Долго боролись, пока волк не обессилел! А когда упали девушка с волком на снег, сумела она зверюгу за обе челюсти ухватить, да и рванула что было сил! Пасть ему напрочь разорвала… А потом встала со снегу и пошла себе домой. Как ни в чем ни бывало! А ведь матерого волка такого одними руками убила…

    Народ сбежался отовсюду – глядь, а убитый Женькой волчище и есть тот самый людоед, что много душ загубил, да все окрестные села в страхе держал! Вот диво-то было дивное! По всей округе молва о Женькином подвиге пошла! В дом к ней отовсюду сходились поглядеть на нее, да гостинец какой-никакой подарить, но Женька ничего не брала, говорила – детям своим гостинцы эти несите, а мне не надо ничего, Господь силу мне дал, вот силой Божьей я зверя-то и одолела! Во всех церквях за здравие ее молились! Это еще до обретения ею Дара небесного было! А саму ее с той поры называть стали Самсон-девица! А потом, с годами-то, и попросту - Самсонихой…

    Влад лишь не очень доверчиво головой покачал. Уж очень похожа была эта история на местную легенду, вроде той, где рассказывалось о том, как молодой Самсонихе Ангел явился, да выбор ей жизненный предложил…

   Однако распространяться на эту тему он посчитал неуместным.

    - Ну хорошо, - заметил он только, - однако, как ни крути, но волк, даже самый крупный, все-таки не лев!

 - Львы в наших краях не водятся, - назидательно ответила ему вторая женщина, - однако окажись бы на месте волка того самый настоящий лев, наша Самсониха и льва голыми руками бы разорвала!

    На это Влад ничего отвечать не стал. Подумал только о том, что ведунья эта не просто местная достопримечательность, а предмет поклонения, и вера людей в ее возможности поистине беспредельна.

   Между тем, открылась дверь, и на крыльцо из дома вышел мужчина, только что побывавший на приеме, а за ним выглянула уже знакомая Владу девушка.

   На мгновение их глаза встретились. А потом девушка прикрыла дверь и исчезла в сенях.

    По очереди прошелестел беспокойный приглушенный говор – помощница ведуньи никого не пригласила.

    Но вот девушка появилась вновь. Ни на кого не глядя, она спустилась с крыльца, подошла к сидевшему довольно далеко еще от входа Владу и остановилась перед ним.

   - Пойдемте, - сказала она негромко. – Матушка вас ждет.

   Слегка ошеломленный Влад с готовностью поднялся на ноги, смущенно оглянувшись на сидевших и стоявших вокруг людей, которые в полном молчании смотрели на него, не отводя взглядов, как будто он был избранный!

   Однако молодому человеку было перед ними как-то неловко.

   Но девушка уже шла обратно к крыльцу, не оглядываясь, и Владу не оставалось ничего иного, как молча последовать за ней. Никто из ожидающих в очереди не проронил при этом ни слова: по всему было видно, что Самсониха сама определяла – кому и когда к ней входить. Порядок очереди ее ничуть не занимал.

    Войдя в горницу, Влад снова поразился тому, какая непомерная сила исходила от этой красивой и такой необычной женщины-великанши! Он как будто впервые увидел ее… и ему невольно подумалось:

   «Такая женщина и вправду льва голыми руками, наверное, победит…».

   Как и в первый раз,  под прямым и пронизывающим взглядом ведуньи он ощутил непрошенную робость и растерянность. Влад поздоровался – смущенно и негромко.

   - Ну, здравствуй, - отозвалась Самсониха своим рокочущим голосом, в котором, однако, явно ощущалось материнское тепло. – Присаживайся… милок!

   Влад поблагодарил и присел к столу. Девушка-помощница неслышно прикрыла чуть скрипнувшую дверь.

    - Был у Антонины, - не то спрашивая, не то утверждая, сказала Самсониха. 

    - Был, - отвечал Влад.

    - И она тебе все рассказала.

    - Все ли, не все… не знаю. Однако рассказала, - вздохнул в ответ Влад.

    - Ну и… что скажешь? – спросила ведунья пытливо.

   Влад немного смущенно опустил глаза.

    - Так ведь что тут сказать-то? Я только внимательно выслушал.

    - Выслушать-то выслушал, - заметила Самсониха. – Как ты отнесся к тому, что она поведала тебе? Как воспринимаешь Антонину теперь? Дочке-то ее помогать не раздумал? 

