Возвратимся к России. Согласно данным Главного управления Генерального штаба, к 1 октября 1916 года в Действующей армии состояло 1 808 004/1 773 229 лошадей (по списку/налицо). В том числе Северный фронт ген. Н.В. Рузского имел 387 528/385 089 лошадей, Западный фронт ген. А.Е. Эверта — 417 588/ 410 555 лошадей и Юго-Западный фронт ген. А.А. Брусилова — 860 000/ 843 000 лошадей. Кавказский фронт ген. Н.Н. Юденича насчитывал 142 888/134 585 лошадей[151].

В начале 1917 года русская Действующая армия насчитывала 1 699 035/1 508 077 лошадей (всего/в боевых частях). В том числе Северный фронт имел 345 814/ 307914 лошадей, Западный фронт — 441 160/359 677 лошадей, Юго-Западный фронт — 596 065/525 722 лошадей, Румынский фронт — 315 996/314 764 лошадей. О Кавказском фронте сведений нет[152]. Это количество лошадей приходилось на 6 309 525/4 673 593 человек. Таким образом, общее соотношение людей и лошадей на фронте составляло 1:3,7, а в боевых частях — 1:3. Следовательно, предвоенное соотношение людей и лошадей, показанное ген. Н.Н. Янушкевичем (см. выше) как 1:5, оказалось существенно превзойденным. В боевых частях — полтора миллиона лошадей на четыре миллиона семьсот тысяч людей.

Разруха железнодорожного транспорта в 1917 году, наряду с увеличением фактически бездельничавшей Действующей армии, возложила снабжение войск на плечи гужевого транспорта. Отсюда — рост лошадей на фронте. К 1 сентября 1917 года в русской Действующей армии находилось 3 164 000 лошадей — 470% от численности конского состава войск в начале войны. Много это или мало? Так, в достаточно высокотехнологичной армии фашистского вермахта в 1945 году насчитывалось около двух миллионов лошадей. В то же время общая численность автопарка СССР в 1945 году насчитывала 664 500 машин. Впрочем, зачем ходить далеко? В германской армии периода Первой мировой войны, широко использовавшей узкоколейки на театре военных действий и резко сократившей свою кавалерию в войсках, имевшей мощную железнодорожную сеть общего назначения, в мае 1918 года состояло 956 850 лошадей[153].

С самого начала Первой мировой войны в боевой деятельности русской кавалерии выявилось несколько определяющих тенденций, господствовавших в течение всей войны. Во-первых, это выдающаяся отвага атак русской конницы на неприятеля, правда, соединениями не свыше дивизии. Во-вторых, это предпочтение конного боя («шока») всем прочим действиям, а также склонность вести скорее оборонительный бой, нежели наступательный. В-третьих, это неумение кавалерийских начальников руководить большими конными массами в общевойсковом бою, зачастую даже кавалерийские дивизии не оправдывали своего предназначения. Следствием стало отсутствие конницы в общем бою пехоты и артиллерии; исключение — конные атаки на неприятеля (как правило, силами не свыше полка), дабы прикрыть отход пехоты. Неумение вести маневренные действия, организовать преследование, ввести конницу в прорыв, к сожалению, стали отличительными чертами боевой деятельности русской конницы в войне. Кавалерийские начальники всеми силами старались беречь вверенных им людей вплоть до пренебрежения выполнением поставленной задачи. Исключения — несколько выдающихся командиров — не смогли исправить общей картины. К тому же именно в среде кавалеристов особенно сильно господствовали безобразные корпоративные отношения, выражавшиеся в приоритете придворных связей в системе назначений и производства перед боевыми заслугами.

Уже в августе 1914 года все эти тенденции проявили себя и принесли разочарование в среду пехотинцев и артиллеристов, выносивших на себе тяжесть сражений. О действиях стратегической конницы в Восточной Пруссии будет сказано ниже. Что же касается кавалерии Юго-Западного фронта, то с объявлением мобилизации и до перехода русских армий в наступление она блестяще выполнила поставленные задачи — действия русской конницы перед началом Галицийской битвы позволили русскому командованию скрыть группировку и сосредоточение своих войск. Кроме того, в ряде столкновений и стычек с австро-венгерской кавалерией русская конница вышла победителем, оттеснив противника в глубь его территории, что облегчило развертывание русских армий в приграничной полосе.

