Потом из-за бумаг следит за девушкой. Чтобы остаток дня стал мукой, не хватает только, чтобы шеф позвал ее в кабинет. Прозвонил ее телефон. Она снимает трубку. Потом с несколькими папками уходит в кабинет.

Он считает минуты. Минуты складываются в часы, часы страданий. Персонал уже покидает офис. Сослуживец — тоже. Прощается: до свидания. Он чуть слышно отвечает. Был бы похрабрей, думает он, уже ворвался бы в кабинет и, даже если бы она стояла на четвереньках, а шеф — верхом на ней, он бы им задал: узнают эти двое, каков он на самом деле. Но, думает, как он им покажет, каков он, если и сам того не знает. В огромных окнах темнеет, офис опустел. Секретарша еще в кабинете.

Наконец решается. Думает — нельзя так унижаться. Он не может больше терпеть. Выключает компьютер. Берет пальто, надевает его и уходит: коридор, лифт, спускается. Тишина во всем здании. Мелкий дождик. После теракта защищенный бетонными блоками подъезд здания напротив — темная руина. Несколько рабочих собирают обломки в самосвал. Он идет обычной своей дорогой. На углу останавливается, поднимает воротник и заходит в телефонную кабину. Ругает себя, что не спросил у девушки номер ее мобильника. Снимает трубку, ждет гудка, опускает монеты, крутит диск. Выслушивает автоответчик офисного коммутатора, набирает внутренний номер шефа. Не отвечает. Что они там могут делать? Вешает трубку, звонит снова. Теперь на внутренний девушки. На другом конце телефон звонит, звонит и звонит. Все звонит, а он уже видит, что из здания выезжает машина. Это машина шефа. Автомобиль проезжает рядом с телефонной будкой. Он съеживается. Она, скорчившись, сидит в машине шефа.

Не выпуская трубки из рук, сползает на пол кабины. С прижатым к уху телефоном плачет, слушая безответные звонки в пустом офисе.

В последнее время к вечеру его одолевает тяжкая сонливость. Когда начинает клевать носом — встряхивается. Оглядывается. Никто не обратил внимания на его сонливость, быстротечный сон. Усталость. К счастью, никто ничего не заметил. За столом секретарши по-прежнему пусто. Многие сослуживцы выключают компьютеры, запирают на ключ ящики столов, прощаются до завтра. Но он — нет. Сегодня он не сойдет со своего места, пока она в кабинете. Он не потерпит больше такого унижения, как вчера, когда она уехала с шефом. Если думает уйти с шефом, им придется пройти мимо его стола. Тогда он вонзит в нее взгляд. Посмотрим, хватит ли у нее нахальства выдержать этот взгляд. Вникает в подборку документов, снова и снова проверяет чеки. Работа — это отдушина. Если б было возможно отделить голову от тела, отпустил бы гайки, исследовал бы свои системы, соединения. Представляет себя роботом, способным чинить самого себя, который, отвинтив голову и положив ее на стол, с помощью отверток и пинцета может разобрать одну деталь за другой, привести в порядок каналы, по которым, вероятно, течет желание. Безголовая механическая кукла чинит свой собственный механизм: кладет голову на стол, проверяет клапан, меняет сожженный предохранитель, заново соединяет два кабеля. Потом, приладив голову на место, ощущает удовлетворение: никакие желания, даже самые сумасшедшие, не помешают ее нормальной работе.

Отчаяние одолевает его. Невыносимо болит голова. Туман в глазах. Во рту пересохло, ладони влажные. Сердцебиение, тошнота. Медленно встает, с притворным спокойствием идет в туалет. Там расстегивает воротник рубашки, закатывает рукава, смачивает запястья, лицо, глотает аспирин. Всякий раз, когда такое случается, он не любит смотреть на себя в зеркало. Но потом, через некоторое время, ему нравится свое отражение: смутное самолюбование. Силен не тот, кто возвращает удары, а тот, кто их выдерживает, говорит он себе.

Прав он, тот, другой. Если его слабость — сила, он применит ее, чтобы вызвать сострадание и чтобы секретарша переменилась к нему. Девушке станет так жалко его, что она сдастся. Вспомнил о знаменитом слепом певце, его успехе у женщин. Слепой очаровывает их не своим пронзительным голосом певца из подземки, а слепотой. Недостаток стал силой. Но он-то не певец и не слепой. Он хромой. Не думает, что хромота хорошо смотрится в вальсе. Посмотрел на часы. Она все еще там. Они оба там.

