Вот и сегодня потянуло командующего туда, где будет решаться судьба Витебска — на правый фланг фронта. Умывшись до пояса после утренней зарядки, вытираясь полотенцем докрасна, он взглянул на часы и ахнул: стрелки показывали девять утра.

— Комаров! Как же так, дорогой? — бросил он укоризненный взгляд на адъютанта.

— Если будете до зари работать, то скоро и ног не потащите, — оправдывался Комаров.

Командующий позвонил генералу Макарову:

— Доброе утро, Василий Емельянович! Завтракали? Поедем на левый фланг хозяйства Людникова. А на обратном пути заглянем к Вольхину. Форма одежды, — полушутя-полусерьезно продолжал, глядя на ползущую тучу, — кожаное пальто.

У этих двух людей с первых дней их совместной службы сложились прекрасные товарищеские отношения, впоследствии переросшие в настоящую боевую дружбу. И теперь во всех поездках в войска они были вместе. Это было очень хорошо, так как там, на месте, они сразу же решали все вопросы компетенции Военного совета.

Командир дивизии встретил их на Витебском шоссе, там, где за деревней Хмелево дорога уходит влево в лес, и провел прямо к себе на КП, куда были вызваны начштабдив и начальник разведки. Познакомившись с обстановкой и состоянием дивизии, Черняховский углубился в карту и, что называется, загонял разведчика, расспрашивая о поведении противника, о системе его обороны, о характере занимаемой им местности на всю тактическую глубину.

В подтверждение, что Черняховский приехал в штаб нашей 134-й дивизии, сообщаю: блиндаж, в котором я жил со своими полковым разведчиками, находился под насыпью упомянутого Витебского шоссе, только гораздо ближе к передовой, чем штаб дивизии.

Алексеев не запомнил и не указал фамилии офицеров, я их дополняю: командир дивизии полковник С. Я. Яковенко, начальник штаба полковник М. И. Симиновский, начальник разведки майор Василий Рубанский.

— Что собой представляет Суходровка? — Черняховский остановил карандаш на излучине реки.

— Суходровка сейчас разлилась… А так она неширокая… — докладывал майор Рубанский.

— А берега топкие? — командующий хотел знать, пройдут ли танки.

— Сейчас трудно сказать: все залито водой. Берега низкие. Полагаю, топкие.

— Надо твердо знать, — промолвил генерал и повел карандаш дальше, через железную дорогу, шоссе. — А Лучеса?

— Берега Лучесы на нашем направлении обрывистые, — комдив поспешил выручить своего разведчика.

— Это достоверно? — Черняховский испытующе смотрел не на комдива, а на майора.

— Железнодорожники на разъезде это подтверждают, — доложил Рубанский.

— Это направление, — командующий провел карандашом по дуге через Березучи, Островно к Западной Двине, — должно нас, генерал, интересовать. Вы находитесь на левом заходящем фланге армии, и, видимо, вам придется бить на Кузьменцы, Замосточье. Здесь, — стучал карандашом по восточной излучине Лучесы, — форсировать реку, охватом с юга окружать витебскую группировку генерала Гольвитцера. А после ее разгрома развернуть дивизию на запад и стремительно преследовать врага.

— Понимаю, товарищ командующий, — привстал комдив, довольный такой сложной и в то же время благородной задачей.

Черняховский перевел карандаш к деревне Языково.

— Откровенно говоря, я беспокоюсь за ваш левый фланг. Здесь можно ожидать от противника любой гадости. Гитлеровцы, наверное, давно разведали, что это стык армий.

— Вероятно, так, товарищ командующий.

— На вас и на вашего соседа, командира 72-го корпуса, — продолжал Черняховский, — возлагаю персональную ответственность за этот стык…

Наконец командующий встал.

— Пока все! В шестнадцать ноль-ноль, — обратился он к комдиву, — соберите командиров полков, их заместителей и начальников штабов. Место — по-вашему усмотрению. А сейчас вот сюда, — показал он на карте левый фланг левофлангового полка.

— Туда? — удивился комдив. — Не рекомендую. Туда никакая машина не пройдет. Распутица все дороги размочалила.

