— Уговорил, — сказал я, — забуду обо всех.
— Так обещаешь? Я не хотел бы, чтобы чувство вины или угрызения совести испортили тебе отпуск.
— Обещаю. Приятно поболтать с тобой, Эйб, но…
— Пришли чек, — сказал он и повесил трубку.
В тот день мне предстоял ленч с тремя вкладчиками, интересы которых защищала наша фирма. В их совместном владении был земельный участок на острове Сабал. Они планировали построить там сто семьдесят жилых домов, которые стали бы их совместной собственностью. Владелец соседнего участка собирался построить на своей земле сто десять таких же домов. Но благодаря причудам зональных тарифов мои клиенты, объединив свой участок с соседним, смогли бы построить — в пределах зональных ограничений и не нарушая закона — триста домов вместо тех двухсот восьмидесяти, что построили бы, действуя независимо. В единстве — сила; на горизонте маячила круглая сумма в два миллиона зелененьких, которую они получили бы, объединившись, на дополнительных двадцати домах, вложив в них по сто тысяч. Три моих клиента хотели образовать объединенное предприятие со своим соседом и просили меня организовать встречу с ним и с его адвокатом.
Это были суровые ребята — эта троица, нацеленная исключительно на то, чтобы делать деньги, преисполненная решимости сколотить себе состояние любым путем, — хоть на производстве пластмассовой блевотины. (Мой партнер Фрэнк любит повторять в связи с этим, что на свете существует два разряда людей: «производители блевотины» и «производители фантазий»). Ни один из моих клиентов и не подумал о том, что, втискивая дополнительные двадцать домов на объединенном участке, если бы удалось договориться с их соседом, они окончательно погубили бы городской пейзаж, застроив этот участок стена к стене однотипными домами, чего так отчаянно пыталась избежать Калуза. Деньги поставлены во главу угла — и пропади она пропадом, природная красота несчастного острова Сабал. Клиенты мои никогда не улыбаются, абсолютно лишены чувства юмора, поэтому услышать из их уст анекдот — приятная неожиданность (меня это в самом деле порадовало). «История, которую вы, как адвокат, оцените по достоинству», — заявил рассказчик.
По всей видимости, в одном из парков отдыха, расположенных по дороге к Тампе, недавно соорудили бассейн для двух самцов-дельфинов. Владелец таким образом пополнил список диких животных, обитающих в естественном состоянии на обширной территории парка. Тысячи посетителей каждый день приезжали в парк, чтобы за определенную плату полюбоваться на те незамысловатые трюки, которые выполняли дельфины. В трюках этих не было и намека на сексуальность. Дело в том, что дельфинов неожиданно охватила непристойная страсть к нежным молоденьким чайкам. Чтобы удовлетворить их томление и сохранить радостный настрой души, владельцу парка пришлось каждую ночь тайком запускать в бассейн достигших брачного возраста упитанных чаек. Эти юные птицы доставляли дельфинам райское наслаждение. И вот несколько недель назад безлунной ночью владелец парка украдкой пробирался по дорожке, ведущей к бассейну, с молодой и прекрасной чайкой в руках. Там, трепеща от страсти, дельфины ждали брачного жертвоприношения. (Я понял, что задавать вопросы, каким образом практически могли дельфины сочетаться браком с чайкой, не полагалось.) Владелец парка крадучись пробирался вперед, как вдруг путь ему преградил спящий лев, растянувшийся поперек единственной дорожки, которая вела к водоему. Что делать? Уповая на то, что лев спит крепко и не проснется, владелец парка осторожно перешагнул через лежавшее тело, не выпуская из рук юную чайку. И тут из кустов, размахивая револьвером, вылез полицейский и арестовал несчастного.
— Знаете, какое ему предъявили обвинение? — спросил мой клиент.
— Какое?
— Перенесение несовершеннолетней птицы через неподвижное тело с безнравственными намерениями! — выпалил он и расхохотался.
Я вернулся в контору только к трем часам. Разобрался со всеми делами, накопившимися за время моего отсутствия, а потом позвонил Карлу Дженнингзу и попросил заглянуть ко мне на минутку.
