— Хорошо.

Кэт отбивала на коленях зажигательный ритм песенки, но она смолкла, полилась медленная романтическая мелодия, и настроение незаметно изменилось.

Вновь воцарилось молчание, но оно было приятно. Настолько приятно, что Кэт почувствовала безрассудное желание нести околесицу, чтобы прогнать ощущение близости, охватившее обоих. Когда Гарри переключал скорость, она могла ощутить тепло его руки. Скоро он, наверное, почует запах пота, выступившего у нее под мышками. Они так близки. Разве не об этом мечтала она все эти месяцы? Ну, не о запахе пота, конечно.

Кэт бросила быстрый взгляд на отражение Гарри в зеркале заднего вида. Глаза с длинными ресницами сосредоточенно смотрели на дорогу. Очертания скул казались резче при свете уличных огней. Сладострастная дрожь пробежала по ее спине. Кэт призналась себе, что о такой поездке она даже и не мечтала.

По указателям она заметила, что они проезжают Клеркенвелл. Огней стало меньше. Желтые фонари освещали вывески круглосуточных фотомастерских и восточных кафе, неземное бледное свечение исходило от затемненных окон модных ресторанов. Улицы стали тише, и гортанный звук мотора казался громче. Гарри петлял по улочкам среди высоких офисных зданий в викторианском стиле. Их высокие громады с потухшими окнами, казалось, нависают над открытой машиной.

— Запрокинь голову и посмотри в небо, — сказал он. — Как прекрасна эта ночь.

Кэт не стал возражать, что за городом были бы видны звезды. Она запрокинула голову и взглянула наверх. Со всех сторон дорогу окружали темные дома. Линии их крыш непрерывно менялись, а иногда между ними мелькали воздушные очертания деревьев. В свете луны и фонарей ветви казались изящной сетью тонких кровеносных сосудов. Кэт казалось, что она плывет на подушке по морю выпитого красного вина.

— Красивые дома, правда? — заметил Гарри. — Знаешь, наверно, тебе покажется глупым, но, когда я здесь проезжаю, мне чудится, что это метины истории. Навеки застывшие напоминания о своем времени. Пока они стоят, можно представить, как к ним подъезжали кареты, а не велосипеды курьеров. А перед дамами в кринолинах нужно было широко распахивать двери. И все в таком духе.

Кэт в изумлении повернулась к нему. Ее всегда поражала чувствительность Гарри, прикрытая неуклюжим мальчишеским подшучиванием. А его поведение с Майком изумило ее до крайности. Но такого она от него еще не слышала. Он, наверное, покраснел. Ей было не видно из-за темноты. Внезапно Кэт поняла, насколько личной была для него эта поездка. Гарри показывал ей город, который любил, но которого она не замечала все это время, замкнувшись в своем несчастье. Кэт всегда была настроена против Лондона. Сначала потому, что он олицетворял незнакомую могучую силу. Потом потому, что воспринимала его как наказание, подтверждение того, что Джайлс так мало любит ее.

Но Гарри показал ей нечто другое. Кэт подняла глаза. Полицейский вертолет с красными и белыми огоньками скользил по темно-синему небу. Вот он исчез за высоким зданием — и снова появился над самой головой, подобный огромной стрекозе. Сияли крошечные ясные звездочки. Лицо обдал порыв свежего ветра. Впервые Кэт увидела красоту города.

Она никогда не была на улице так поздно. Никогда не проезжала по таинственному спящему Лондону, свободному от людей и шума. Кэт поняла теперь, что Гарри, наверное, с первого же дня заметил ее одиночество, боязнь затеряться в пугающем городе, и пожалел ее. Наверно, с помощью гамбургеров и прогулок по улицам он старался, чтоб она полюбила это место, не чувствовала себя здесь одиноко.

— Ты прав. Это прекрасно, — прошептала Кэт.

Гарри не ответил.

А может, страдая от болезненной тяги к Кресс, он почувствовал и ее кровоточащее сердце, глядя, как она слоняется по квартире и наклеивает фотографии Джайлса на внутренние стенки буфета. Кэт ощущала, как сильно давит ремень джинсов на живот, и окончательно решила, что все попытки не есть шоколад, были лишь тратой времени. Встретились двое брошенных. Может, ему самому нужно было снова влюбиться в город.