— Докуда можно, поедем, а там — пешком. Как, Василий Емельянович? — Генерал Черняховский подзадоривающе смотрел на генерала Макарова: мол, нам это не впервой!

Не проехали и полкилометра, как у разлившегося в лесу ручья их остановил одетый еще по-зимнему командир полка. Пришлось машины оставить, ручей перейти по скользкой бревенчатой кладке и, задрав полы, шагать по месиву грязи.

На КП полка командующий задерживаться не стал и предложил командиру вести его в левофланговый батальон. Долго они петляли по лесным топким тропам и, наконец, измазанные, по колено в грязи, подошли к ходу сообщения, где их встретил человек, мало чем отличавшийся от бойцов, в таком же, как и они, полушубке и ушанке.

— Не жарко, майор, в полушубке-то? — приняв рапорт, протянул руку Черняховский.

— Жарковато, товарищ генерал, — ответил майор. — Но в этой грязи все же лучше, чем в шинели. — И, скользя по жердяному настилу, тонувшему в бурой жиже, повел начальство ходом сообщения. Вдруг сзади сухим треском грохнул разрыв мины, за ним второй, третий. Осколки со свистом пронеслись над головой. — В укрытие! — сдавленно скомандовал майор и сильно толкнул командующего в землянку, а затем генерала Макарова.

Обстрел затих. Командующий прошел на НП комбата, поднял бинокль, стал рассматривать передний край. Там по-весеннему широко разлилась и вплотную подобралась к окопам и заграждениям врага р. Суходровка.

Командующего сейчас интересовало все, что было доступно взору. Комбат был на высоте — кому еще доведется такое счастье докладывать командующему фронтом на своем НП, — и он обстоятельно рассказывал об обороне противника, как будто только что сам вернулся из стана врага.

— А кто против нас?

— Позавчера ночью, вон там, за обрубленными елями, захватили рядового 197-го фузелярного батальона. А до этого оборонялся 347-й пехотный полк. («Языка» этого брал я со своими пятью разведчиками.)

Командующему нравился этот боевой комбат, и он, передавая бинокль генералу Макарову, шепнул ему:

— Присмотритесь к нему, подходящий кандидат на полк. — Потом он обернулся к комбату. — Говорите, фузелярный? — и сам же ответил: — М-да! Это что-то значит, майор?..

— Так точно, — комбат с удивлением посмотрел на генерала Черняховского: такого простого в обращении и в то же время пытливого командующего он видел впервые.

Покинув НП, комдив повел ходом сообщения Черняховского и Макарова направо. А вперед неведомыми путями уже понесся «солдатский вестник»: «У нас на передовой большое начальство». Черняховский остановился у землянки, возле которой солдат, сидя на лавочке, старательно чистил снайперскую винтовку. Увидев начальство, солдат выпрямился, одним взмахом одернул гимнастерку и пятерней прошелся по рыжей голове.

— Здравствуйте, снайпер! Как жизнь? — с добродушной улыбкой поздоровался командующий.

— Здравствуйте! — выпалил солдат и замялся, не зная, как титуловать этого, в кожаном пальто, без погон, человека. И застенчиво сказал: — Не знаю, как вас величать по званию…

— Генерал, — приветливо улыбнулся командующий.

— Жизнь-то, товарищ генерал, ничего… — начал было солдат и остановился, бросив растерянный взгляд на своих начальников.

Генерал Черняховский понял, что солдат чего-то не договорил, и, предполагая, что могло его волновать, спросил:

— Как с табачком?

Солдат обвел взглядом своих начальников и начал витиевато:

— Видите, как развезло — в окопе тонем. А уж там, — кивнул он в сторону, — ни проехать, ни пройти. Все боеприпасы и харч на своем хребте на передовую тащим…

— А с табачком все же как? — прервал Черняховский.

— С табачком-то? До табачка очередь не дошла… — Почувствовал, что подвел начальство, он поправился: — К вечеру обещали.

— Табак, товарищ командующий, будет, — поспешил ответить командир полка на суровый взгляд Черняховского. А стоявший за углом хода сообщения расторопный адъютант комдива со всех ног помчался к землянке комбата.

— Много гитлеровцев на счету?