— Ты не можешь произносить «Кэт», а думать о Крессиде, — грустно шепнула она.

Кэт надеялась, что он поймет по выражению ее лица боль, которую она не могла выразить словами.

Гарри заморгал и вздохнул.

— Но я и не думаю.

Испуганные, они глядели друг на друга. Тут зажегся зеленый. Позади недовольно засигналил черный «гольф». Гарри выпрямился и включил первую скорость. «Астон» рванул к Ватерлоо.

Кэт сразу же направилась в свою комнату, захлопнула за собой дверь и поставила будильник на семь. Пораньше, чтоб уйти из дому, пока все спят, забиться в какую-нибудь галерею или парк, где можно провести весь день. Все выходные, если понадобится.

Она стояла и минут пять смотрела на часы. Перед глазами были только цифры и подергивающаяся минутная стрелка. Ей и не хотелось, чтобы перед ней вдруг всплыли другие образы. Никогда у нее не было такого сильного желания выбросить все содержимое из своих мозгов, но она не могла. Пульс бился учащенно. Несмотря на ночную прохладу, она была покрыта потом. Одна и та же мысль крутилась в ее голове, гладя ее совесть, как сама она гладила бы Крыскиса, если бы он снизошел до нее: пока она в своей комнате, заводит будильник, стоит на полу, все будет хорошо. Опасность пройдет и не затронет Кэт.

Она слышала, как Гарри возился в кухне, наливал воду в кофеварку, открывал и закрывал буфеты. Каждый звук приглашал присоединиться к нему, но Кэт стояла, как ледяная статуя, сжимая маленький будильничек. Ночной воздух полностью отрезвил ее, но остатки алкоголя еще путали ее мысли. Они сталкивались друг с другом. Почему ты убегаешь? Почему ты влюбляешься? Чего ты боишься? Почему ты думаешь, что мир остановится ради тебя?

Кэт представила, что Гарри стоит под дверью, ждет, когда она выйдет, думает, что она делает, почему она расстегнула ремень безопасности и бросилась вверх по лестнице так, словно в машине пожар. Как объяснить ему, что это безумное влечение к нему заставило ее бежать и прятаться, а не броситься ему на шею? Может, его решимость испарится так же быстро, как и ее, и удобный случай больше никогда не подвернется. Возможно ли, чтобы два человека хотели друг друга с одинаковой силой в одно и то же время? Кэт застонала от боли.

«Иди и поговори с ним, — подумала она сердито. — Расскажи, что ты чувствуешь». Голос старосты класса соединился в голове с голосом Лауры. Могучее сочетание. Кэт верила в теорию самоанализа, но ей не всегда удавалось придерживаться ее. Она могла бесконечно долго перетряхивать слабые стороны своего характера, но часто думала — а воспринимает ли она это всерьез?

«Он вряд ли откажет тебе, — убеждал внутренний голос. — А Джайлс скоро возвращается. К тому же Гарри узнает, что ты сделала с шедевром Крессиды. Это способно убить любую страсть. Время летит. Может, это твой единственный шанс».

«Что же я чувствую?»

Кэт опустилась на постель, все еще сжимая будильник. Взгляд ее упал на фотографию у кровати, и она положила ее на тумбочку изображением вниз. Впервые она видела, как человек проделал это в жизни, а не в кино. «Я не знаю, что я чувствую. Я знаю, что не хочу быть неверной подругой, даже если я не…» — она отбросила эту мысль. Слишком сложная.

«И я знаю, что не хочу быть второй после Крессиды.

И я знаю, что мне, правда, хотелось, чтобы он меня поцеловал».

«Твоя проблема в том, что ты не управляешь собственной судьбой», — заявил голос Лауры.

Кэт вздрогнула. Это было очень похоже на одну из сцен в «Розах смерти». Девочка поджигает дом родителей, потому что голоса поведали ей, что нужно избавляться от злых духов.

«Ты просто позволяешь разным событиям происходить с тобой, а потом жалуешься на их последствия, — безжалостно продолжал голос. — Если ты сделаешь неверный выбор, то, по крайней мере, это будет твой выбор, а не пассивная покорность. Почему ты в Лондоне? Потому что Джайлс решил за тебя. Почему ты в „Эклипс"? Потому, что Лаура решила за тебя. Почему ты…»

«Я сама решила жить здесь, — напомнила она себе. — Я выбрала этот дом, я решила обмануть Крессиду, значит, я могу выбрать Гарри».

