Литмир - Электронная Библиотека
A
A

— О!

— Она же почти не училась музыке — кажется, год или два, да и то, когда уже ходила в невестах — боялись что никто не польстится на бесприданницу, если она будет без должного воспитания. Потом учитель стал не по средствам ее родителям и его прогнали. Кажется, ему даже не заплатили за последний год — обвинили в какой-то мелкой краже. Конечно, вы должны быть к ней снисходительны — разве женщина, родившаяся и выросшая в провинции, может иметь понятие о настоящем изяществе? Композиция затянута, вариации грубоваты.

— Мне кажется, это очень… чувственно, — не выдерживает Ксанта — она еще слишком полна впечатлениями.

— Хм! — Атли вскидывает брови.

Он не без оснований считает себя экспертом по чувственности, и тут же начинает прикидывать, что может смыслить его невзрачная собеседница в таких материях.

Ксанта украдкой смотрит на хозяина замка. Неужели этот пожилой, не слишком опрятный и довольно угрюмый мужчина способен разбудить в юной женщине такие чувства? Не смутное томление о чем-то большом и чистом, а полнокровную, глубокую, саму себя сознающую страсть? Полна чудес могучая природа!

А над их головами звенят, затихая, последние аккорды гимна.

Сын Луны и дочка Солнца,

Обручались над водою,

Золотые перстенечки

Чуть на дно не обронили!

10

Наконец обед был позади, и гости один за другим начали спускаться вниз, в зал для танцев. Разумеется, не для того, чтобы потанцевать — для этого здесь собралась слишком серьезная и уважающая себя публика. Даже пожелай они попрыгать и покружиться под музыку, съеденное и выпитое вряд ли позволило бы им показать свою прыть. Нет, просто жрецам хотелось перекинуться парой слов относительно завтрашней церемонии как между собой, так и с любезными хозяевами.

Почти все они были внизу, когда на лестнице появилась Дарисса. И тут стало ясно, что жрица Вещей богини выпила, пожалуй, слишком много. Ее изрядно покачивало, щеки раскраснелись, волосы растрепались, глаза горели. В руке она все еще держала недопитую чашу, которую тут же радостно вскинула вверх, приветствуя собравшихся.

Жрецы недоуменно переглядывались. Нельзя сказать, чтобы такое поведение было неподобающим для юной жрицы. Напротив, ранг ее богини, а значит, и ее ранг был настолько высок, что все, что бы она ни делала, тут же становилось подобающим и исполненным мудрости. Просто никто не ожидал, что именно хорошая девочка Дарисса сегодня решит напиться.

Меж тем, хорошая девочка остановилась на верхней ступени лестницы, царственным жестом отбросила назад струящиеся по плечам волосы и торжественно обратилась к собравшимся:

— Мои любезные братья! Я хочу выпить еще! Я хочу выпить за своего славного мужа!

По залу прошел ропот, жрецам было прекрасно известно, что Дарисса пока не замужем, и им понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что она имеет в виду супруга своей богини.

— Да, за моего славного, бедного, храброго мужа! — продолжала Дарисса. — Который единственный среди нас не только видит правду, но и не боится о ней открыто говорить. Айд, милый, открой этим людям глаза, чтобы они увидели, в каком страшном заблуждении пребывают!

Она вновь взмахнула чашей, так что большая часть вина выплеснулась на стену и висевшие на ней портреты. У жрецов не бьшо в руках чаш, и они лишь торжественно подняли ладони вверх в знак того, что присоединяются к ее тосту. Дарисса сделала еще шаг вперед, споткнулась и скатилась бы кубарем с лестницы, если бы Керви с быстротой молнии не бросился вперед и не подхватил бы ее в самую последнюю секунду. Это был довольно смелый, даже безрассудный поступок, так как тем самым он выказал явное недоверие богине, владевшей сейчас телом своей жрицы. Она вполне могла бы поднять Дариссу на пару локтей над лестницей и невредимой опустить на пол. Но из-за Керви чудо не состоялось. А богини, как известно, не очень любят, когда им выказывают недоверие, а тем более хватают за руки. Словом, Керви, как всегда, поступил неумно и неловко. Но сейчас на эту неловкость никто не обратил внимания, так как в зале происходило нечто гораздо более интересное.

