Дома, в сравнительно уединенном Лидинге, ситуация складывалась не намного лучше. Бьерн и Агнета поселились здесь в ноябре 1976 года, но уже к следующему лету поняли, что отсюда придется уехать. «Дом находится на слишком открытом месте и легко доступен для фэнов», — говорил Бьерн. К октябрю они переехали в более скромную виллу, расположенную в том же Лидинге. Ее цена тем не менее была немаленькой 900 тысяч крон (117 тысяч английских фунтов).

Фрида и Бенни испытывали те же проблемы, усугублявшиеся еще и тем, что с ними жили их дети. «Фэны обычно проникали в дом через заднюю дверь, и не все из них были совершенно здоровы, — вспоминает Фрида много лет спустя. — Поэтому я опасалась за детей».

Довольно часто происходили странные и не очень приятные инциденты. Однажды ночью Бенни и Фриду разбудил шум, доносившийся из кухни. Оцепенев от страха, они спустились на цыпочках по лестнице и увидели на улице, у порога своего дома, каких-то людей. Оказалось, что это семейная пара из Западной Германии установила походный столик и пила кофе из чашек, позаимствованных на кухне.

Иногда возникало ощущение, будто им негде скрыться: поскольку в газетах и журналах постоянно публиковались заметки о Виггсе, фэны и просто любопытные приплывали на остров в надежде встретиться с кем-нибудь из Abba. Бремя славы еще больше осложняло и без того непростые семейные отношения Бьерна и Агнеты. Эта ситуация находила отражение в музыке группы.

В середине июля Бьерн и Бенни написали еще одну песню для нового альбома. Ее рабочее название, «Sjomansvisa» («Песня моряка»), выдавало место ее рождения — Стокгольмский архипелаг. Аранжированная и записанная в студии Marcus Music, она превратилась в балладу в стиле софт-рок. Спустя несколько месяцев Бьерн написал текст. Он уединился в комнате отдыха их с Агнетой нового дома, растянулся на полу и сочинил историю о том, как семейная пара пытается спасти свой брак. Песня получила название «One Man, One Woman».

Последние вещи труппы вроде «Eagle», возможно, и были более амбициозными в текстуальном плане по сравнению с «dum dum diddle» их более ранних работ, но все равно не выходили за пределы фантазий в духе «нью-эйдж» новомодных романов. «One Man, One Woman» стала первой песней, основывавшейся на личном жизненном опыте Бьерна. В ней он честно рассказал о своих отношениях с женой.

Если «One Man, One Woman» сравнить с «Knowing Me, Knowing You», посвященной той же теме, ее образы представляются более четкими и драматичными. Первая строка «One Man One Women» «No smiles, not a single word at the breakfast table» («Никаких улыбок, ни единого слова за завтраком») несет в себе заряд мощи, доселе невиданной в текстах Abba. Из нее сразу становится ясно, о чем пойдет речь в песне. Это не романтический порыв, когда мужчина и женщина влюбляются друг в друга, и не крик отчаяния, когда они расстаются, а борьба за сохранение семьи, когда пьянящее чувство любви вырождается в унылую рутину.

Муж уходит на работу и «хлопает дверью», оставляя жену поразмыслить о создавшейся ситуации. «Daydreams of a better life, but I have to wake up / The sound of a key in the door» («Мечты о лучшей жизни, но нужно просыпаться, / В дверном замке скрежещет ключ») — муж и жена снова встречаются вечером. Последний куплет завершается на оптимистичной ноте: «You smile and I realize that we need a shake-up / Our love is a precious thing / Worth the pain and the suffering / And it's never too late for changing» («Ты улыбаешься, и я понимаю, что мы должны взяться за руки, / Наша любовь бесценна, / С болью и страданиями. / И никогда не поздно все изменить»).

Бьерн обычно опровергал предположения по поводу того, что тексты о «семейных кризисах», написанные им в течение первой половины карьеры Abba, отражают события его личной жизни. Но, слушая «One Man, One Woman», было трудно избавиться от впечатления, что речь идет о семье Ульвеус — Фельтскуг, слишком жизненно, слишком конкретно звучали ее слова, а образы были слишком угадываемы, чтобы можно было поверить в то, что это не душевные излияния автора. Весьма знаменателен тот факт, что основной вокал этого трека записала не Агнета, а Фрида — в этом прослеживается желание подчеркнуть щекотливость данной темы.