Не успев понять, что она делает, Кэт взялась за ручку двери. Она совершенно не представляла, на что же она решилась. Собираясь распахнуть дверь и предложить Гарри приготовить ему кофе, она услышала знакомый стук во входную дверь.

Дант вернулся. Пьяный вдрызг, и не может открыть замок. Или просто не удосужился взять с собой ключ.

Кэт выругалась и прижалась лбом к двери.

Она услышала, как Гарри опустил что-то на стол. Кружку? Ручку, которой писал ей страстную записку? Игрушечный пистолет? Он пошел к двери, отпер все замки и впустил спотыкающегося Данта.

— Дружище! — воскликнул Гарри.

Кэт расслышала интонацию очень четко, но не хотела задумываться, что она значит. Ясно лишь одно: она не предвещала долгой беседы.

«О, ради бога, — думала Кэт, — не говорите мне, что я не должна подслушивать!»

— Дружище! — отозвался Дант.

Последовало молчание. Наверное, они пожимали руки, или бодались, или открывали еще одну бутылку.

Словно охваченная паранойей, Кэт приникла ухом к двери. Вдруг они, вопреки традиции, заведут разговор о ней шепотом, в стиле старинных трагедий?

Ожидание Кэт было вознаграждено мелодической отрыжкой Данта и аплодисментами Гарри. Очевидно, спектакль удался.

Обычный вопрос, мучающий подслушивающих, начал терзать Кэт: бросить ли вызов тому, что она услышит, или заранее сжаться в предчувствии его рассказов: где они были, что он чувствовал, какая она дуреха. Мысль, что Дант узнает все подробности этого вечера, оказалась сильнее ее воли. Кэт рванула дверь и направилась в кухню, так и не успев понять, что же делает.

— А, привет, — сказал Гарри и покраснел.

— Гм, привет.

Кэт подошла к столу и села.

— Хочешь кофе?

Дант переводил взгляд с одного на другого.

— Да, пожалуйста, — ответила Кэт, сосредоточенно глядя на кофеварку и стараясь, чтобы голос звучал приятно. — Очень мило с твоей стороны.

— Вы можете использовать и более сложные английские фразы, — саркастически заметил Дант. — Это мой родной язык. Или наш разговор синхронно переводят на болгарский для службы новостей?

Кэт никогда не думала, что может обрадоваться насмешкам Данта. Это задавало другой тон ситуации. Она сердито посмотрела на его самодовольно поднятые брови.

— Парадокс употребления алкоголя в том, что чем больше пьешь, тем остроумнее, как тебе кажется, становишься. А выговаривать остроты становится все труднее, — сказала Кэт. — А ты, кстати, чем больше пьешь, тем больше тупеешь, но, к несчастью, с речью у тебя все в порядке.

Гарри выглядел смущенным.

— Не волнуйся, Кэт. — Дант подошел к холодильнику и вылил в пивную кружку ее дорогой апельсиновый сок. — Это было просто колкое замечание. Я предупрежу тебя, когда дело дойдет до остроумия. — Одним махом он выдул весь сок и уставился на нее пугающими черными глазами. — Я не виноват, что ты не отличаешь одно от другого. Полагаю, сказывается недостаток интеллектуальных бесед.

— О, да, с тех пор, как я здесь поселилась.

Кэт слишком поздно спохватилась, что должна ради Гарри изображать образчик очаровательной женственности, а не сварливую ведьму.

Закипел чайник, и все обернулись на него.

Гарри беспомощно махнул в его сторону, но, овладев собой, достал из посудомоечной машины две кружки и насыпал в каждую по ложке кофейных гранул.

— Гарри заваривает кофе, — протянул Дант. — Смотрите, как он его мешает! Чувствуете, какая горячая вода?

— В чем проблема, Дант? — поинтересовалась Кэт. — Если, конечно, мы в состоянии ее постигнуть.

— Никаких проблем.

Дант, как фокусник, показал пустые ладони. Его глаза сверкали. У Кэт мурашки побежали по коже. Что-то с ним случилось сегодня. Трезвым он бывал просто насмешлив. Пьяный же казался более опасным, и Кэт думала, что предохранитель может в любой момент сломаться. Она не могла этого понять. Может, Дант боялся в пьяном виде потерять самообладание и показать свою тайную уязвимость. А может, детские годы, когда он делал что хотел, чтоб оправдать худшие ожидания окружающих, оставили совершенно неизгладимый след. Кэт не могла сказать.