Отпала необходимость прислушиваться, не приближается ли невестка с новой порцией еды. Кэт чувствовала себя изумительно свободной и даже задремала. Разбудило ее только хриплое объявление о закрытии вагона-ресторана. Кэт открыла глаза и тотчас снова закрыла.

Окраины Лондона появились быстрее, чем во время поездки на автобусе. К ужасу Кэт, она опять почувствовала подступающую к сердцу панику. Поля сменились домами, магазинами и дорожными развязками. Люди в вагоне снимали с полок сумки и пальто. Это всегда нервировало ее еще больше.

Поезд остановился, и Кэт подождала, пока все выйдут. Лишь тогда она собрала свои сумки и подняла с сиденья корзину с котом.

— Бедненький, ты, наверно, ужасно хочешь писать, — сказала она ему, чтобы немножко облегчить свое напряжение.

Может, он наделал лужу в корзине? От этой мысли Кэт стало плохо. Интересно, можно ли в поездах брать кошек с собой в туалет?

Крыскис взглянул на нее сверкающими зелеными глазами. Кэт пришло в голову, что после пяти месяцев совместной жизни можно было обойтись и без любезностей. Судя по выражению морды Крыскиса, он хотел сказать что-то в духе: «Пойдем, ради Христа, домой, пока никто из знакомых не увидел меня в этом отвратительном ящике».

Что ж, хоть один из них был рад возвращению.

Кэт размышляла, ехать ли ей до Уэст-Кенсингтона на метро или нет, не более тридцати секунд — пока несла сумки к выходу с вокзала. Невозможно таскать их, кота и переполненный мочевой пузырь вверх-вниз по эскалаторам. Кроме того, было очень холодно, а она раньше никогда не садилась на этой станции метро, значит, придется сверяться с картой. И вокруг было полно женщин, сжимающих в руках сумочки, с выражением «Продается!» на лицах.

Лучше поехать на такси.

Сжав зубы при мысли о цене, Кэт встала в очередь на такси. Они с Крыскисом были самыми последними из-за того, что она так медлила с выходом из вагона. Кругом слышались знакомые звуки Лондона, и Кэт вдруг смирилась. Она поняла, что привыкла к этому городу, нравится он ей или нет. Она почти соскучилась по непрерывному глуму: грохоту транспорта, автомобильным гудкам, громким частным разговорам в общественных местах, на которые никто не обращал внимания. Только к крикам Майка и Лауры она не могла привыкнуть.

Наконец подошла и их очередь. Дорога до Уэст-Кенсингтона заняла вполовину меньше времени, чем думала Кэт. Улицы в эти рождественские предновогодние дни были пустынны, нигде не велись дорожные работы, а водитель заразился угрюмым молчанием Кэт и не пытался заговорить с ней. Крыскис беспокойно вертелся в корзине — наверное, предвкушал какую-нибудь приятную встречу.

Как и ожидалось, едва Кэт выпустила кота из корзины, он устремился вниз по лестнице — несомненно, наверстывать упущенное с толстой полосатой соседкой. Кэт охватило тихое отчаяние. Ей хотелось, чтобы вернулось оцепенение.

Рождественская Фея Уборки не заглядывала в их дом. Видимо, они с Эльфом Мытья Посуды и Повелителем Пылесосов застряли в рождественской пробке.

В квартире стояла вонь.

Кэт положила рюкзак и пакет на кухонный стол и открыла окна — но не все, потому что было холодно. Она включила чайник и заметила, что Фея Стирки тем не менее заходила, но не потрудилась вынуть постиранное из машины. Кэт открыла дверцу, и в лицо ей пахнуло плесенью. Она захлопнула дверцу, покорно вздохнула, засыпала в дозатор двойную порцию «Ариэля» и снова включила машину.

По крайней мере, никого не было. По крайней мере, она может прибрать маленький уголок квартиры и притвориться, что все в жизни идет как надо. Начнем с крепкого чая. «Повелительница Посудомоечной Машины — единственная, на кого действительно можно положиться», — подумала Кэт, открывая дверцу и выискивая среди множества кружек какую-нибудь без оскорбительных изображений.

Чайник закипел. Кэт заварила пакетик и вспомнила, что в холодильнике, конечно, нет молока. Точнее, оно там есть, вместе с другими скоропортящимися ароматными продуктами, которые Дант и Гарри оставили специально для нее. Открыть холодильник она была не в силах.

