому не пожелаю пережить то, что пережили мы, видавшие этот расстрел", — писал позже один французский офицер. Но как ни дико это звучит, у гения-изверга имелись "смягчающие вину" обстоятельства. Во-первых, не было свободных войск, чтобы конвоировать пленных. Во-вторых, не было судов, чтобы отправить их морем в Египет. В-третьих, пленных нечем было кормить. Наконец, как-никак, но он все-таки семьдесят с лишним часов колебался.

Так вот, прошло двести лет, но достоверно известно и не забыто, кто отдал приказ "Пленных не брать!" и кто его осуществил.

Неужели Грачев и Ерин думают, что не найдется русского офицера, который не только, подобно его далекому французскому коллеге, расскажет об ужасе содеянного 3–5 октября в Москве, но и назовет всех по именам. И тогда не окажется никаких смягчающих обстоятельств, а только отягчающие. Во-первых, было достаточно войск, чтобы конвоировать пленных. Во-вторых, не было нужды делиться провиантом. В-третьих, это же были не турки, не персы, не арнауты, а свои, свои, свои, в огромном большинстве — русские. Наконец, ведь не было ни малейшего колебания, никаких мук совести. Грачев заявил: "Решение о применении вооруженных сил я принимал один час". Это были не колебания, не терзания души, просто, говорит, "мне надо было уточнить, какие войска привести в боеготовность, по каким маршрутам им двигаться". Только и всего. А когда войска прибыли по указанным маршрутам, заняли исходные позиции, то им и дали приказ: "Патронов не жалеть! Пленных не брать!" Безо всяких колебаний. Это при нападении моджахедов Грачев, как Бонапарт, колебался почти семьдесят часов, а тут все было решено в мгновение ока. Правильно сказал о нем Ельцин: "Сильный министр! Работал, работает и будет работать". На телевидении кто-то заметил при этом, что теперь Грачев обречен на политическое бессмертие. Не знаю, так ли. Но историческое долголетие ему гарантировано. Примерно такое же, как обер-полицмейстеру Москвы, а потом генерал-губернатору Петербурга Д. Ф. Трепову (1855–1906), прославившемуся подобными приказами 9 января 1905 года и позже при подавлении первой русской революции, имевшей для него летальный исход.

А между тем офицеры, у которых жива совесть, уже объявились. Подполковник А. Сергиенко рассказал, как 3 октября его и еще 11 человек схватили на Октябрьской площади дюжие молодцы в гражданской одежде, бросили в крытую машину и отправили в 74-е отделение милиции. Там учинили всем унизительный допрос. "Познакомившись с моим "делом", — пишет подполковник, — майор милиции спросил: "Так вы до сих пор коммунист?" — "Да", — ответил я, — еще с 1957 года. И не выходил, не приостанавливался!" — "Тогда посидите еще — коммунисты, они выносливые!" И вывод после многочасового сидения подполковник сделал такой: "Сентябрьская артподготовка, в октябре переросшая в артобстрел, продолжается…" Сотрудник Министерства обороны полковник А. Н. Иванов тоже не в силах молчать: "Мучительно стыдно, что повязанными кровью бессмысленных жертв 3–4 октября стали не только лужковский спецназ и еринский ОМОН, но и грачевская армия… Не видел в жизни ничего более чудовищного, чем хладнокровно методичный расстрел Дома Советов. И не мыслю ничего более позорного, чем награждение орденами военнослужащих, проливших в братоубийственной бойне кровь соотечественников, — возможно, своих вчерашних боевых друзей и сослуживцев… Да, именно армия спасла власть. Ту власть, которая в течение последних лет целенаправленно ее уничтожала… Как после этого жить и служить? На что рассчитывает сегодняшняя правящая клика? Как ни фальсифицируй, а правда, свидетелями которой были сотни людей, все равно рано или поздно вылезет наружу… Такое не забывается. Теперь и для безусого лейтенанта, и для старого генерала, и для бывшего ельциниста главным чувством в отношении режима станет НЕНАВИСТЬ, всепоглощающая НЕНАВИСТЬ, НЕНАВИСТЬ ко всей этой свободе беспринципных дельцов, облепивших вершину власти… Но пусть знает кровавый режим, что две-три подкормленные элитные дивизии — это еще не вся армия. И пусть еще знает, что он выпустил джинна из бутылки…

После происшедших событии накал ненависти к властям так велик, что действия может спровоцировать даже небольшое неловкое движение… Поверьте, так думает большинство офицеров…" Генерал-лейтенант Л. Ивашов пишет: "Нельзя заставить всех думать так, как думает, например, г-н Ерин. Это очень опасно. В нашей истории было немало подобных случаев, сначала погромы, расстрелы, потом победа, героические реляции, исполнители повышались в чинах, представлялись к наградам. Но последующий ход истории приводил к тому, что их проклинали. Я не исключаю, что так будет и на этот раз… Нужна представительная, компетентная комиссия для расследования всех обстоятельств этих событий…" Подполковник, полковник, генерал-лейтенант. Первый выступил в "Правде", второй — в "Независимой газете", третий — в "Комсомольской правде". Думается, недолго ждать, когда в таком духе скажет свое слово генерал армии или маршал. И не где-нибудь, а в "Красной звезде". Мы даже не исключаем, что это будет не кто другой, а генерал армии Грачев.

Но кроме тех офицеров, что уже выступили открыто, немало и таких, которые по тем или иным причинам пока не могут назвать свои имена. Так, 31 октября в заметке "Что может стать причиной отставки Грачева" "Московский комсомолец" писал: "По информации из надежных источников, отдавая приказ об обстреле "Белого дома", П. Грачев одновременно распорядился применить с вертолетов неуправляемые ракетные снаряды. Зона поражения НУРС составляет более 1 кв. км. Если бы распоряжение министра было выполнено, в зоне оказались бы комплекс зданий на Красной Пресне, зоопарк, несколько десятков жилых домов, в том числе высотка на площади Восстания (МИД)".

На другой день после появления этой заметки в редакцию "Новой независимой газеты" позвонил высокопоставленный сотрудник Генштаба и, попросив сохранить в тайне его имя, подтвердил, что план ракетного удара по Дому Советов рассматривался и готовился. Командующий авиацией сухопутных войск генерал-полковник Виталий Павлов на вертолете "лично вылетал на рекогносцировку объекта. Появление столь Высокого чина на "передовой" говорит само за себя". Однако в последний момент и он, и командующий Московским военным округом генерал Кузнецов, как верно пишет "Московский комсомолец", этот приказ министра выполнить отказались, хотя потом вместе с Грачевым утверждали, что такого приказа не было. Ну понятно: ведь за невыполнение приказа полагается взыскать по всей строгости…