Вдали видны снежные вершины Лигурийских Альп, а внизу в обе стороны расходятся долины, зеленея сливами и виноградом. Прямо, далеко на юг, простерлось синее, как небо вверху, Средиземное море. Верхний гребень крутого склона заслоняет от нас Ривьеру деи Фиори — Цветочное побережье, узкую полоску земли с пляжами и рыбачьими деревушками, которые сейчас кишат любителями солнца. Но мало кто из них соберется с духом, чтобы покинуть пляжи и асфальтовое шоссе и открыть нетронутую прелесть горного края. И хотя от тихой деревни Колла-Микери до шумных курортов рукой подать, здесь все дышит стариной, ранним средневековьем.
Спускаемся вниз по крутой лестнице в сад. Сквозь зелень кипарисов виден террасированный склон — будто амфитеатр над широкой долиной. Сады, огороды, небольшое стадо овец…
— Великое дело, когда у тебя есть клочок земли, — тихо говорит Тур, — и ты идешь по ней, словно волшебник, приговаривая: «Здесь пусть растет апельсиновое дерево, здесь миндаль, здесь кукуруза, цветная капуста, виноград!» И все растет, да с таким рвением, что раздвигает камни. Для того, чье рабочее место — письменный стол, большое счастье взяться за кирку и топор. Только тогда всеми клеточками чувствуешь, как хорошо жить на свете. Участвовать в великом деле, настоящем деле, украшать природу, а не портить ее…
— Выходит, ты по-своему все-таки вернулся к природе. — Я указываю кивком на виноградники и оливковые рощи на террасах. — Помнишь, ты противопоставлял природу цивилизации. Сравнивал цивилизацию с постройкой.
— Совершенно верно — фантастическая постройка. Мы достигли потрясающего прогресса. Но все больше в области техники. Тут человек буквально выходит за грань фантастики. А вот мы сами, люди, не поспеваем за развитием. Шагаем не вверх, а в сторону.
— Но какие-то свои таланты мы развили?
— И запустили другие. Обратись к другим эпохам, другим культурам, и сразу увидишь, что мы не лучше и не хуже наших далеких предков, не умнее, не глупее их. Во все времена существовали рядом глупость, посредственность и гений. История человечества во все века изобилует примерами практической смекалки и философской мудрости. Может быть, наш главный недостаток — чрезмерное самомнение. Мы глядим сверху вниз на ушедшие поколения, на другие нации, на людей с другим цветом кожи.
— Но ведь мы не троглодиты и не людоеды…
— У меня был друг, он когда-то был людоедом. Старик Теи Тетуа на Фату-Хиве. Когда он услышал, что белые убивают тысячи, миллионы людей только для того, чтобы закопать их в землю, ему это показалось варварством. Многие острова Южных морей в самом деле были «счастливыми островами», пока мы их не «цивилизовали». Там жили искренние, радушные люди. У них — и у индейцев Северо-Запада — радушие было нравственным законом, самый щедрый был самым уважаемым. Так было до прихода белого человека. Теперь и они все одержимы духом наживы.
Он продолжает:
— Спору нет, технические завоевания дали нам много благ, но они не сделали нас счастливее. Мы строим более совершенные дома, у нас мягче постель, мы едим изысканнее, изящнее одеваемся и причесываемся. Но разве мы лучше спим и любим, разве едим с большим аппетитом? У нас есть машины, которые сберегают нам силы и время. Но разве мы меньше устаем, и разве мы перестали спешить? Наконец, самое главное: мы создали оружие, какого раньше никогда не было, но разве мы чувствуем себя безопаснее?
Идем через зеленую лужайку за башней. Возле бассейна Ивон присматривает за детьми. Аннет, Мариан и Элизабет — три веселые, беспечные девчушки, счастливые, не ведающие страха. Пока…
— Ты ведь говорил как-то, что современные достижения, во всяком случае некоторые из них, как раз призваны компенсировать пороки цивилизации.
