Не говоря уже о том, что лишь он один может утверждать, что таковые существовали. Для суда это ничто.

Фолей крикнул:

— Что это?

— Кто-то закончил вашу работу, — грубо ответил Роджер и повернул назад.

— Что вы имеете в виду?

— Горит машина.

— Вы хотите сказать, что ее кто-то поджег?

У Фолея заблестели глаза.

— Совершенно верно.

— Но — но это же невозможно? Скорее всего это… это пожар замедленного действия.

— Впервые слышу о таком. Баки с бензином сами по себе не взрываются, утечки горючего тоже не было… Кто же, как вы считаете, мог уничтожить «Остин»?

— Меня спрашивать бессмысленно.

— А я спрашиваю именно вас, и не начинайте снова крутить-финтить!

— Я уже вас предупреждал, что вы больше не услышите от меня ни единого слова. Так оно и будет.

Однако Роджер ясно видел, что у Фолея был совершенно озадаченный вид.

Ничего не оставалось, как продолжить дальнейшее восхождение. Вскоре Фолей будет вообще в состоянии передвигаться более самостоятельно.

Поддерживая Лайонела, Роджер продолжал видеть перед глазами желто-оранжевые языки пламени и одинокого всадника или всадницу на горизонте. Но все это перекрывалось фактом беспрецедентной безжалостности преступника. А это было особенно жутко, потому что Сид Картрайт все еще не найден.

Знал ли Фолей, где он находится? Был ли Сид еще жив? Весьма сомнительно.

Они перевалили через край первого барьера. Теперь пламя было куда ниже да и дым порассеялся, но когда они приблизилась к раскаленным остаткам металлического корпуса «Остина», ветер пахнул на них нестерпимым жаром.

Они обогнули пожарище по дуге и начали второй этап восхождения. Когда они миновали машину, вдали показались два всадника, потом еще несколько. Все они направляли своих коней к горящей машине.

Впереди находилась Дафния Гейл, за ней Дженкинс. В тяжеловесном неуклюжем человеке Роджер узнал полковника Мэддена, чьи фотографии часто появлялись на страницах спортивных еженедельников. Но всех их опережала леди Фолей. На ней были надеты темно-коричневые бриджи для верховой езды, жокейская шапочка чуть сдвинута набок, можно было сказать, что эта женщина создана для конноспортивных соревнований.

Она взглянула на огонь, потом на сына.

Дафния Гейл испуганно спросила:

— Ведь Сида не было в этой машине, нет?

— Нет, — успокоил ее Роджер, но сердце у него болезненно сжалось при мысли, что могли означать следы крови на обшивке сгоревшей машины.

И тут же деловито осведомился:

— Вы все ехали вместе?

— Нет, — ответил полковник Мэдден, — мы прискакали с миссис Гейл и ее сестрой. Увидели дым и завернули сюда. Леди Фолей прибыла из дома. Верно я говорю, Марта?

Выходит, что леди Фолей могла быть этой одинокой всадницей.

Если даже кто-то из них и понял важность вопроса Роджера, вслух ничего не было сказано, но те взгляды, которыми обменялись леди Фолей и Дафния Гейл, были явно враждебными. Причем, жене тренера было гораздо труднее скрывать свои чувства, чем более старой женщине.

Леди Фолей спросила:

— Ты сильно повредил себе ногу, Лайонел?

— Вывихнул колено, оно раздулось, как шар. Все будет в порядке, когда мне поставят хороший компресс.

— Нужно непременно сделать рентген, — вмешался Роджер. — Это можно будет устроить, как только мы отвезем его в Арнткотт.

Дженкинс уже стоял возле Лайонела, а с другой стороны — второй конюх. Вдвоем им удалось без труда поднять и усадить молодого человека в седло. Конюх сел сзади на круп лошади. Роджер мог ехать с Дженкинсом или идти пешком, однако время было гораздо дороже, чем соображения ущемленного самолюбия. Седло оказалось на редкость удобным. Прошло уже пять лет с тех пор, как он последний раз ездил верхом, во время торжественной процессии в Лондоне, ну и конечно же ему ни разу не приходилось подниматься на лошади по крутому холму. Но с опытным Дженкинсом позади себя Роджер ничего не боялся, а усталость давала себя знать, так что он был счастлив, что ему не надо идти самому.

