В землянке своей мы застали гвардии подполковника Уткина, начштаба, который как раз заканчивал обход подразделений, [495] предупреждая офицеров о возможности тревог. Едва затих скрип его шагов — тревога! Ее устроил неожиданно нагрянувший командарм, генерал-полковник Вольский. Проверкой боеготовности он был удовлетворен.

А охотиться мы больше не ходили, несмотря на подначки обитателей обеих землянок, натравивших нас на зайцев. 7 января

Парковый день. Вечером заступаю дежурным по парку боевых машин. 8 января

Тщательно камуфлируем машины. Завтра полк в полном составе выезжает на боевые стрельбы. Все готово! 9 января

Стрельбы прошли нормально. Наш наводчик стрелять умеет. 250 часов вождения.

Вечером состоялось полковое комсомольское собрание. Меня избрали членом комсомольского бюро полка. 10 января

Заседание комсомольского бюро. По-деловому обсудили вопрос о боеготовности всех подразделений и полка в целом. Машины все до единой в порядке, и настроение у ребят боевое: пора Гитлера кончать, да и отдохнули достаточно.

Хозяйственники сегодня порадовали: вымыли весь полк в усовершенствованной бане-землянке, где — в отличие от первой, предновогодней, — было тепло и не скапливалась холодная грязная вода на полу. 14 января

Совершив обратный марш в Бельск, мы без промедления погрузились, и эшелону тотчас была дана «зеленая улица»: нас ждут. Машины держим на прогреве. Все в полной готовности.

Мы входим в состав 29-го гвардейского танкового корпуса генерал-майора Малахова и приданы 31-й гвардейской танковой [496] бригаде. Она укомплектована новенькими Т-34-85 с сильной 85-миллиметровой пушкой. Совместно с этими машинами нам уже приходилось действовать вместе в Латвии и Эстонии.

Сообщили нам наконец и имя командующего нашей 5-й гвардейской танковой армии: генерал-полковник Вольский Василий Тимофеевич.

А 1-й Украинский, наш сосед слева, уже наступает южнее Варшавы, и мы нетерпеливо, напряженно ждем своего часа. Судя по тому, сколько и чего было сосредоточено в районе нашей дислокации, пытаемся строить предположения о масштабах начавшегося наступления. 16 января

Глухой ночью разгрузились на безвестном полустанке и сразу на марш.

Где-то впереди, в направлении нашего движения, идет страшная «молотьба»: перекатывается волнами непрерывный тяжкий гул канонады. Это общевойсковые армии вгрызаются в глубоко эшелонированную оборону противника, прорубая «коридор» для 5-й гвардейской, по которому она в нужный момент должна проскочить в тыл врага. Выйдя затем на оперативный простор, наша танковая развернется во всю свою мощь. Общее направление движения — к морю, вдоль Польского коридора, с целью отрезать всю восточнопрусскую группировку фашистских войск от главных сил, которые ведут сейчас упорные оборонительные сражения на фронте от Вислы до Одера.

Обо всем этом мы уже знаем из приказа, с которым нас ознакомили на одной из остановок во время марша.

Конкретные задачи, поставленные перед каждым экипажем, ясны до предела: от колонны далеко не отрываться и тем паче не отставать, если жизнь дорога; впереди идущие машины из виду не терять; все, что ни встретится военного — воинские части, обозы, эшелоны, аэродромы, а также действующие предприятия, электростанции, высоковольтные линии и т. п., — бить, давить, выводить из строя. Решительно продвигаться вперед. Атаковать с ходу, внезапно. Сильно укрепленные узлы обороны обходить: ими займутся наступающие следом армии. Наше дело — дезорганизовать глубокий тыл противника.

Настроение у всех нас приподнятое, чуть ли не праздничное, хотя никто и не ожидает от немцев встречи с хлебом-солью. [497] Нам неизвестно, что там, в Германии, насчет этого думают, но нежданные гости с Востока, которых нацисты и за людей-то не считали, все-таки прибыли и много чего имеют сказать им, завоевателям и грабителям, убийцам и насильникам, заботливо выращенным в разбойном гитлеровском райхе...