Кэт медленно повернула голову к Гарри, не поднимая затылка с кожаной подушки. Она чувствовала приятную слабость. Кэт понимала, почему он может быть так красноречив в темноте машины, когда шум мотора приглушает слова. В машинах было нечто неопровержимо сексуальное. Кэт увидела вдали оранжевый огонек светофора. Ей хотелось, чтоб он превратился в красный. Тогда Гарри остановится, повернется, увидит ее белую шею и, может, поцелует ее.

На пути ее мечтаний возникла совесть, и сердце учащенно забилось.

Зажегся красный, но Гарри увеличил скорость и пролетел перекресток. Кэт охватило ощущение упущенной возможности.

— По какому мосту ты хотела бы проехать?

— Все равно. По ближайшему.

— Этот подойдет?

Кэт выпрямилась и затаила дыхание. Они ехали через реку. В воде отражались изогнутые ожерелья белых фонарей на набережной. В небо поднимались знакомые башни и шпили, словно коллаж из открыток. Переливающаяся крылатая скульптура на галерее «Хэйвард», красные огни башни Оксо, сюрреалистическая зеленая подсветка собора Святого Павла. Это было прекрасно. Кэт засмеялась, любуясь этой красотой. А потом засмеялась над собой.

— Спасибо, что показал мне это, — сказала она и, забывшись, положила руку ему на колено. — Да еще таким замечательным способом.

— Мне только в радость.

Гарри накрыл ее руку своей ладонью и не отнимал ее, пока они не доехали до развязки Ватерлоо. Здесь ему пришлось переключать скорость. Руке Кэт сразу стало холодно.

Еще теплыми пальцами она расчесала кудри и собрала их в пучок на макушке.

— Я чувствую…

Ей хотелось подобрать слова поточнее.

Гарри остановился на светофоре. Повернувшись, он положил палец ей на губы.

— Не надо. Просто наслаждайся поездкой. Не считай себя обязанной что-то описывать.

Закончился выпуск радионовостей. В ночном воздухе громко зазвучали начальные фортепианные аккорды песни «Возьми мое сердце». Желудок Кэт сжало, словно у собачки Павлова: на школьных дискотеках это была ее любимая медленная мелодия.

Голова ее закружилась. Реальность превращалась в сон, где сбываются мечты. Еще мгновение, и он…

И он…

На светофоре все еще горел красный. Машин поблизости не было. Гарри смотрел ей в глаза и немного, совсем капельку наклонился к ней. Кэт инстинктивно чуть запрокинула лицо. Губы его раскрывались, на щеках золотилась легкая щетина. Кэт почти лежала на сиденье. Она чувствовала его близость, опьяняющий аромат «Армани», и глаза ее закрылись.

Неизбежный рефлекс на песенку со школьной дискотеки.

В ту же секунду Кэт осознала, что не может поцеловать Гарри. Как бы ей ни хотелось. Она никогда не могла слушать песню, не вслушиваясь в слова. Теперь же знакомый текст прозвучал будто впервые. Кэт внезапно поняла, что вызвало ее влюбленность в Гарри: ее собственная тоска по Джайлсу нашла отражение в его отверженной любви к Кресс. Пораженная, она глубоко вздохнула. Перед ней был человек, страдавший сильнее ее, готовый год за годом резать свое сердце на куски. Точно так же Кэт готова была чувствовать превосходство Джайлса. Притворяться кем-то другим. Позволять ему превращать ее в кого-то, кем ей не хотелось быть.

Не надо делать вид, что она такая, какой Гарри хочет видеть Кресс. В глубине души он знает, что в его мечтах она лучше, чем в жизни. Нужно, чтоб он четко осознал это. Раньше Кэт была решительно настроена хранить верность Джайлсу. Теперь она готова быть пластырем на чьем-то истерзанном сердце. Это делало все ожидание, всю жизнь в Лондоне бессмысленными. Кэт поняла, что надо хоть раз в жизни послушаться голоса рассудка.

Она широко раскрыла глаза. Как ужасно не прикоснуться к лицу Гарри! Боже, как ужасно. Его глаза были закрыты. Его ресницы, длиннее и чернее, чем ее, какой бы тушью она ни пользовалась, лежали на мужественной скуле. У Гарри не было классической красоты Джайлса. Но он был более реальным. Не найдя губами ее губ, Гарри открыл глаза и, смущенный, посмотрел ей в лицо.