В ходе Галицийской битвы кавалерия, которая, разумеется, не могла на равных вести огневой бой с неприятельской пехотой, использовалась командованием в качестве подвижных резервов. Искусно маневрировавшая кавалерия позволяла своей пехоте перевести дух и занять более выгодные условия для ведения боя. Первый погибший в войне русский генерал — Сводная кавалерийская дивизия 5-й армии — ген. СП. Ванновский (бой под Каменкой Струмиловой). Конечно, не во всех армиях Юго-Западного фронта конница действовала одинаково хорошо, хуже всех — в сдерживавшей главный удар австро-венгров 4-й армии ген. А.Е. Эверта. Но зато именно конница сумела предотвратить разгром 19-го армейского корпуса 5-й армии, а вместе с тем — и поражение всей армии в сражении под Томашовом. Здесь отличилась 1-я Донская казачья дивизия ген. А.Д. Кузьмин-Короваева, которая превосходным сочетанием огня и маневра сорвала планы противника по окружению и уничтожению 19-го армейского корпуса ген. В. Н. Горбатовского.

Включение в состав фронтов крупных масс подвижных войск обеспечивает устойчивость их в обороне и расширяет возможности ведения наступательных операций в высоком темпе, с решительными целями. Однако конница Юго-Западного фронта действовала разрозненно — отдельными кавалерийскими дивизиями, действовавшими совместно с армейскими корпусами. Безусловно, отсутствие кавалерийских корпусов сильно сковывало действия кавалерии, делая ее придатком пехотных дивизий, так как взятая сама по себе отдельно одна кавалерийская дивизия не могла добиться того впечатляющего успеха, что решил бы судьбу сражения. Например, в сражении 17 августа 1914 года на Гнилой Липе, «когда 10-й корпус овладел высотами западного берега р. Гнилой Липы у д. Бржуховице и прорвал фронт австрийцев, в прорыв бросилась 10-я кавалерийская дивизия. Переправившись через Гнилую Липу, кавалерия нагнала отходящих австрийцев и обратила их в бегство по направлению к Свиржу. Вслед за тем атаковала в конном строю колонны австрийцев, следовавшие от Бржуховице на Свирж. Развернувшие пять линий пехоты австрийцы не могли устоять против энергичной атаки и побежали на подходящие части 10-го корпуса. В этом бою 10-я кавалерийская дивизия взяла 4 гаубицы и много пленных. Этим действия этой дивизии и кончились, так как не были поддержаны находившимися невдалеке двумя другими дивизиями»[154].

Конница необходима на растянутых флангах для увеличения разрыва фронта противника. Но массовые атаки на нерасстроенную неприятельскую пехоту уже невозможны в силу развития техники. Пехота придает коннице устойчивость при обороне, и достижение более решительного успеха при атаке — комбинированный бой родов войск. Следовательно, русское командование в первых же операциях старалось использовать кавалерию в спешенных боевых порядках как средство усиления общего огневого фронта. Исследователь пишет: «Конница обоих противников вышла на войну с вооружением, мало отвечающим условиям ведения огневого боя. Поэтому стратегическая разведка конницы не дала тех результатов, которые ожидались командованием в тех частых случаях, когда конница встречала даже небольшие пехотные части противника. Зато мы видим поучительные примеры использования крупных кавалерийских масс, как оперативных резервов командования. Пользуясь подвижностью конницы, австрийское и русское командования направляют кавалерийские корпуса в угрожаемые районы, обычно в прорыв или на фланги армий, где они обычно в спешенных строях сдерживали наступающую пехоту противника (бои у Равы-Русской, Томашевское сражение и др.)»[155].