— На время операции дисциплина беспрекословная. Вы четверо подчиняетесь Аеону, он — лично мне. Это касается всех, без исключения. Вам понятно?

— Ясно, босс, — за всех ответил Леон. — Не волнуйся, ребята в порядке.

— Что ж, прекрасно. Приступаем.

Павлов пересек школьный двор и вошел в здание. В вестибюле, прямо за порогом, лежала мертвая девочка. Метрах в пяти еще одно тело — мальчик. Обоим лет по двенадцать. Павлов остановился.

— Сюда. — В двери спортзала появилась фигура с пистолетом в руке. — Тебе сюда, нейтрал.

Павлов вошел в зал и сразу увидел еще одно тело, на этот раз женщины в спортивном костюме. «Учительница», — понял он и перевел взгляд на группу детей в дальнем углу под присмотром двоих раскосых крепышей. Оба были при оружии. Еще двое вальяжно расселись на матах и покуривали. Судя по запаху, гашиш или анашу.

— Значит, так, нейтрал, — приблизился к Павлову расхристанный узкоглазый парень с красной повязкой на лбу. Руки у него заметно тряслись, и дергался нервно кадык. — Нам нужен катер. Канистры с горючим, чтобы хватило доплыть до Шри-Ланки. Семьсот тысяч баксов в мелких купюрах, хотя, если пожелаешь, можем запросить больше. И штурман.

— Хорошо, — сказал Павлов спокойно, — отпускайте заложников. Штурманом буду я сам.

Он вернулся в Сингапур на следующий день. Взял литровую виски и заперся в гостиничном номере. Эти пятеро бежали из местной тюрьмы. Перебили охрану. Захватили школу. Еще несколько жертв там.

Павлов откупорил бутылку, на скорую руку нарезал местный невкусный хлеб, вскрыл банку с консервированной ветчиной. Оставил все на столе и отправился мыть руки. В ванной взглянул в зеркало. Его передернуло — в глаза смотрел неопрятный, мрачный седой старик. Даже не седой — сивый. Одутловатое морщинистое лицо, мутный взгляд, выдающийся вперед «волевой» подбородок зарос трехдневной щетиной. Некогда могучие плечи тяжелоатлета, призера чемпионата России по боксу во втором полусреднем, поникли и стали покатыми. Ворот рубахи засален — он даже не удосужился переодеться после катера. Ты опустился, сказал себе Павлов. То, чем ты занимаешься, превратило тебя в урода. Во всех смыслах.

Надо завязывать. Прежде всего с выпивкой, а потом и с этой паскудной работой. Ему еще нет сорока пяти, он обеспечен, вполне может прожить безбедно до старости. И беззаботно…

Не может, осознал Павлов через секунду. Уже не может. Работа въелась, впиталась в него. То, что когда-то было вызвано местью и ненавистью, а потом чувствами справедливости, причастности и благородства, перекроилось в нечто другое и перекроило его под себя. Оно, это нечто, не было справедливым. И благородным тоже не было. Оно было… Павлов стиснул зубы, мучительно пытаясь найти нужное слово. Коммерческим, понял он наконец. Братство Нейтралов стало коммерческим предприятием. Бизнесом для тех, кто его возглавляет. А может, и не стало, а было всегда.

Пока расправлялся со спиртным, Павлов старался не вспоминать. Какое-то время ему это удавалось, но потом прошлое все же пробилось сквозь выставленные сознанием блоки и вторглось в настоящее. Десять лет назад самолет, на котором Марина с Леночкой возвращались из отпуска в Египте, был захвачен террористами. Они потребовали посадки в Йемене и освобождения дюжины подонков из тюрем пяти стран. Им отказали. Самолет упал в Бискайский залив. Так Павлов стал вдовцом. Бездетным вдовцом. Через два месяца он вступил в Братство.

Девять лет Павлов проходил первую ступень — стадию исполнителя — и за это время отправил на тот свет дюжину фигурантов. Всех мастей. Немногие исполнители его профиля доживали до второй ступени — стадии нейтрала. Павлов дожил, и теперь его жизнь стала гарантией жизней заложников. Братство не прощает. Убившие нейтрала подписывают себе смертный приговор. Этот приговор приводится в исполнение братьями первой ступени. Всегда.

— Хорошо сработала, девочка. — Координатор Улыбнулся, выбил тонкую арабскую сигарету из пачки, вопросительно посмотрел на Эстер.

— Спасибо, — поблагодарила она и отрицательно покачала головой. — Я почти не курю.

