У взрослых нет выбора, потому что сегодня — День защиты детей, защиты любой ценой. Даже ценой жизней. Даже ценой свободы… Даже?

И Никита Дорош должен отдать приказ:

— Штурм по плану, как только объект выйдет на позицию в центре Приморской площади. Огонь бронебойным — по команде. Медикам — приготовиться!

Но совсем другим голосом он произносит: «Из центра нет вестей? Не придумали, как эту штуку выключить?» Глупый вопрос: было бы — доложили бы сразу. И остается только ритмично дышать и отвернуться от чердачного окна, где ждешь со своими бойцами выхода объекта на позицию. Остается жалеть, что бросил курить, унимать дрожь, не думать, не смотреть, чтоб не видеть лиц тех ребят, что кровавыми будут являться во сне, и вязнуть в звуках приближающейся мертвецкой трели из подлой игрушки. Трень-брень, трр-рень-брень…. До Приморской площади еще сорок минут маетной ходьбы. Еще есть надежда на умников из спецлабораторий…

— Командир, командир, смотри! — заорал кто-то из бойцов. — Там двое детей вышли из кольца…

И точно, по гладкому, парившему от жары асфальту из кольца смерти со всех ног улепетывали двое. Мальчик лет двенадцати тащил за руку другого лет семи на вид. Тот не упирался, не истерил, как другие насильно спасаемые, он просто не успевал за длинноногим подростком, но семенил ножками сам — подальше от чертовой куклы. Тридцать метров, шестьдесят, сто и… дальше! Трень-брень, трр-рень-брень, трень-брень, трр-рень-брень — но никакого взрыва. Двое убегали целыми и невредимыми.

— Ко мне их! Срочно! — заорал Дорош. Так кричат счастливые отцы, когда им говорят о рождении сына…

Все оказалось просто как в сказке. Вовка Лазарев, ничем не примечательный на вид — лохматый, в ярких шортах и модных громадных кедах, в меру худой и еще бледный, не загоревший, общался с миром посредством вживленной в гортань маленькой коробочки-ревербератора. Она заменяла ему голос. А слуха у парня не было. Никакого. Вовка родился глухонемым. Он читал по губам, но никогда ничего и никого не слышал.

Сегодня они с братом-первоклашкой решили загулять в первый день каникул: на Центральной площади в День защиты детей обожраться дармового мороженого, накататься на бесплатных каруселях, посмотреть концерт, приз какой-нибудь в неважно каком конкурсе выиграть, а потом на море — купаться. Вовка так всегда делал, с детского сада еще, когда мама или папа его на площадь водили. И неваляшек там тоже каждый год новых выдавали за просто так.

— Ты, как старший брат, своди Вадюху на площадь, — попросили родители вчера вечером, — а к шести мы с работы вернемся и айда! Вас, деточки, «защищать» за город шашлыками!

Разве это важно сейчас, когда он, Вовка, сидит сейчас здесь, на стареньком диване, и испуганно смотрит на Дороша, который готов парня на руках носить. А Вадька держится за палец брата, несерьезный такой и даже нагловатый для только что спасенного ребенка.

— Я просто снял с Вадика браслет, когда понял, что там — бомба. И подальше отбросил, — говорит парнишка своим неживым дребезжащим голосом. — Вадик не понял ничего, он же маленький. А себе я браслет не брал, на фиг он мне сдался? Я на этих каруселях уже в детстве накатался…

Да, взрослые бывают удивительно глупыми, когда они игнорируют своих детей и то, что вокруг них происходит. А ведь напрасно. Крысолов вот детей не игнорировал. Вкладывал в будущее, сволочь, не скупился! И ясно теперь, как конкретно он это сделал. Вот и инструмент зомбирования — «ежегодные» неваляшки! Что может быть безобиднее, чем знакомый с детства звук, казалось бы?!

— Ну, этот браслет всем давали, кто на площадь пришел. Он как билет на все аттракционы и мороженое бесплатно, — объяснял Вовка. А Вадик кивал головой и заинтересованно разглядывал бронекостюм Скоридзе. Попытался даже потрогать нашивку, но смутился и одернул чумазую ручку.

Когда все началось, старший мальчишка не понимал, что происходит что-то страшное, пока не почувствовал первых встрясок от взрывов. Думал, что танцы с неваляшкой — часть праздника. Потом все понял. Потом нашел братика, а потом сделал то, что не догадался бы сделать ни один взрослый. Вовка разжевал пачку жвачки и залепил ей уши младшему.