Хотя Бьерн и раньше писал талантливые тексты, «One Man, One

Woman» -первая песня, где его слова звучат по-настоящему искренне. Он начал превращаться в мастера описания жизни такой, какова она есть, противопоставляя реалии повседневных проблем расхожему мифу о карьере рок-звезды как средстве бегства от прозябания в маленьком городке.

К середине августа были записаны треки аккомпанемента всех песен нового альбома, но еще предстояло наложить на них вокальные партии, а также нужно было заканчивать саундтрек фильма. Дополнительную проблему создавала беременность Агнеты.

Именно тогда, когда группа нуждалась в покое, Стиг Андерсон сделал неожиданное заявление прессе. По следам публикации, в которой утверждалось, будто Polar Music с ее дочерними компаниями является самым прибыльным предприятием в стране, Стиг заявил, что Abba всерьез подумывают о переезде за границу по налоговым соображениям. «Мы много говорили о налоговом гнете, — сказал он, — Такое положение вещей вынуждает нас навсегда покинуть Швецию. Мы не настолько глупы».

По его словам, в качестве стран-кандидатов рассматривались Монако, Швейцария и Лихтенштейн. «Abba могли бы использовать любую из этих в качестве базы... В разговоре принимали участие все члены группы... Если ситуация с налогами ухудшится, мы, не колеблясь, претворим наши планы в жизнь».

Разумеется, подобные планы явились новостью для членов группы, которые категорически отрицали, что они собираются покинуть Швецию. Застигнутые врасплох, они были вынуждены нарушить свое слово не давать интервью до завершения работы над альбомом, и выступить с собственным заявлением. «Мы обсуждали возможность отъезда за границу в чисто теоретическом плане, — пояснил Бьерн, — и то мимоходом». Агнета была еще более категоричной: «Если Стиг подразумевал, будто мы вчетвером намереваемся уехать из страны, то это неправда». То, что она сказала дальше, стало первым случаем, когда член Abba прямо заявил о расхождении взглядов группы со взглядами их менеджера: «Это ужасно, когда люди считают, что Стиг говорит от нашего имени, будто Abba — это он. Мы вполне способны иметь свое собственное мнение».

Стиг действительно имел привычку говорить о группе и себе «мы» при общении с журналистами — «мы» работаем над новым альбомом, «мы» собираемся в тур, «мы» не согласны с такими налогами. Это создавало впечатление о Стиге и Abba как о едином целом.

Все бы ничего, но члены группы вовсе не горели желанием поддерживать каждое сомнительное заявление Стига в его многочисленных интервью. На следующий день после «угрозы эмиграции» ему пришлось, опровергая свои собственные слова, сказать прессе, что у него и членов группы не было планов покинуть страну.

Из последующих интервью явствовало, что дела в группе обстоят далеко не лучшим образом. «Десять лет назад моя жизнь была гораздо счастливее,- откровенничал Бьерн. — Последние шесть месяцев я постоянно чем-то озабочен». Ему вторила Агнета: «Мы так много работаем в студии. Наверное, в этом причина. На нас столько всего навалилось».

Несомненно, в то время все члены группы испытывали сильное давление извне. Достаточно было ответственности перед звукозаписывающими компаниями, жаждавшими получить от них качественный «продукт», и нападок со стороны шведской прессы — Abba совершенно не нуждались в лишних проблемах.

Агнета, которой уже нужно было думать о будущем ребенке, проводила в студии по 12 часов в день. Тогда-то едва и не произошло несчастье. Она была на седьмом месяце, когда у нее чуть не случился выкидыш, и ее тут же отвезли в больницу. Для Агнеты это было дурным предзнаменованием. Ей сразу вспомнились трудности, с которыми она столкнулась, вынашивая Линду. «Я думала: может быть, мне не дано быть матерью?» — рассказывала она. К счастью, врачи спасли ребенка, но она навсегда запомнила свою вторую беременность как «тяжелую».