— Я и сейчас так считаю. Врачи не жалеют сил, стараются одолеть недуги, которые вызваны противоестественным образом жизни — скученностью, шумом, грязью, вечной гонкой, сидячей работой, неумеренностью в еде. Мы одинаково скверно бережем душу и тело. У нас нет времени для простых радостей и спокойного отдыха. Исчез обычай сумерничать, мы не сидим больше вечером на крыльце, не беседуем мирно с соседом. Все торопимся, спешим и совсем разучились заполнять свободное время. К счастью, есть еще музыка и искусство, они возвращают нам частицу того, что было утрачено вместе с подлинным источником настроений и вдохновения — природой. В тот день, когда мы срубим последнее дерево и закроем бетоном и асфальтом последнюю травинку, мы превратимся в беспризорных сирот на улице.
— Но ведь стрелки часов бесполезно отводить назад.
— Верно, однако стоит следить за тем, чтобы они правильно шли. Умный архитектор, прежде чем строить, составит тщательный проект. Он спросит себя: «Каким получится здание?» Наша цивилизация — величайшее здание, которое когда-либо строили люди. Мы в разгаре работ, но никто не думает, что получится. Плана нет. Люди разных наций носятся, суетятся и кладут кирпич туда, где видят свободное место. А что мы строим, каков будет результат? Разве конечная цель человека — покойно сидеть в этаком парящем кресле с кнопками, чтобы не надо было утруждать мышцы, перед экраном, который отмеряет ежедневный паек секса и смеха, возбуждающих и спортивных зрелищ? Если в этом наша цель, на свете скоро не останется ничего увлекательного и интересного. Не пора ли государствам мира собрать дельных философов и поручить им: пусть подумают над будущим и составят проект постройки, над которой мы трудимся?
Мы стоим на маленькой площади возле церкви. Голубое небо над нами нещадно вспахивают реактивные истребители. На сине-белой каменной мозаике перед входом в церковь раскинул крылья голубь. У него в клюве листок оливы.
Солнечные часы на стене показывают полдень, и я снова читаю старинную надпись: «Спроси меня, который час, отвечу сразу: честному человеку работать пора».
Мы пожимаем друг другу руку на прощание, и Тур возвращается к своим книгам, картам, рукописям. Впереди еще много дела.
Г. Анохин. Сеньор Кон-Тики открывает новые горизонты
Советскому читателю хорошо знакомо имя Тура Хейердала по его книгам «В поисках рая», «Экспедиция Кон-Тики» и «Аку-Аку». Но о жизненном пути этого норвежца, ставшего легендарным, читатель до сих пор мог судить лишь по предисловию к первой из названных книг, где приводится краткая биография ученого.
Между тем интерес к этому человеку велик. Его книги сразу расходятся в продаже, и позже их невозможно купить даже в букинистических магазинах. Книга «Экспедиция Кон-Тики» издавалась в нашей стране 23 раза общим тиражом свыше 1100 тыс. экземпляров, «Аку-Аку» выходила 11 раз тиражом более 530 тыс. экземпляров, а книга «В поисках рая» публиковалась трижды тиражом 178 тыс. экземпляров.
Добровольные биографы у Хейердала имеются едва ли не в каждой европейской стране. Перед всеми ними наибольшие преимущества имеют норвежец Арнольд Якоби и шведский профессор Улуф Селлинг, а из них двоих, конечно же, Якоби. Ибо он еще со школьной скамьи близко знает Хейердала, а позже, в юношеские и зрелые годы, до войны и после нее, не раз встречался с ним. Но у Селлинга есть свой плюс: он ученый, который тонко разбирается в темах научных дискуссий и не раз участвовал в них вместе с Хейердалом. Что же касается жизненного и творческого пути Хейердала, то он достаточно хорошо отражен в его трех популярных книгах, а его неопубликованные дневники довоенных, военных и послевоенных лет в равной мере доступны обоим биографам. Правда, у Селлинга есть и специфика: он в большей степени библиограф, чем биограф Хейердала.
И все же первым написал книгу именно Якоби. Вероятно, толчком к этому послужило 50-летие Хейердала, исполнившееся 6 октября 1964 г.
Книга А. Якоби представляется ценной и полезной, ибо читатель познакомился с жизнью знаменитого норвежца и всюду побывал, где жил и путешествовал Хейердал: в городах, хуторах, на горных плато Южной Норвегии, в Полинезии — на Таити и Маркизских островах, на острове Пасхи, в Канаде — в провинции Британской Колумбии, в США, во многих странах Европы и Южной Америки. Попутно автор познакомил читателей с природой и людьми в разных уголках нашей планеты, где побывал Хейердал. Это не только биографическое, но в значительной части и географическое сочинение.