Поднимаясь на почетную трибуну, Хейне-Гельдерн был бледен, как простыня. После Ивон рассказывала, что многие почтенные ученые в зале перешептывались и толкали друг друга, словно школьники, стараясь заполучить экземпляры оттиска, которые она принесла в своей вместительной сумке.

Профессор Хейне-Гельдерн долго не мог забыть этого эпизода. Несколько лет он отзывался яростными газетными выпадами на каждый шаг Тура. В 1960 году неожиданно наступило перемирие. В Вене должен был проходить XXXIV конгресс американистов, и на Хейне-Гельдерна возложили почетную обязанность президента. Он сам послал Хейердалу сердечное приглашение, так как узнал, что тот в своем докладе собирается выступить против их общего оппонента американского этноботаника Э. Д. Меррилла.

Меррилл несколько десятилетий неистово сражался с диффузионистами. Он считался столпом американского изоляционизма и был одним из главных вдохновителей резкой оппозиции «Венской школе». Много лет ученые всех стран полагались на утверждение Меррилла, что до того, как Колумб пересек Атлантический океан, Америка и остальной мир не имели ни одного общего культурного растения. В этом видели доказательство того, что до европейцев никто не проникал в Америку и не покидал ее, ведь эти люди непременно везли бы с собой такой важный источник жизни, как культурные растения, и посадили бы их в землях за океаном.

В своем докладе в Вене Тур сказал, что аргументы Меррилла можно уподобить бочке с водой. Стоит вынуть одну клепку, и все вытечет. Когда утвердились взгляды Меррилла, бочка казалась прочной, но потом историки и ботаники отрывали от нее клепку за клепкой, и современной науке пора признать, что бочка пуста. Цитируя труды самого Меррилла, Тур показал, как ученый из года в год пересматривал свои взгляды. Ему пришлось согласиться, что батат, кокосовая пальма и тыква несомненно, а хлопчатник, банан и другие растения вероятно доказывают наличие культурных контактов между Америкой и Полинезией до прихода европейцев. В последнем труде Меррилла, подводящем итог его исследованиям, постоянно упоминалась экспедиция «Кон-Тики», которая явно была для автора главным камнем преткновения. Даже виньетка к алфавитному указателю в книге изображала «Кон-Тики». Сам почтенный ботаник в конце концов доломал свою бочку, заявив, что между Америкой и Полинезией был двухсторонний контакт. «Мы должны признать, — писал он, — что жители Южной Америки могли достичь некоторых островов Тихого океана на бальсовых плотах».

Таким образом, один из виднейших приверженцев изоляционизма потерпел поражение. Больше того, Хейне-Гельдерн как президент конгресса после доклада Хейердала вышел на кафедру и признал, что морской путь из древней Азии в Америку, возможно, пролегал по течению Куро-Сиво к северу от Гавайских островов. И он публично поблагодарил Тура за его вклад в исследование Полинезии.

Почему какая-то, казалось бы безобидная, миграционная теория вызвала такие страсти? Пожалуй, лучше всего на этот вопрос ответил председатель Норвежского географического общества профессор Кристиан Гледич, когда писал в газетной статье: «Человек, выдвигающий новую научную гипотезу, должен быть готов к критике и возражениям.

Человек, рискующий жизнью, чтобы доказать свою теорию, должен быть готов к особому недовольству кабинетных географов.

Человек, который в наш век специализации пользуется аргументами одновременно из десятка различных наук, неизбежно будет поражен олимпийскими молниями специалистов. И чаще всего он этого заслуживает, потому что никому не дано знать сразу все науки. И все же время от времени кто-то должен делать попытки сопоставить и объединить выводы разных наук.

Молодой человек, который, не сдав всех положенных экзаменов, ловит на ошибках многих уважаемых профессоров, не может ждать пощады. Никто не любит оказываться в дураках…

Тур Хейердал бросил вызов косности, он бросил вызов всем, кто излишне уверенно высказывался о бальсе и древнеперуанском мореходстве. Он бросил вызов специалистам, которые все знают лучше других и все или почти все сумели объяснить. И что хуже всего — он нашел простое решение на диво сложной проблемы. Полинезийцы превратились в гордиев узел. Человек с мечом не может рассчитывать на любовь всех тех, кто кропотливо и терпеливо распутывает каждый свою нить, добираясь до докторских степеней и стипендий».

