А Нина досрочно возвратилась в полк из госпиталя, где лечилась после множественного осколочного ранения. Бледная, сильно исхудавшая, она появилась среди нас совершенно неожиданно. Одному лишь Федьке призналась она, что до смерти соскучилась по своим однополчанам и что раны ее оказались неглубокими и совсем неопасными... В первом я ничуть не сомневаюсь, что же касается ран... Молодец все-таки наша Нинка!

Немец напирает на Тарту. Об этом мы узнаем из нового приказа, догнавшего полк прямо на марше, и, согласно ему, делаем неожиданный 80-километровый бросок на север, чтобы охладить боевой пыл гитлеровских танкистов.

Машину ведем с Нилом по очереди: больше всех на марше достается механику-водителю. А после бездорожья прокатиться по шоссе Выру — Тарту — одно удовольствие.

К ночи полк наш достиг городской окраины, но при въезде в город колонну нашу задержали: среди развалин Тарту передвигаться в темноте нельзя...

Не пожалели несколько минут, отнятых у сна, чтобы послушать последнее сообщение Совинформбюро. Новости хорошие: с Финляндией идут переговоры о прекращении военных действий; Болгарии объявлена война: там не правительство, а какая-то проститутка. Союзники взяли Брюссель, вступили в Голландию, в 50 километрах от германской границы ими занят город Мец. До чего смехотворны расстояньица тамошние! 6 сентября

Чуть-чуть посерело небо — въезжаем по асфальту под каким-то виадуком в город. Моя машина идет первой по разрушенной улице, должно быть, центральной, если судить по ее ширине и по высоте завалов. Во многих местах даже проезжая часть улицы скрыта под горами камней, битого кирпича, исковерканных железных балок и больших кусков стен, но среди этого хаоса разрушения саперы уже проделали проходы, по [396] которым машина едва протискивается. Нил ведет ее зигзагами, огибая завалы.

У входа в этот лабиринт перед самой нашей машиной вдруг сами собой поползли в противоположные стороны две широких длинных доски, на которых лежали в ряд несколько круглых плоских противотанковых мин. Их еще песочком и битой штукатуркой сверху присыпали, чтобы они не так в глаза бросались. Изобретение солдат очень просто: к обоим концам доски привязано по веревке или гибкому прочному проводу такой длины, чтобы можно было, укрывшись в развалинах друг против друга, тянуть эту смертоносную доску туда и сюда поперек мостовой. Обслуживать это приспособление могут всего два человека. Между напарниками и их соседями имеется связь голосом и зрительная. Ночью эти доски лежат посреди улицы, а как только сделается светло, их оттаскивают поближе к развалинам, где заметить их среди обломков кирпичных стен и осыпей штукатурки очень трудно. Они притаились, чередуясь через одну, то слева, то справа. Если и прорвется фашистский танк в город, назад ему уже не возвратиться: невидимые экипажу истребители непременно подсунут под гусеницу машины мину. Словом, не танк ищет мину, а она его. Находчивость братьев-славян, наших товарищей по оружию, восхищает нас, но ощущение испытываешь не из приятных, когда видишь, как за кормой замыкающей машины из твоей колонны эти противотанковые доски снова сдвигаются. Это значит, что мы прибыли на место и что назад нам ходу нет. Быть по сему!

Мы медленно выезжаем в поле, оставив позади себя окраинные дома. Улица теперь находится значительно ниже нас.

На поле, метрах в трехстах от окраины, расположены по широкой дуге четыре капонира, словно специально оставленные в наше распоряжение немцами, несколько дней назад выбитыми из города. Но фашисты крепко уперлись на ближних подступах к Тарту и даже время от времени переходят в контратаки, используя танки и самоходные орудия. После введения в обстановку нам сразу стали понятны меры предосторожности, принятые защитниками города.

Километрах в полутора темнеет за полем хвойный лес. Оттуда и накатываются, как нас предостерегли, волны немецких танковых атак. Посовещавшись накоротке, решаем использовать капониры под огневые. Две машины, оставшиеся без укрытия, [397] сразу отводятся назад под уклон, ближе к домам. В случае надобности они будут действовать как кочующие орудия, неожиданно для противника выходя на нужное, то есть наиболее опасное направление. Подполковник Федоров лично указал каждому командиру машины позицию и сектор наблюдения и обстрела.

