К этому времени стало очевидно, что натиск неприятеля выдыхается, и русское командование решило перейти в контрнаступление силами всех армий Западного фронта, чтобы окончательно остановить врага. 8 сентября контрудар был нанесен обескровленными войсками 3-й армии ген. Л.В. Леша в общем направлении на Пинск. На острие удара шел 31-й армейский корпус ген. П.И. Мищенко. 10 сентября под Логишиным, взятым русскими, был разбит немецкий 41-й корпус, что предотвратило падение узловой станции Лунинец. В итоге немцы приостановили свой натиск на Барановичи и были вынуждены раскидать свои резервы, что облегчило контрнаступление 2-й и 5-й армий.
9 сентября 2-я армия ген. В.В. Смирнова при поддержке сводных кавалерийских корпусов, наступавших на стыке 2-й и 5-й армий и объединенных под руководством генерала Орановского, перешла в общее контрнаступление. Использование огромной сводной конной группы стало блестящим козырем русских. Под командованием ген. В.А. Орановского оказалась целая конная армия — сорок один конный полк (246 эскадронов и сотен) в составе восьми с половиной кавалерийских дивизий. Конной группе были приданы семнадцать конных батарей — сто двадцать орудий.
В то же время в Виленско-Свенцянской операции выявилась разница между использованием крупных конных масс немцами и русскими. Так, у немцев конница выполняла задачу фронтового масштаба, а у русских кавалерийские корпуса либо выполняли роль ездящей пехоты, пристраиваясь к флангам армейских корпусов (Орановский), либо действуя плечом к плечу с ними (Тюлин, чей отряд подчинялся комкорам). Интересно, что русские общевойсковые начальники в ходе ликвидации прорыва просили усилить их войсковую конницу за счет конного кулака генерала Орановского. И это несмотря на то, что еще до войны было понятно, что «дело главнокомандующего или командующего армией указать цель действий конницы. Средства же достижения поставленной цели должны избираться начальником конницы самостоятельно».
Численность стратегической конной группировки Западного фронта в боях под Вильно в сентябре 1915 года, к 25 сентября, составила восемнадцать с половиной тысяч человек при пятидесяти трех пулеметах и шестьдесят одном орудии. К 6 октября число сабель в группе Орановского выросло до двадцати тысяч.
Состав группировки:
— 1-й кавалерийский корпус ген. В.А. Орановского (8-я кавалерийская дивизия ген. Л.П. Киселева и 14-я кавалерийская дивизия ген. В.Н. Петерса);
— Сводный конный корпус князя Г. А. Туманова (6-я кавалерийская дивизия ген. В.Х. Роопа и 13-я кавалерийская дивизия ген. Г.А. Туманова);
— группа ген. Н.Н. Казнакова (1-я гвардейская кавалерийская дивизия ген. В.В. фон Нотбека, Уссурийская конная бригада ген. А.М. Крымова, 2-я бригада 5-й кавалерийской дивизии);
— группа князя С.К. Белосельского (3-я Донская казачья дивизия ген. С.К. Белосельского-Белозерского, конная бригада ген. Потапова, два пехотных полка 70-й пехотной дивизии).
Слабость этой конной группы была в отсутствие пехоты. Темпы продвижения кавалерии генерала Орановского были невысоки, и пехота вполне могла подкрепить кавалерию. Ведь в лобовом столкновении огневая мощь конницы невелика, а сам всадник представляет слишком лакомую цель для пулемета. Тем не менее ведь и немцы имели на острие удара кавалерию, а потому действия русской конницы отличались эффективностью. Например, 7 — 8 сентября в Сморгони русские разгромили и практически полностью уничтожили 1-ю германскую кавалерийскую дивизию. На том этапе операции, когда было необходимо закрыть провал между фронтами, конница, безусловно, выполнила свою задачу, не позволив германской кавалерии пробиться на Минск. Но как только фронты сомкнули свои фланги, а 10-я армия вышла из образующегося «котла», нехватка пехоты в конной группе сразу же стала тормозить развитие наступления конницы.