    - А при чем тут Галя? – Влад поднял глаза на ведунью. – Галя тут совершенно ни при чем. Грех этот или там, если сказать конкретнее – предательство, не она, а мать ее совершила! Вот пусть мать за это предательство и отвечает. Это будет справедливо.

    Самсониха лишь скупо улыбнулась в ответ, только улыбка ее вышла какой-то суровой.

   - А вот и неправда твоя, милок, - мягко, но решительно сказала она. – Это справедливо, но лишь с позиции человеческой! Это еще большевики такой лозунг выдвигали: « Сын за отца не отвечает». Только выдвигать-то выдвигали, а делали все по-другому! У них сын за отца всегда отвечал, да как еще отвечал-то!

 И сыновья, и дочери отвечали, даже порой и внуки… Но речь у нас с тобой не о том. Речь о том, что Галка за грех матери сейчас расплачивается. Ибо там, - она подняла свой длинный и могучий палец, - законы не человеческие, а Божеские. И справедливость Божеская порой не всегда нам, людям-то смертным, понятна, ибо немощны мы умишком своим.

   - Где же тут справедливость? – возмущенно спросил Влад. – В чем Галя-то виновата? Почему она должна…

    - Я тебе еще раз говорю, - жестко перебила его Самсониха, - Справедливость небесная отлична от справедливости земной, а потому не всегда понятна уму человеческому! И устроено так того ради, чтобы люди законы Божеские исполняли не из страха перед карой за их неисполнение, а по совести! Каждому воля свободная дана, и у каждого выбор есть – надо только глас Божий слушать! А он в душе каждого человека звучит.

    - Даже если… я не верующий? – спросил Влад.

    - Верующий ты или не верующий – Божьи законы все равно действуют. Разница между верующим и неверующим – как между зрячим и слепым. Первый видит, второй не видит, а мир-то ведь вокруг обоих один и тот же! Только незрячий глазами слеп по несчастию своему, а незрячий душою слеп по собственному хотению.

    Влад помолчал немного, обдумывая слова ведуньи. Потом нерешительно заметил:

   - И все же мне не очень понятно, зачем мне было узнавать от Антонины Васильевны эту ужасную и неприглядную историю…

   - Не очень понятно? – слегка удивилась Самсониха. – А разве сама она тебе не объяснила?

   - Ничего она мне не объяснила…

   - Ну как же! Что она сказала тебе, когда рассказывать-то закончила? Не помнишь?

   - Да нет, помню! – ответил Влад. – Сказала… будто полегчало ей сильно! Будто скала тяжкая с души свалилась! Кажется, так и сказала.

   - Ну вот! – Самсониха удовлетворенно кивнула. – Это и было нужно. Душу Антонины от тяжести и гнета освободить, дабы своей озлобленностью и обидой не мешала тебе в радении твоем. Если дочку спасешь, то и матери поможешь, ибо связаны они узами родства, а узы эти самые прочные. Антонина-то сперва на тебя волком смотрела, а когда ты уходил, все ведь по-другому было – так?

    - Да, действительно, - с легкой растерянностью сказал он. – Провожала она меня совсем не так, как встречала. Только я был под впечатлением – уж очень она страстно рассказывала, я как будто своими глазами все увидел! Потому и не слишком обратил внимание…

    - Ну, это неважно, - отозвалась Самсониха. – А теперь внимательно меня слушай, милок! Я расскажу тебе, что и как дальше тебе делать нужно.

    - Я внимательно вас слушаю, матушка Евгения… - Влад впервые назвал ведунью так, как называли ее другие люди.

    - Так вот, - сказала ведунья, понизив голос и глядя парню прямо в глаза. – Возвращайся в Краснооктябрьск. Улицу Свободы там знаешь?

    - Теперь знаю, - ответил Влад. – Это главная улица в городе…

    - Правильно, - подтвердила Самсониха. – А улицу Свободы пересекает улица Коммуны. На перекрестке этих двух улиц находится дом -  старый, двухэтажный, дореволюционной еще постройки. Найдешь этот дом… Там на первом этаже раньше было фотоателье. Оно давно уже закрыто. Тебе попасть надо в помещение этого фотоателье и спуститься в подвал. В подвале, возле той крайней стены, что располагается дальше от улицы Коммуны, есть последняя по коридору комната. Посередине ее вскроешь старый деревянный пол и вытащишь коробку – не то из металла, не то из жести… Плоская металлическая коробка. Заберешь ее оттуда.