Карлу двадцать семь лет, он недавно — от силы два года назад — закончил Гарвардскую юридическую школу и решил начать практику на Юге, где жизнь дешевле, а наркотики в цене. При обсуждении сложных вопросов он, как самый молодой в нашей фирме, предлагал порой оригинальные решения, на что люди среднего возраста, вроде нас с Фрэнком, уже не способны. Да, среднего возраста. Или, если хотите более точно, — уже выше среднего. Мне тридцать восемь, и, по моим расчетам, проживу я лет семьдесят — семьдесят пять. Тридцать восемь — половина от семидесяти шести, так что я уже переступил во вторую половину жизни. На работу Карл всегда являлся так, будто собирался на похороны, — стиль, доставшийся ему по наследству от отца-банкира из Бостона. Карл также унаследовал от pater familias[22] вьющиеся светлые волосы, не слишком украшавший его орлиный нос и близорукие глаза, увеличенные толстыми линзами очков в черепаховой оправе. В его интонации безошибочно угадывается влияние диалекта, обычно приписываемого клану Кеннеди. Синтия в шутку называет его «Председатель правления».
Я рассказал Карлу о разговоре с Эйбом Поллаком и попросил проследить, чтобы наш клиент выписал чек на Эйба как адвоката, подписавшего контракт, и перечислил на его счет условно депонированную сумму. Карл заверил меня, что сделает это сразу же, как вернется в понедельник утром в контору после продолжительного уик-энда. Кроме того, я попросил его за время моего отсутствия потолковать с неким мистером Гарри Лумисом, работавшим в «Эй энд Эм Эгзон» на углу Уингдейл и Пайн. Просил его вытянуть из Лумиса все, что тот помнил об утре, когда Джордж Харпер приехал на бензоколонку заправить грузовичок горючим, и особенно подробно расспросить Лумиса о том, как продал Харперу пятигаллоновую канистру и как наполнял ее бензином.
— Больше всего меня интересует, почему на канистре нет отпечатков пальцев Лумиса, — объяснил я. — Харпер думает, что он был без перчаток, и не может вспомнить, обтирал ли Лумис канистру. Выясните это.
— Сделаю, — успокоил меня Карл. — Что еще?
— Я оставил Синтии номер телефона в Пуэрто-Валларта, по которому можно связаться со мной. Буду там до вечера в понедельник. Во вторник уедем в Мехико, у Синтии есть номер телефона нашего отеля.
— Прекрасно, — сказал Карл.
— Это все поручения, — сказал я.
Карл пожелал мне хорошо отдохнуть и ушел.
Подняв трубку, я позвонил в магазин Китти Рейнольдс. Объяснив, что представляю интересы человека, обвиненного в убийстве, спросил, не могу ли повидаться с ней сегодня. Она предложила мне приехать прямо сейчас, и не прошло двадцати минут, как я оказался на Люси-Сёркл. Еще десять минут у меня ушло на поиски местечка, куда можно было бы приткнуть машину, и было уже около четырех, когда я наконец остановился на тротуаре перед магазинчиком мисс Рейнольдс. Подняв глаза, я рассматривал вывеску на освещенной витрине.
Как хорошо известно жителям Калузы и приезжим, Сёркл[23] и на самом деле представляет собой окружность, центр которой занимает довольно большой парк, по внешней стороне его тянется цепь ресторанов и магазинов: ювелирных и торгующих сувенирами; а кроме того, фотоателье, цветочная лавка, магазин оптики, почтовое отделение, несколько магазинов антиквариата, три магазина произведений искусства, специализированный сырный магазин, два магазина мужской обуви, пять — женской, с полдюжины магазинов женской одежды, парикмахерская, несколько закусочных, три магазина мужской одежды, шоколадница, кафе-мороженое, мебельный магазин, аптека, магазин дешевых товаров (в которых все стоит 50 центов), киоск с поздравительными открытками, магазин по продаже цитрусовых (апельсины и грейпфруты можно отправить с доставкой на дом не таким удачливым, как мы, жителям Миннесоты или Торонто), магазин, торгующий сумками и чемоданами, магазин, где продается мебель под красное дерево, магазин, торгующий только серьгами, и дискотека, в программу которой по средам вечером включают номер под названием «Пожарная команда», предназначенный исключительно для женщин (последний писк моды в нашем городе): несколько мужчин-танцовщиков демонстрируют умеренный стриптиз.