Вскоре они были на вершине. Там собралось еще три-четыре человека на лошадях, все они глазели на обгоревшие останки машины. Роджер обрадовался, увидев среди них Снелла, стоящего подле мотороллера «Веспа».

— Не могу ли я чем-то помочь, сэр? — спросил он прежде всего.

«Сэр» было сказано ради леди Фолей.

— Да, инспектор. Я пришлю сюда людей, как только мне удастся это сделать. Пока же я не хочу, чтобы кто-нибудь спускался к машине и вообще близко подходил к этой гряде. Мне необходимо снять отпечатки лошадиных подков, так чтобы точно выяснить, кто приближался к машине и…

Леди Фолей впервые заулыбалась, Фолей откровенно издевался, Дафния Гейл махнула рукой, показывая, что она готова была услышать какие угодно глупости, но на такой идиотизм никак не рассчитывала. И только инспектор Снелл сохранял совершенно серьезное выражение лица, его глаза внимательно глядели на старшего офицера.

— Весьма сомнительно, что удастся найти много следов на траве, сэр.

— Вблизи машины имеются обнаженные участки грунта, кроме того, есть еще тропа, — холодно отрезал Роджер. — Одного следа нам будет вполне достаточно, чтобы установить личность интересующего нас человека. Посадите мистера Фолея на заднее сидение моей машины. И, повторяю, проследите за тем, чтобы никто не спускался вниз.

— Слушаюсь, сэр.

Снелл говорил с требуемым почтением. Он умел работать на публику.

Леди Фолей продолжала слегка улыбаться, но Дафния Гейл взглянула на Роджера с возросшим интересом. Она все время была невероятно напряжена, и Роджер подумал, что ее настроение и мозг были такими же хрупкими, как тот фарфор, из которого она казалась сделанной. Ему очень хотелось с ней поговорить и узнать причину откровенной враждебности «изящной статуэтки» к леди Фолей. Однако существовали другие, куда более важные проблемы. Всегда было так: наступал момент, когда необходимо одновременно заниматься десятком всяческих дел. Внутри него как будто бы что-то сидело и понукало действовать, торопило, подгоняло, не давало покоя. Сейчас причина всех его переживаний был исчезнувший Сид Картрайт.

Дженкинс усадил Лайонела Фолея в машину. Тот забился в самый угол, вытянул ноги и вообще ни на кого не смотрел. Его мать не спускала с него глаз, очевидно, не понимая поведения сына.

Роджер обошел кругом, сел за руль машины. Наступила странная тишина, когда он отъехал. Сам он почему-то думал о том, где находится сестра миссис Гейл — Кэтлин и как ее фамилия, он почему-то ее не запомнил. Последнее его раздражало.

Он медленно ехал по неровной местности, отлично понимая, как болезненно переносит ухабы Лайонел Фолей. В зеркальце ему было видно лицо молодого человека с поджатыми губами, как будто боль в колене была совершенно нестерпимой. Он сидел, откинувшись на подушки, глаза его были закрыты и было очень трудно определить, о чем он думает.

Роджер резко спросил:

— Вы ведь абсолютно уверены, что ваша мать причастна к данному делу, не так ли?

Фолей не ответил.

— Верно я говорю?

— Единственное, в чем я действительно уверен, что я не желаю больше произносить ни одного слова, пока не услышу совета адвоката. Разве в этой мере предосторожности есть что-то противозаконное?

Роджер ответил все так же резко:

— Масса недомыслия, а противозакония и правда нет. Вам никогда не случалось задумываться над тем, какого рода работу приходится выполнять нам, полицейским? Мы можем вызвать любого эксперта. Можем получить наиболее квалифицированные советы относительно лошадей и верховой езды, мы можем запрудить эти места нашими сотрудниками, которые станут расспрашивать всех подряд, выясняя мельчайшие подробности. Мы намерены выяснить, кто вел эту машину сегодня утром, и для этого не остановимся перед тем, чтобы допросить всех жителей деревни, а то и нескольких деревень — до самого Ридинга, пока не наткнемся на такого человека, который даст нам необходимые сведения. Мы можем объявить о данном деле по радио, возможно, по телевидению, стоит только сказать одно слово. Более того, мы непременно зададим всем вопрос, кто мог сидеть за рулем вашего «Остина», и девять человек из десяти ответят, что во всем виновата леди Фолей.