Особенно благоприятную почву для социальных потрясений представляет, конечно, Россия, где народные массы, несомненно, исповедуют принципы бессознательного социализма…

Россия, несомненно, будет ввергнута в анархию, пережитую ею в приснопамятный период смуты 1905-1906 годов. Война с Германией создаст исключительно благоприятные условия для такой агитации…

Как это ни странно может показаться на первый взгляд… но и Германии в случае поражения предстоит пережить не меньшие социальные потрясения. Слишком уж тяжело отразится на населении неудачная война, чтобы последствия ее не вызывали на поверхность глубоко скрытые сейчас разрушительные стремления…

Совокупность всего вышеизложенного не может не приводить к заключению, что сближение с Англией никаких благ нам не сулит, и английская ориентация нашей дипломатии по своему существу глубоко ошибочна. С Англией нам не по пути, она должна быть предоставлена своей судьбе, и ссориться из-за нее с Германией нам не приходится.

Тройственное согласие — комбинация искусственная, не имеющая под собой почвы интересов, и будущее принадлежит не ей, а несравненно более жизненному тесному сближению России, Германии, примиренной с последнею Франции и связанной с Россией строго оборонительным союзом Японии. Такая лишенная всякой агрессивности по отношению к прочим государствам политическая комбинация на долгие годы обеспечит мирное сожительство культурных наций, которому угрожают не воинственные замыслы Германии, как силится доказать английская дипломатия, а лишь вполне естественное стремление Англии во что бы то ни стало удержать ускользающее от нее господство над морями. В этом направлении, а не в бесплодных исканиях почвы для противоречащего самым своим существом нашим государственным видам и целям соглашения с Англией, и должны быть сосредоточены все усилия нашей дипломатии…» — завершает свою записку Дурново[34].

Отдавая должное несомненному дару предвидения автора, трудно согласиться с его основным выводом. Документы, обнаруженные в немецких архивах в последнее десятилетие учеными из различных стран, в том числе и автором этих строк, неопровержимо свидетельствуют о том, что накануне 1914 года германское руководство в качестве основной своей цели поставило внешнеполитическую экспансию на Восток, которая предусматривала отторжение от Российской империи огромнейших территорий в Прибалтике, Польше, Украине и Белоруссии, Кавказе, навязывание России кабального торгового договора. Это, собственно, и было подтверждено в Брест-Литовске в марте 1918 года, даже тогда, когда судьба самой Германии висела на волоске и она стояла на краю бездонной пропасти. В Берлине никто и никогда не тешил себя консервативными и монархическими иллюзиями, здесь руководствовались исключительно понятиями национального интереса, пусть и ложно понятого. Нашей стране была уготована даже не участь младшего партнера, а аграрно-сырьевого придатка Второго рейха, призванного обслуживать все возрастающие потребности германских бюргеров. Союз Германии и России был возможен только на условиях фактического отказа последней от своего суверенитета.

В 1914 году у России уже не было поля для маневра. В случае нейтралитета в грядущей европейской войне страна в лучшем случае превратилась бы в сателлита Германии, распрощавшись с ролью великой державы. В худшем случае после неизбежного военного разгрома Франции наступила бы очередь России. Национальная экономика страны, в которой огромное место принадлежало французскому, бельгийскому, британскому капиталу, просто перестала бы существовать.

Ставка на Антанту давала, пусть и призрачную, возможность России сохранить себя в качестве одного из основных игроков на международной арене. И трудно предсказать, как бы сложилась судьба страны, если бы не события октября 1917 года. Всего лишь несколько месяцев нужно было продержаться России, чтобы выйти из войны триумфальной победительницей. В том, что получилось иначе, наших союзников винить нельзя. Судьба Российской империи была решена не на полях сражений, не за столом переговоров, а в собственном тылу, на улицах бунтующего Петрограда.

Рано утром 2 августа 1914 года войска немецкого рейхсвера, еще не закончив своей мобилизации, вторглись в пределы Великого герцогства Люксембург, нейтралитет которого обеспечивался целой серией международных правовых договоров. В ночь на 4 августа германские войска начали операцию по захвату Бельгии — королевства, «вечный» нейтралитет которого также гарантировали все великие европейские державы, в том числе и Пруссия.

Именно так началось осуществление немцами своего плана ведения военных действий, который получил название «плана Шлиффена». Впервые план стратегического развертывания германской армии и замысел ведения войны Альфреда фон Шлиффена был сформулирован самим начальником имперского генштаба в 1905 года, а затем он подвергался частичным изменениям.

Основной идеей плана Шлиффена, который в своей основе зиждился на необходимости ведения Германией войны на два фронта — против России на востоке и против Франции на западе, — было «массирование возможно больших сил на французском фронте с целью быстрого уничтожения французских армий и выставление первоначально против России только необходимых для совместного участия с австрийцами войск»»[35].

План Шлиффена в своей сути основывался на замысле гигантского решающего сражения, в котором армия противника подлежала уничтожению одним мощным ударом, — т.е. молниеносной войны, или «блицкрига»[36]. Всего на начальном этапе войны против Франции предполагалось использовать 85% всех сухопутных сил рейха. Сооруженная французами после франко-прусской войны мощная 200-км укрепленная линия на границе двух стран Верден — Туль — Эпиналь — Бельфор заставила Шлиффена в последнем варианте плана искать оперативного решения в обходе ее с севера через Бельгию. Главная масса германских сил в составе 23 полевых и 12,5 резервного корпусов и 8 кавалерийских дивизий с исходной линии развертывания Крефельд — Мец должна была выйти на линию Дюнкерк — Верден. Южнее для обеспечения левого фланга в Лотарингии, кроме гарнизонов Меца и Страсбурга, развертывалось 3,5 полевого и 1,5 резервного корпуса и 3 кавалерийские дивизии. Левее их на верхнем Рейне — 3,5 ландверной бригады и в верхнем Эльзасе 1 ландверная бригада. Опорным пунктом для прикрытия левого фланга должна была служить крепость Мец, которая была значительно расширена, укреплена и укомплектована крупным гарнизоном с большим количеством тяжелой артиллерии.

Эти германские силы должны были наступать тремя большими группами, из которых важнейшее оперативное значение приобретала правофланговая группа. Она состояла из 8 армейских корпусов и 5 кавалерийских дивизий и наступала уступами в направлении на Брюссель — Намюр. Девятый корпус должен был позже примкнуть к левому флангу этой группы после ее перехода через реку Маас. Наступление этой группы должно было вестись форсированным маршем, дабы пройти между Антверпеном и Намюром раньше столкновения с французской армией. За корпусами правой группы уступом справа наступали 7 резервных корпусов, которые предназначались для окружения Антверпена и для обеспечения маневра справа, т.е. отражения возможной контратаки со стороны британской и бельгийской армий. С той же целью предполагалась перебросить еще 2 полевых корпуса по железной дороге из Лотарингии.