Эти сутки завершились форсированным маршем на сближение с противником. Мы следуем со своей 31-й бригадой. Машины новые, и все пока идет как по маслу. Обильный снегопад превратился в сильную метель, что очень помогло нам воспользоваться «коридором», по которому под сильным, но бесприцельным огнем с незначительными потерями прорвались во вражеский тыл наши танки, самоходки, бронетранспортеры из механизированных бригад и даже проскочили заправочные машины и ремлетучки, а немцам дало возможность (дороги им лучше известны, что и говорить) оторваться ночью от наступающих им на пятки походных танковых колонн.

17 января

К полудню настигли поспешно откатывающегося на запад противника. Разведка донесла, что километрах в трех впереди, в широкой котловине между двумя деревнями, стоят, развернувшись в боевой порядок, свыше двух десятков «Тигров», среди них есть и «королевские». Обойти их и оставить у себя за спиной никак нельзя: заклюют. Они, наверное, только и ждут этого, затаившись в низине. Полк ИСов, поддерживаемый нашими ИСУ-152, тотчас выдвинулся вперед, охватывая низину полукольцом с фронта. И когда среди белого поля в пасмурной мгле зачернели грузные, громоздкие туши немецких машин (при всей немецкой аккуратности и дисциплинированности они не были камуфлированы), экипажи принялись за дело, открыв огонь с дистанции около 1500 метров, на которой 88-миллиметровые снаряды немецких танков не очень страшны нашей броне. Полностью скованные боем, немцы даже не заметили, как с тыла к ним подобрались на прямой выстрел Т-34-85 и неожиданно ударили по фашистским танкам. «Тигровое» побоище удалось великолепно: дно котловины и ее склоны там и здесь осветились пылающими «кострами», среди которых бестолково кружили, не зная, куда кинуться, и паля в белый свет, как в копейку, попавшие в ловушку Т-VI. Ни один из них не [498] ушел. Всего два-три танка сумели каким-то чудом вырваться из этого ада, но были подожжены тридцатьчетверками из засад, предусмотрительно устроенных в перелесках и на окраине деревни по ту сторону котловины. Из наших тяжелых машин, что находились в поле моего зрения, совсем был выведен из строя лишь один ИС-2. Он преждевременно сунулся вниз по склону, нарвался на болванку, был подбит и, никем не управляемый, угодил по инерции в деревенский пруд, продавил лед и застрял, круто задрав корму вверх и печально уткнувшись надульным тормозом в воду, выступившую из-подо льда.

У моей самоходки (мы слишком увлеклись преследованием) сшибло снарядом средний поддерживающий каток. И счастье наше, что фрицы вообще нам борт не продырявили. Мы поскорей подтянули гусеницу и продолжали двигаться без катка, стараясь не отстать от полка, но на обледенелой дороге с крутым закруглением машину вдруг понесло, правая гусеница соскочила в канаве и сорвала еще и первый поддерживающий каток. Лихо! Только мы принялись за дело — ремонтники тут как тут. Вот молодцы! Однако отремонтировали они ходовую часть так поздно, что заночевали мы все вместе прямо в поле. 272 часа вождения. 18 января

С рассветом заторопились, не забывая о предосторожности, вслед за полком. В пути потешные картинки: лежат вповалку вдоль обочин высокие «Генералы Гранты», опрокинувшиеся на поворотах. Тут им не Африка, конечно... Гонимся несколько часов без остановки — наших все не видать. Вот это темпы! В течение дня отставших уже четверо собралось: два ИСа и две ИСУ. Стало веселее. Двигались поэтому более уверенно и быстро и все же присоединились к полку только вечером. Сделать это удалось благодаря Дмитрию Батищеву, который возглавлял по старшинству нашу «маршевую роту», но чем мой командир руководствовался в теперешней сложной обстановке — осталось для меня загадкой. Может быть, просто повезло нам? Впрочем, Суворов насчет везения свое мнение имел. Радуемся: опять мы вместе со своими, и все наши опасения и тревоги позади.

А в колонне словно только и ждали появления заблудших машин: взревели моторы — и полк снова ринулся вперед. [499]

В поле куролесит такая завируха, что лишь на гусеницах и проедешь, да и то временами пятясь назад и с разгону расталкивая лбом глубокие сугробы. С какой скоростью наша мотопехота сейчас движется — представить нетрудно. Веду машину, изо всех сил таращась из-под отяжелевших век на крохотный красный светлячок — столовый сигнал на корме впереди. И все-таки, как ни напрягался, чуть было не уткнулся пушкой в башню Федькиной самоходки: задремал на минуту.