— И правильно. — Координатор прикурил, выпустил кольцо дыма. — У меня для тебя хорошая новость, девочка. Твоя кандидатура утверждена. Первая же открывшаяся вакансия — твоя.

— Спасибо, — вновь поблагодарила Эстер. — Чудесно, просто замечательно.

Она вовсе не была уверена в том, что подняться на вторую ступень чудесно и замечательно. Так же, как и остаться на первой.

— Я вижу, тебя что-то тревожит, — заботливо сказал Координатор. — Не хочешь поделиться со мной?

Вопрос был формальным. Делиться с Координатором Эстер была обязана, для того и проводились ежемесячные контрольные встречи. Координатор был ее прямым начальником, хотя Эстер не знала даже его имени. Устав Братства предписывал не иметь тайн от начальства — ни связанных с работой, ни личных.

— Я часто задаю себе один вопрос, — задумчиво сказала Эстер. — Сказать по правде, он не дает мне покоя в последнее время.

— Что за вопрос? — нахмурился Координатор.

— Стоят ли жизни заложников того, чтобы отдавать за них наши.

Координатор поперхнулся дымом.

— Ты считаешь, мы платим за справедливость слишком большую цену?

— Я не уверена. Я вступила в Братство для того, чтобы отомстить за погибшую семью и препятствовать появлению новых жертв. За это я была согласна пожертвовать, если нужно, собой. Отомстить мне удалось, хотя и не прямым виновникам гибели детей и мужа. Что же касается воспрепятствования… — Эстер замялась.

— Ну-ну, — подбодрил Координатор. — Говори.

— Мне перестало казаться, что результаты нашей деятельности справедливы. И что они гуманны, тоже перестало.

— Вот как, — Координатор удивленно поднял брови. — Почему?

— Мы, спасая жизни одних, отнимаем их у других. А эти другие отнимают у нас. И не только жизни, честь тоже.

— Понятно. — Координатор закурил новую сигарету, откинулся на спинку кресла. — Давай начистоту, девочка. Ты слишком близко к сердцу воспринимаешь свою специализацию. Тебе наверняка кажется, что ты превратилась в доступную женщину, в проститутку. И пример Юдифи, покаравшей Олоферна, тебя больше не устраивает. Ты перестала ощущать себя современной Юдифью, не так ли?

— Так, — Эстер кивнула. — Я зачастую бываю противна самой себе.

— Ладно. — Координатор поднялся, затушил сигарету. — Ты устала. Это работа, Сестра Мизрахи. Смотри на это просто как на работу, забудь жертвенность. Грязная работа, противная, но кто-то ведь Должен ее делать. Братство спасает жизни. Тысячи жизней, десятки тысяч. Да, через устранения, через грязь, через кровь, но спасает. Знаешь, почему мы существуем? Потому что нас боятся, только потому. Любой подонок в любой стране знает — он может сбежать от полиции, увильнуть от мести дружков, скрыться от правосудия. От Братства — не может. Где бы он ни был и кто бы он ни был, мы не остановимся ни перед чем, пока не найдем его, стоит ему перешагнуть нам дорогу. Мы пожертвуем последним Братом или Сестрой, но воздадим по делам его. Мы — сила. Мощная, неумолимая, грозная. Возможно, самая грозная и неумолимая за всю историю тайных организаций. И ты, девочка, и я — часть этой силы. Мы — избранные. У нас есть работа, у каждого из нас. И какая бы трудная, грязная или отвратительная она ни была, мы вместе делаем правое, святое дело. Понимаешь ли ты это?

Эстер кивнула. Она понимала. Большей частью. Абстрактно. Когда это не касалось ее. Распростертой под очередным сопящим и хрипящим фигурантом. Который через сутки станет покойником, потому что он — часть ее правой, святой работы.

— Ступай, Сестра Мизрахи, — Координатор распахнул входную дверь, улыбнулся. — Подумай над моими словами.

Эстер покинула конспиративную квартиру, взглянула на часы и заторопилась. Она уже опаздывала на встречу с Моше, а он с его пунктуальностью опозданий не признает. С Моше Эстер познакомилась случайно, на вечеринке у знакомой. Он был широкоплеч, улыбчив и ясноглаз, с классическим библейским лицом, правда, в отличие от бледных лиц патриархов, едва не черным от загара. Еще Моше был щедр, дарил огромные, едва помещающиеся в руках охапки цветов, водил Эстер в недешевые рестораны и не давал ей заснуть до утра, оказавшись в одной постели. Она не знала, ни где Моше живет, ни чем занимается, да ее это и не интересовало. Замуж за него Эстер не собиралась и была уверена, что женитьбу на ней он не планирует тоже.