Наш капонир — крайний на правом фланге полка и ближе всего к шоссе. Он достаточно просторен и глубок и служил, по всей видимости, укрытием для тяжелого немецкого танка или самоходного орудия. Когда наша ИСУ спустилась в него, над насыпью осталась видна только верхняя половина башни. Лопатами быстро срываем часть бруствера перед орудием, чтобы можно было вести огонь в своем секторе. От гусениц до боковых стенок капонира — по метру запаса, и машина может даже немного поворачиваться на месте для глубокой наводки. Запасные позиции — между каменными коробками домиков окраинной улицы.

Еще и солнце не вышло на небо, а полк уже занял оборону. Ведем с наводчиком наблюдение в секторе, расстояние до ориентиров определяем, на карточку заносим. Заряжающий с замковым в это время снаряды бронебойные тщательно протерли. Водитель отдыхает. День прошел спокойно, только где-то за лесом, на левом фланге, периодически начинал истошно давиться «ишак», посылая свои мины на дымящиеся руины городских кварталов. Наш приход, по-видимому, немцами не был замечен.

Вечером радио снова принесло хорошие известия. Наши вышли на румынско-болгарскую границу по всему ее протяжению, приблизились к границе Югославии и готовы оказать непосредственную помощь свободолюбивому братскому народу, который с июля 1941 года, истекая кровью, ведет неравную, тяжелую, героическую борьбу с немецко-фашистскими завоевателями. 2-й Белорусский фронт овладел крепостью Остроленка, что северо-восточнее города Ломжа. С финскими войсками сегодня прекращены военные действия. Ура! Фюрер еще одного верного союзника лишился. Под действием целительных богатырских ударов Красной Армии у некоторых правителей начинают вентилироваться головы от завоевательского угара.

А союзнички наши вступили на территорию еще одной европейской «державы» — княжества Люксембург. [398] 8 сентября

Вскоре после завтрака немцы открыли сильный артиллерийский и минометный огонь по нашей окраине. Через полчаса вылезли из леса несколько танков, среди которых мы заметили «Тигр» и две «Пантеры». Всего мы с Дмитрием насчитали около пятнадцати вражеских машин. «Тигр» нагло шел по шоссе, постреливая на ходу. Следом за ним, как за щитом, катились два длинных бронированных вездехода с пехотой. В поле, не отставая от «Артштурмов», возглавляемых «Пантерами», бежали маленькие издали фигурки фашистских солдат.

— Ну кино! — окнул Митя, продолжая выглядывать из своего люка.

В наушниках раздался голос Федотова:

— Батарея! К бою! Танки подпустить на тысячу метров. Огонь открывать по усмотрению. Нет цели в своем секторе — поддержи соседа. Держись, гвардия!

Немецкая артиллерия продолжает стрелять через нас. Прошла еще одна долгая минута.

— Салов! Справа, ориентир четыре — «Пантера»!

— Есть, вижу.

— Бронебойным — заряжай!

— Готово!

— Поравняется с большим кустом — огонь!

Салов:

— Товсь! Ползи, милая, ползи!

— Огонь!

Выстрел. Через секунду-две веер взрыва скрыл от нас цель.

— Бронебойным — заряжай!

Звякнула о днище медная гильза. Пороховой дым наполняет рубку. Уходит в казенник короткое черное тело снаряда, за ним спешит желтый патрон. Ох уж это раздельное заряжание! Маслянисто клацает замок.

— Готово!

— Доползалась, сука! — басит довольно наводчик, и только теперь я замечаю сквозь оседающее облако пыли, сносимое ветром, неподвижную «Пантеру», которая странно накренилась на правый борт и густо дымит.

— Прямо, шестьсот — «Артштурм»!

— Есть. Веду. Товсь! [399]

— Огонь!

Юркий приземистый «Артштурм», словно почуяв опасность, в последний момент рванулся вправо, и снаряд разорвался позади него. Но от другого снаряда, посланного самоходкой гвардии лейтенанта Положенцева из соседнего капонира, «примус» не ушел: ему разметало подставленный борт и башню, и яро полыхнуло почти бездымное бензиновое пламя, жадно пожирая траву вокруг машины.