Решив ни в коем случае не терять так быстро присутствия духа, Кэт скорчила гримаску — ну и что, пусть даже никто не видит — и вылила чай в раковину. Он оставил темные полосы на окаменевших остатках пищи. У Кэт ведь хватит еды на четыре дня! Мама не позволит умереть с голоду своей единственной дочери!

Кэт уселась на диван с двумя бутербродами с говядиной и куском рождественского пирога тетушки Шейлы. Мама отдала его угостить мальчиков. Рождественские пироги миссис Крэг начинала печь еще в августе, так что пироги тетушек были уже излишни. Лаура, конечно, тоже испекла свой пирог — по рецепту восьмилетней давности, почерпнутому из кулинарных передач. Так держать!

Кэт включила телевизор. Показывали успокаивающе-знакомые серии «Кэрри он». В одной из них снялась мать Лауры в бикини. За кадром слышался приглушенный хохот. Кэт оглядывала комнату и гладила толстый плед с ворсом, которым Крессида прикрыла пивные пятна на диване. Тихо, ребят не было, и Кэт казалось, что она вернулась домой, к чему-то приятному и знакомому.

Кэт откусила большой кусок бутерброда и вдруг подумала, что вряд ли когда-нибудь еще у нее будет подходящий момент осмотреть всю квартиру. С тех пор как Кэт ворвалась в ванную к Гарри, ей больше не удавалось зайти в комнату Данта. При воспоминании о розовой туфле без задника она до сих пор морщилась. Что еще интересного можно там найти? У людей вроде Данта на виду валяется множество слишком личных вещичек. «А еще, — подумала она с замиранием сердца, — это, наверно, единственная возможность просмотреть несколько кассет с мягким порно. В познавательных целях».

Дверь в спальню Данта была призывно открыта. Кэт словно потянули за невидимый поводок. Она встала с дивана и, прислушиваясь к шагам на лестнице, вошла в комнату с бутербродом в руке.

В комнате Данта царил полнейший беспорядок. С трудом можно было разглядеть мебель, заваленную какими-то вещами. Стулья прятались под грудами одежды. Кэт осторожно продвигалась вперед, ступая на свободные участочки пола. В комнате стоял аромат мускуса и слабый запах апельсинов, который всегда сопровождал Данта, хоть он ел очень мало фруктов. Кэт внезапно расхотелось шарить вокруг: вдруг найдешь что-то, о чем не следует знать. Взгляд ее упал на заржавевший флакон лосьона после бритья на тумбочке возле кровати, рядом с недавней фотографией Кресс. Она сидела на огромном мраморном коне, свесив ноги на одну сторону.

Кроме кровати (неубранной), в комнате был еще стол с компьютером, окруженным стопками дисков и проводами. Тут же стоял и черно-белый музыкальный центр, а на нем — три шатких башни дисков, каждая фута в три высотой, одна — увенчанная массивными наушниками.

Вот это Кэт нравилось. Она аккуратно положила бутерброд на чистый уголок стола и присела на корточки, чтоб рассмотреть диски. Кэт считала, что о мужчине можно многое узнать по музыке, которую он слушает. (Или, в случае Джайлса, — еще больше по дискам в целлофановых обертках, которые он купил и не слушал.) Все диски Данта были распакованы. Выбор их свидетельствовал о вкусе, повергающем в удивление. Классики вроде «Битлз» и Боба Дилана лежали вперемежку с более современными исполнителями: здесь были все альбомы «Блер», ранние «Верв», «Телевижн», «Кемикал бразерз», «Портис-хед», Мэтью Свит…

Кэт устроилась поудобнее и наклонила голову, чтобы разглядеть надписи на боковых сторонах дисков. Она увидела большой раздел джазовых исполнителей, о которых никогда даже не слышала. Это показалось Кэт привлекательным. Знания, по ее мнению, были гораздо соблазнительнее голубых глаз и плоских животов. Ей нравилось, когда ей могли рассказать что-то новое.

А Кэт и не предполагала, что Дант такой. Он любил напустить на себя таинственный вид, который, как думала Кэт, по его мнению, делал его интереснее. Но, оказывается, гораздо интереснее было бы поговорить с ним о музыке, ее любимой теме. Кэт мрачно вспомнила, сколько концертов она пропустила. Кэт боялась одна идти куда-то в Лондоне. Не то чтобы Дант идеальный спутник, но…