Ну, кто бы догадался? Это же негигиенично! Но сработало же!

Дальше — ясно, что делать! Послать группу с затычками для детских ушей и выводить, выводить ребятню, пока не поздно! И дать знать в центральный штаб. Вовка, ты молодец! Только не путайся сейчас под ногами, а? Мы справимся, нам теперь этот трень-брень-хрень не страшен! Сиди здесь или иди домой. Езжай! Да хоть на танке, хочешь, мы тебе такое устроим? Но что ты там звенишь своим ревербератором… Что-то про взрослых? Потом, потом объяснишь! Группа, на выход. Скоридзе — главный, двое остаются на позиции. Ликвидация объекта — в силе, без команды не стрелять!

Через десять минут начались новые взрывы. Группа Дороша потеряла троих бойцов. Аналитик Скоридзе — один из погибших. Как выяснилось, как пытался прохрипеть Вовка Лазарев с самого начала, на неваляшке стоял внешний сканер. Новоявленный Гамельнский крысолов подстраховался и тут. Браслет на детской руке срабатывал не только на отдаление от источника сигнала. Он срабатывал на прикосновение к нему тела массой больше пятидесяти килограммов. Ни один взрослый не смог снять бомбу с ребенка. Ни один взрослый не сможет спасти заложников. И сейчас Вовка погладил младшего брата по голове и что-то объяснил мальчику руками, тот замотал головой и, так же отчаянно жестикулируя, вцепился в футболку старшего. Старший силой разжал его пальцы и снова замахал руками, словно танцуя. Младший топал ногами и визжал. А за окном все громче раздавался проклятый механический зов. Все ближе.

Вовка опустился на колени перед Вадиком и обнял его. Сграбастал своими длинными худыми руками и держал, пока маленький не успокоился. А потом отпустил, сыграл что-то в воздухе пальцами, сложил ладони как для молитвы и повесил мальчику на шею шнурок с ключом. Вадик зашмыгал носом и подошел к Дорошу, взглянул на взрослого исподлобья.

— Вадика домой отправьте, родители с ума сойдут, если узнают, где мы были, — попросил Вовка Лазарев. — А я пойду вниз, к другим детям. Вы же не найдете взрослого, чтоб моего бараньего веса. Вы пока поищите, как эту штуку выключить, вы же умнее. Тут до моря осталось полчаса ходу. Надо успеть защитить как можно больше…

Длинноногий тощенький подросток вгрызался в толпу улыбающихся живых мин. Он срывал с них браслеты и тут же ронял пластик под ноги, чтоб не терять ни мгновения. Взрослым оставалось лишь вложить «обезвреженным» беруши и вывести за периметр поражения. Но это — словно идти по минному полю. Вовка спешил, и страшнее всего было потерять его из виду. Его или кто не носил больше заряда. Даже безвредные сомнамбулы продолжали так же уверенно маршировать за бликующим на солнце лиловым монстром. Риск того, что дернешь за руку не того ребенка, грозил обернуться новым взрывом. Лазарев работал, как машина.

Дорошниченко уже сбился со счета маленьким детским ушам, когда обнаружил, что его затычки закончились. Девочка-восьмилетка с пышными бантами в жидких косичках вырывалась у него из рук. Та самая, что два часа назад разъяренной фурией загрызла взрослого человека.

— Рита! — закричал кто-то сверху и сдернул визжащую фурию с Никиты. Штатский сорокалетний мужчина с интеллигентскими залысинами держал девчонку мертвой хваткой. — Я ее отец! — Это уже для Дорошниченко. И тут подоспели медики с берушами и седативным уколом.

— Почему здесь гражданские? Кто пустил? — не успел спросить офицер Дорош, но решил, что это неважно в данный момент. Раз уж мы все влипли в это крысятничество, то защита детей — дело и родителей тоже.

Вовка Лазарев успел снять почти пятьсот браслетов, когда кто-то из ополоумевших от горя родителей догадался проиграть через все городские динамики на улице трель неваляшки, записанную задом наперед. У сотни детей из ушей хлынула кровь, несколько потеряли сознание, кто-то даже упал с микроинсультом. Но основная масса просто остановилась. Лиловый монстр, качаясь, продолжал движение. Кто-то из детей дал по уху Вовке за то, что тот отобрал браслет. Растерянно хлопая глазами, очнувшиеся дети смотрели на суровый взрослый мир и ждали.