Завершив наконец работу над книгой «Американские индейцы в Тихом океане», Тур почувствовал, что отчитался за экспедицию «Кон-Тики». Кончилась целая глава его жизни, и после шести лет непрерывного труда он решил взять короткий отпуск. Профессор Селлинг уговорил его вместе с Ивон слетать на Корсику; к ним присоединились супруги Маннерфельт. Беззаботные дни среди радушных корсиканских рыбаков, простая жизнь в деревушке на берегу, согретом лучами средиземноморского солнца… Это было так непохоже на борьбу и гонку последних лет. Ивон даже предложила штрафовать того, кто заговорит о науке. Условие было охотно принято. Для Тура, как мы увидим дальше, знакомство со Средиземным морем сыграло особенно важную роль.

Однако мирная жизнь длилась недолго. Всего через две недели после выхода «Американских индейцев в Тихом океане» случилось нечто такое, что привело Тура к новым приключениям в далеких краях.

Собственно, все началось на конгрессе в Вене в 1952 году, где Тур снова встретил доктора Альфреда Метро, впервые после примечательной беседы в Париже. В свое время Тур озадачил Метро снимками каменных скульптур Тихоокеанской области. Теперь французский ученый рассказал ему про удивительную фотографию идола, которую он недавно видел в Американском музее естественной истории в Нью-Йорке. Она изображала огромную каменную голову, только что обнаруженную на одном из Галапагосских островов, которые лежат на экваторе почти в тысяче километрах от побережья Южной Америки. Ученые утверждали, что до прибытия испанцев на эти острова не ступала нога человека. Однако этот идол, по мнению Метро, позволял предположить, что кто-то опередил европейцев. А так как скульптура очень похожа на статуи острова Пасхи, продолжал Метро, он уверен, что ваятели были скорее полинезийцы, чем южноамериканские индейцы. Рассказ Метро так увлек Тура, что он решил непременно побывать на Галапагосе, отыскать загадочную каменную голову и посмотреть, нет ли там других следов доевропейских визитов.

Тот факт, что архипелаг был необитаем, когда его открыли европейцы, тоже использовали как довод против теории Хейердала. Если южноамериканские бальсовые плоты доходили до Полинезии, почему же древние мореплаватели не открыли лежащие гораздо ближе Галапагосские острова? Во всех трудах писали, что на Галапагосе нет археологического материала и что впервые люди прибыли сюда в 1535 году, когда архипелаг обнаружил испанский епископ Томас де Берланга. Но когда Тур обратился к литературе, чтобы выяснить, на чем основаны эти слова, оказалось, что все цитируют друг друга. Кольцо замкнулось. Геологи и биологи во главе с Дарвином прилежно наведывались на Галапагос, но археологи никогда там не работали — так твердо они верили в недосягаемость архипелага для индейских плотов с материка.

Еще мальчишкой Тур слышал рассказы о засушливых Галапагосских островах. Он знал, что там сплошь лава и кактусы, условия для постоянного обитания плохие. Один из его школьных учителей вместе с несколькими другими жителями Ларвика уехал на Галапагос искать счастья в девственном краю. Они вернулись разочарованные. Нехватка пресной воды и прочие трудности вынудили их покинуть «заколдованные острова». Так прозвали архипелаг первые испанские конкистадоры и английские буканиры. Возьмут вечером курс на гористые островки, а утром они словно в воду канули. Морякам было невдомек, что корабль относит стремительным течением Гумбольдта, которое подходит к архипелагу на своем пути от Перу в Полинезию.

Осенью 1952 года Тур снова отправился в Америку. В Нью-Йорке археологи Американского музея естественной истории подтвердили, что Метро верно описал снимок идола и никто не сомневался в его подлинности. Фотографию предоставили музею лишь на время, и теперь она находилась у сделавшего снимок ботаника. Тур отыскал его в Бостоне и смог сам рассмотреть фотографию. При виде огромной угрюмой физиономии с клочками мха в морщинах на лбу Хейердал тоже перестал сомневаться. Ботаник заверил его, что открытие сделано в Галапагосском архипелаге. Он даже набросал план острова Флореана и показал, где находится истукан. Не теряя времени, Тур пригласил в задуманную экспедицию двух археологов — американца Эрика Рида и норвежца Арне Шёльсволда. В январе 1953 года они встретились в Гуаякиле на тихоокеанском побережье Эквадора.