В качестве сравнения можно привести действия 1-й Конной армии С.М. Буденного в период Гражданской войны в России. Как известно, 1-я Конная армия была сформирована на базе 1-го конного корпуса 11 ноября 1919 года из трех кавалерийских дивизий и стрелковой бригады. Во время решающего сражения 1-й Конной армии с белогвардейской конной группой генерала Павлова у станицы Егорлыкская в состав 1-й Конной входили 6, 4, 11-я кавалерийские и 20, 50 и 34-я стрелковые дивизии. В январе 1920 года в ее составе находилось 9000 сабель и 5000 штыков. В июне 1920 года — 2800 штыков, 16 500 сабель, 672 пулемета, около 100 орудий. А, например, во время броска ко Львову в конце июля 1920 года 1-я Конная армия была усилена тремя стрелковыми дивизиями[282]. В этот момент в состав армии входило свыше 2000 штыков, 16 200 сабель, 53 орудия, 337 пулеметов, 3 бронеавтомобиля, 7 бронепоездов.
Как видим, конница Буденного всегда имела существенное усиление в пехоте и технике. При этом марши пехоты прикрывали отход кавалерии по окончании операции или маневра, а отдохнувшая конница, переходя в очередное наступление, в свою очередь, давала пехоте возможность двигаться вне действия неприятельских ударов. Кто знает, как тактика Гражданской войны могла бы сказаться в мировой войне. Однако русская императорская кавалерия и в качестве, и в количестве существенно превосходила конные массы красных и белых сторон в 1918 — 1920 гг. Достаточно указать, что в 1916 году численность сабель в одном кавалерийском корпусе только самую малость уступала численности сабель Первой Конной армии РККА, а ведь таких армий и было-то всего две. Ген. А.К. Кельчевский уже в эмиграции так писал о тактике взаимодействия родов войск в Первой Конной армии С.М. Буденного: «В период действий конницы его пехота, совершая спокойно марш, подтягивалась к определенным пунктам. Здесь, в зависимости от физической усталости людей и лошадей конницы, пехота или располагалась на отдых, прикрытая конницей, или же выдвигалась вперед и, заняв боевой фронт, служила щитом для уводившейся на отдых конницы. Эта последняя после указанной боевой работы располагалась на отдых позади пехоты, усилив, если нужно, пехоту конными частями от более свежих полков для ведения разведки»[283].
10 сентября главкозап ген. А.Е. Эверт предложил отвести 1, 2, 3 и 4-ю армии, дабы сократить фронт и получить ряд корпусов для образования резерва, чтобы использовать его на правом фланге, куда углублялась немецкая кавалерия. Начальник штаба Верховного Главнокомандующего ген. М.В. Алексеев согласился с данным предложением. Ведь и так было ясно, что Вильно и Молодечно потеряны, а чтобы не сдать противнику еще и Минск, следовало остановить врага. В этот момент русское командование еще не знало, что противник уже выдыхается и его наступление проводится более по инерции. Но рисковать было нельзя: этого не позволяло общее состояние войск. Как считает исследователь, русские солдаты (увы, это были уже не кадровики образца четырнадцатого года!) признавали превосходство немецкой военной машины вообще и германского солдата над русской стороной. «По мнению солдат, сила врага была в его «знании»… Удивляла, а порой и озлобляла работоспособность немцев… В этом же ряду стояли дисциплинированность, хитрость (ассоциировавшаяся с мудростью, упорством, лютостью), надменность и достоинство немцев даже в плену, физическое превосходство… Немцев считали крайне неудобным противником, поскольку те дрались «настойчиво», «отчаянно», до «удивления»… Уже с осени 1915 года по русскому фронту стали распространяться слухи о невозможности вообще победить немцев, об их громадном превосходстве над русскими… С лета 1916 года после провала русского наступления мнения о силе и непобедимости немцев становятся в армии преобладающими»[284].
Сократив фронт и двинув вперед конные массы, русские армии Западного фронта предприняли попытку перейти в решительное контрнаступление. Тем не менее достичь значительных результатов сразу русским не удалось. Причина этого заключалась в неумении русских кавалерийских начальников организовать операцию большой конной массой. В период с 12-го по 14-е число из войск доносили: «На Вилии, в новой 2-й армии, наше наступление пока развивается очень слабо; одни части имеют небольшой успех, другие даже вынуждены местами осадить. Конница действует неискусно и жмется к пехоте, неся бесполезные жертвы в лобовых атаках, и нуждается в постоянных подсказах, что сила ее в быстроте перемещений и обходах». А с 18 сентября, как говорит исследователь, «дальнейший отход немцев происходил уже без боев и очень быстро; на левом их фланге местами даже в беспорядке (бросали обозы, снаряды), но пленных мы имели очень мало. «Конница не имела вождей»…»[285].
