Роджер сказал гораздо спокойнее:

— Продолжайте.

— Подумал, что кто-то из ребятишек балуется, только и всего. И лишь после того, как миссис Гейл принесла жокейку и сказала, что она принадлежит Сиду Картрайту, я понял, что это означает.

— А что это означает?

Фолей открыл глаза.

— Мне тошно на вас смотреть, — сказал он чуть ли не по складам. — Обещаю вам довести до общего сведения, как вы со мной обращаетесь… Вы еще пожалеете, что не оказали мне своевременной помощи и…

— Что это означает? — чуть повысил голос Роджер.

— Вы знаете не хуже меня. Если была использована машина моей матери…

Он прижал обе руки к глазам.

— Господи, я так измучился, что просто не знаю, что и думать, Почему бы вам, для разнообразия, не поломать свою голову? Я — я живу на нервах вот уже целую неделю, прошлой ночью я практически совсем не спал, плохо соображаю, что я делаю.

— Это вы убили Сида Картрайта?

Фолей не сразу среагировал, просто опустил голову на землю. Теперь его лицо выглядело много спокойнее, как будто то немногое, что он сообщил Роджеру, сильно сократило его страхи. И заговорил он куда ровнее:

— Я никого не убивал и не похищал, Вест, и вы это знаете. Возможно, с моей стороны было безумием стараться избавиться от нашей машины, чтобы вы не могли сказать, что ее использовали, но я перепугался, заметив в ней пятна крови. Я их замывал, однако кое-что осталось. Когда вы к нам пришли, я решил, что любой ценой надо добиться того, чтобы вы не увидели «Остин». По-видимому, у меня началась паника.

— Откуда такое донкихотство?

— Я ей кое-чем обязан!

— Вашей матери?

— Разумеется, я имею в виду свою мать. Неужели вам надо все говорить целыми распространенными предложениями, да еще расставив знаки препинания?

— Не обязательно.

Роджер сунул руку в задний карман и достал фляжку с бренди, отвинтил крышечку и протянул Фолею:

— Глотните-ка.

Фолей, удивленный переменой в настроении суперинтенданта, послушно взял левой рукой фляжку, поднес ее ко рту и набрал полный рот обжигающей жидкости.

— Спасибо.

— Сигарету?

— Пожалуйста. Мои кончились.

Роджер дал ему сигарету и зажег ее.

— А теперь посвятим пяток минут тому, чтобы привести все в порядок, а потом уж займемся проблемой вашего подъема наверх, — заговорил Роджер. — Вы заметили, как из машины выбросили жокейку, и когда миссис Гейл принесла шапочку Сида Картрайта, решили, что это та самая шапочка? Так?

— Конечно. Это была та же самая шапочка.

— Очень может быть. Вы заподозрили, что машина вашей матери была использована для похищения Сида. Верно?

— Но ведь это же очевидно, не правда ли?

— Вы видели водителя?

— Нет.

— Мужчина или женщина?

— Я вообще не видел, кто сидел за рулем.

— Вы говорите, что ваш садовник часто пользуется машиной?

— Да, поэтому я и подумал, что это он везет своих племянников. Но когда я вернулся домой, то убедился, что это был не он… Все утро он возился в саду или в огороде. Так мне сказала горничная.

— Спасибо. У вас только один садовник?

— Вообще-то двое, но лишь один настоящий. Это Джордж Энзелл. Второй — его отец, однако этот уже не работник, его время миновало.

— Что это за дети его сестры?

— Если это важно, то Джордж Энзелл с отцом живут в коттедже вместе с овдовевшей сестрой Джорджа и ее ребятишками. Сестра работает приходящей горничной в Фолей-Холле.

— Где находится коттедж полковника Мэддена?

— Недалеко от огорода.

— Много ли крови было в машине? — резко спросил Роджер.

— Послушайте, Вест, вы уже заставили меня сказать вам больше, чем я собирался. Больше я ничего говорить не стану. Вы можете оставить меня здесь на всю ночь, если вам угодно, но ни одного лишнего слова вы из меня теперь не вытяните. Однако, на вашем месте я бы не оставлял меня здесь. В этих краях люди чтут и уважают нашу семью, они скорее поверят мне, чем вам. Если вы мне поможете, думаю, я сумею добраться до вершины.