Часть вина из кубка Дариссы выплеснулась на портрет Неудержимого. Вино, по всей видимости, действительно было волшебным, или точнее сказать, божественным, потому что краска на том месте, куда оно попало, начала немедленно разбухать, вспучиваться и течь вниз. И тогда взорам всего жречества Кларетты открылась белая прядь в волосах знаменитого предка.

В зале для танцев стало совсем тихо. И эта тишина очень нравилась Ксанте.

11

— Ой, а у меня ведь самом деле все получилось! — бормотала Да-рисса, пока Ксанта бережно вела ее вверх по лестнице вслед за слугой с подсвечником, который маячил впереди, указывая двум жрицам путь. — Здорово получилось, а я так боялась! Я никогда не думала, что это так здорово: когда ты одержимая! Будто и правда кто-то держит. В сильных руках, понимаешь?

— Да где уж мне понять, не всем же так везет! — ворковала Ксанта, в очередной раз спасая юную одержимую от столкновения со стеной.

— Я ведь немного совсем выпила, для храбрости только, чтоб коленки не дрожали, — оправдывалась Дарисса. — А потом вдруг стала такая храбрая, такая храбрая!

— Да, наверное, это приятно, — согласилась Ксанта и окликнула слугу: — Эй, любезный, а куда это ты нас ведешь?

Тот, не оборачиваясь, бросил через плечо:

— Господин Кервальс хочет говорить с вами обеими. Немедленно.

— Ничего себе! — воскликнула Ксанта.

Она, конечно, догадывалась, что их хулиганская выходка не останется безнаказанной, но не думала, что Кервальс среагирует так быстро.

С этого она и начала, едва войдя в комнату, — ей не терпелось поделиться своим восхищением.

— Я поражена Тем, как быстро вы обо всем догадались.

— Недостаточно быстро, — сказал Кервальс.

Он сидел в высоком резном кресле прямо у окна, заложенного кирпичом. Впрочем, в комнате все равно было достаточно светло — полыхал на совесть растопленный камин, в канделябрах горело не меньше двух дюжин свечей. Вся обстановка в комнате была богатой, хотя и менее изысканной, чем в покоях Ликорис: на полу лежал темно-малиновый ковер, на стенах гобелены со сценами охоты. Рядом с креслом Кервальса стоял маленький столик, на котором красовались медный кувшин и единственный кубок — деревянный, украшенный несколькими крупными рубинами. Сбоку за ширмой угадывалась широкая кровать, покрытая пурпурным покрывалом.

Однако несмотря на роскошь здесь было совсем неуютно. Слишком много ярких пятен, слишком жарко натоплено. Воздух был душным с резким запахом давно не стиранного белья и плесени. При каждом шаге Ксанты над ковром поднималось легкое облачко пыли.

«Комната, в которую давно не заходила женщина», — подумала жрица.

На Дариссу покои Кервальса тоже произвели не лучшее впечатление. Она остановилась на пороге, побледнела и ухватилась за косяк.

— Что-то мне совсем уже нехорошо, — пробормотала она. — Я, пожалуй, вон там, за ширмой, прилягу. А ты, голубчик, — повернулась она к слуге, — принеси мне, пожалуй, тазик. И умыться подай, что ли…

Ксанта помогла подруге добраться до кровати, потом вернулась под грозные очи Кервальса.

Сам хозяин тоже выглядел нездоровым — лицо его покраснело, лоснилось от пота, под глазами набрякли мешки. Он то и дело вытирал лоб платком, вздыхал и похрюкивал, как его предок — кабан, и подливал себе вина из кувшина. Когда он открывал рот, Ксанта чувствовала отчетливый запах перегара. Однако глаза под кустистыми бровями остались ясными, а взгляд пристальным и таким напряженным, что у Ксанты от него звенело в ушах.

— Кто вам платил? — напрямик спросил он жрицу. — Кто вас надоумил? Кто-то из великих жрецов? Зачем?

— Ив самом деле, зачем? — удивилась Ксанта. — Никто нам не платил. Мы сами.

14
{"b":"185104","o":1}