Разбитым возвращается поздно ночью. Пока едет в подземке, единственным в этот час пассажиром, читает, как всегда, научный журнал. Если бы спросили, что же такого привлекательного в этих журналах, он ответил бы, что это поиск правды через эксперимент, мысль о том, что все не случайно, что есть законы, правила — логика, объясняющая все, что происходит во Вселенной. Все, что происходит под солнцем, должно иметь объяснение. Но вместо того чтобы успокоить его, любое объяснение порождает новую загадку. Накапливая информацию о любой категории явлений, все больше погружаешься в мучительные размышления. У меня рациональное мышление, убеждает он себя. Пример: когда признает, что он параноик, ему не стыдно, потому что в одной статье прочитал, что параноики разумны в своем бреду. Не напрасно все это с ним происходит. Но он пытается объяснить себе, почему все происходит именно с ним. Это несправедливо, по его мнению.

Если бы верил в астрологию, говорит он себе, жизнь была бы терпимей. Если быть уверенным, что судьба написана на небесах, что можно предсказать будущее, он мог бы опережать события, знать, какими будут последствия, где действовать, а где сидеть тихо. Но один эксперимент отнял у него эту иллюзию. Эксперимент, проведенный в Манчестере. Ученые проследили за развитием нескольких младенцев, родившихся в один день и час. Проследили в течение многих лет и пришли к выводу: каждый из младенцев, теперь уже подростков, получился не таким, как другие. Созвездия никак не повлияли на их жизнь. Каждого ждала своя судьба. Небо, и это было доказано, не ответственно за наши успехи и поражения.

Вот если бы поверить, что вся его боль имеет объяснение, размышляет он, засыпая.

Журнал падает из рук.

Однажды в сумерки в тишине опустевшего офиса он слышит за спиной шуршание ручки по бумаге. Потом ножки отставляемого стула скребут по полу. Сослуживец тоже задержался на работе. Спрашивает его, не хочет ли выпить кофе, он принесет. Человек из офиса колеблется. Почему бы и нет — думает он. С тех пор как понял, что и сам мог бы вести дневник, хотя и не стал это делать, сослуживец начал ему нравиться. Может, не будет ничего странного, если оба они в этой борьбе всех против всех и «спасайся кто может» окажутся родственными душами. Кто знает, какие напасти терзают сослуживца. Взглянул на часы. Говорит сослуживцу, чтобы не утруждался. И идет за ним к кофейному автомату. Их окутывает царящая здесь тишина. И хотя только они двое остались допоздна, все равно говорят тихо. Не знает, как начать доверительный разговор. А почему бы и не сразу, прямолинейно. Спрашивает сослуживца, не лучше ли в такой час быть с семьей, а не в офисе. Нет у него семьи, отвечает сослуживец. И замолкает. Потом со счастливым выражением лица говорит, что это сейчас нет семьи. Сейчас, подчеркивает, но скоро будет. Потому что они с невестой задумали уехать подальше от города, очень далеко, в Патагонию. Копят деньги, чтобы вместе начать новую жизнь в новых местах. Потому что Патагония лечит, дает избавление. В Патагонии можно начать с нуля.

Роется в бумажнике. Достает фотографию. Говорит: вот его невеста. Она рыжая, светлоглазая, угловатая, хрупкая, но — замечает — в своем стиле, может и чертенком быть. Она в темном комбинезоне автозаправщицы и в огромных черных перчатках. Стоит у бензоколонки. Темный комбинезон подчеркивает огненный цвет волос. Должно быть, с характером, замечает он. Видели бы, как она работает, говорит сослуживец, поняли бы, какая она. Заправляет горючее, замеряет масло, воздух в шинах, протирает ветровые стекла. В механике разбирается. Это тяжелая работа. Но ее не портит. Как бы ни была тяжела работа и как бы она ни устала, всегда так улыбается. Она все чаевые откладывает. Главное — характер, рассказывает сослуживец. Чтобы работать, нужно им обладать. А у нее и воля есть. Главное, что ему нравится в ней: она добивается всего, чего хочет. Человек из офиса возвращает фотографию. Кроме того что упорная, продолжает сослуживец, она еще привержена мистике. Может, упорство и мистика всегда рядом. С гордостью рассказывает о своей невесте. Ему тоже нелегко живется. Они снимают комнатку на окраине. Бывает, он экономит на автобусе и подземке, ходит пешком. Ходить полезно. А иногда не обедает. Тогда отправляется к автозаправке, которая недалеко от офиса, берет кофе в круглосуточном кафе и через витрину любуется девушкой, которая гнет спину перед автомобилями. Время от времени она от бензоколонки шлет ему воздушный поцелуй. Безумно любят друг друга. Как только скопят денег на старый грузовик, сделают из него дом на колесах и поедут на юг. Устроятся на казенных землях в долине среди гор и холмов, говорит сослуживец, построят хижину, заведут хозяйство, детей, много детей, будут жить дарами природы, и каждый сможет заниматься своим делом: она — хозяйством, а он будет писать. Потому что он пишет.