Бренди его сильно подбодрило. Возможно, в этом отношении Роджер допустил ошибку, но, по его мнению, не было необходимости все выяснять до самого конца, тем более, что любое показание нужно было не только проверять, но и перепроверять много раз. История была правдоподобной, пятна крови являлись прямой уликой, но они же и усиливали опасение, что Сида Картрайта больше нет в живых.

Роджер осмотрелся, определяя, каким путем легче выбраться из этого котлована, потом нагнулся, обхватил Фолея двумя руками и помог ему подняться на ноги. Одно колено у Фолея отекло еще сильнее, и надеть на ногу ботинок больше не представлялось возможным. Роджер завязал шнурки и повесил его себе на шею. Фолей оперся левой рукой ему о плечо, и они пустились в обратный путь, хотя и страшно медленно. Но когда они добрались до веревки и оба ухватились за нее, их задача сразу заметно облегчилась. Однако, скорость восхождения заставляла желать лучшего. До верха они поднимались минут 30, еще 10 минут ушло на то, чтобы подойти к первому выступу и к подножью холма, где лежал перевернутый «Остин».

Тишину нарушало их тяжелое дыхание, пение птиц и стрекотание кузнечиков. Остановившись, чтобы отдышаться, Роджер услышал какое-то непонятное гудение, но не стал над этим задумываться. Опять самолет, скорее всего. У него самого с лица катился пот, что касается Фолея, то тому пришлось не сладко. Он был вынужден касаться земли поврежденной ногой, что, видимо, было очень болезненно. Чтобы уменьшить на нее нагрузку, он буквально висел на Роджере, который не мог дождаться конца подъема.

— Что это за шум? — спросил он внезапно.

— Гудение какое-то?

— Да.

— Я сам удивляюсь.

— Похоже на пожар.

— В это время года у вас бывают вересковые пожары?

— Весной было много дождей, так что не должно бы быть…

Роджер поднял голову, прислушался и уверенно сказал:

— И все же это пожар.

Теперь над их головами проплывали клубы черного дыма. Роджер на минуту почувствовал панический страх городского жителя перед этим стихийным бедствием, особенно потому, что он не знал ни размеров, ни свирепости пожаров на вересковых пустошах. Когда он спускался, нигде не было заметно дыма.

Пусть будут прокляты всякие пожары! Он бросил через плечо:

— Отдохните здесь!

И опустил Фолея на землю, потом как можно быстрее стал взбираться на холм, преодолевая большую часть пути на четвереньках. При этом все время смотрел в сторону источника дыма. Сейчас он уже прекрасно различал запах. Горел вовсе не вереск, потому что в воздухе ощущался бензин.

Вот и выступ. Он заглянул поверх его. «Остин» представлял собой пылающую массу, над которой клубился черный, густой дым, постепенно вытягивающийся по ветру узкой темной полосой. Далеко отсюда, возле края холма, виднелся одинокий всадник на лошади, но отсюда нельзя было даже определить, был ли это мужчина или женщина. Он уже был близок к вершине перевала и через пару секунд скрылся за ним.

Роджер даже отсюда чувствовал нестерпимый жар и понимал, что он не в силах справиться с огнем.

Кто еще мог желать уничтожить те улики, которые представлял собой старый «Остин"?

Леди Фолей?

Когда он наблюдал за тем, как пылает машина, Роджер испытывал неизвестное ему доселе чувство напряжения. Казалось, ему поручено было предельно простое дело, изобилующее массой свидетельских показаний и почти с уже готовым решением. Оно оказалось более интересным, чем он опасался, благодаря обстановке и людям, причастным к нему. Исчезновение сына убитого предельно усложняло его, вынуждая Роджера признать, что преступник отличается особой безжалостностью и неразборчивостью в выборе средств. Вот именно, безжалостностью. Этот эпитет снова пришел на ум Роджеру, когда он смотрел, как огонь безнадежно уничтожает машину, а вместе с ней и пятна крови, которые теперь уже не могут считаться «вещественными доказательствами», ибо их происхождение можно будет объяснить десятками самых невинных обстоятельств.