Однако, даже признав санкционированную Берлином грубую дипломатическую ошибку Вены, адмирал Тирпиц продолжал настаивать на праве Австрии провести экзекуцию государства, вина которого, по крайней мере на тот момент времени, доказана не была:

«Вторую ошибку я усматриваю в недостаточно четком разграничении австро-сербского конфликта и мировой войны. Не только германский народ в целом один из самых миролюбивых на свете, но также и правительство Бетман-Гольвега не желали мировой войны и с этой стороны совершенно неповинны в ней…»

Ну, до глубинных проявлений «миролюбия» немецкого народа Тирпиц просто не дожил, иначе бы не решился такое написать.

«…Бетман не желал мировой войны и не предполагал ее возможности. Именно поэтому он думал вначале, что Австрия может позволить себе местную войну».

Интересный аргумент адмирала: оказывается, канцлер даже не предполагал, что из-за такого пустяка, как угроза оккупации какой-то там Сербии кто-либо из великих держав мог попытаться силой отстоять ее суверенитет. Впрочем, уже через пару страниц Тирпиц фактически опровергает эту весьма спорную интерпретацию событий:

«20 июля статс-секретарь фон Ягов заявил одному представителю Генмора, что Англия, вероятно, не примет участия в возможной войне между Тройственным и Двойственным союзами».

Следовательно, Берлин, еще до ответа Белграда на венский ультиматум, прекрасно понимал, что одним из вероятных итогов назревающего кризиса может явиться общеевропейская война с участием России и Франции. Впрочем, и далее с аргументацией вышеприведенного тезиса Тирпица дела обстоят неблестяще:

«Всякий, кто хотя бы поверхностно знаком с донесениями бельгийских посланников…»

Интересно, и как же могла реагировать Бельгия на обострение сербско-австрийского конфликта после того, как всего год тому назад Вильгельм сам заявил бельгийскому королю, что война между Германией и Францией неизбежна. Ведь наступление немецких войск на западе давно уже ожидалось именно через территорию Бельгии.

«…и многочисленными документами о подготовке России к войне, кто следил за общим ходом событий двух последних десятилетий, с удивлением спрашивает себя, как вообще могло возникнуть мнение, что Германия является виновницей войны».

Но если Берлину в тот момент времени действительно были известны бельгийские военные приготовления, а также многочисленные документы, свидетельствующие о подготовке Петербурга к войне, то, следовательно, вполне можно было ожидать и военного вмешательства русских армий в случае попытки Вены провести экзекуцию Сербии.

Ведь после того как Австрия отказалась принять сербский ответ на свой ультиматум и отозвала свое посольство из Белграда, разорвав с ним дипломатические отношения, Россия, а вслед за ней и Франция, и Бельгия начали предпринимать меры, которые должны были продемонстрировать Вене то, что Антанта не допустит военного разгрома своего балканского союзника.

Вот как эти шаги России и ее союзников генерал Куль описывает с позиции информации, имевшейся в немецком генштабе на 28 июня 1914 г.:

«26 июля. Франция и Англия: положение продолжает оставаться спокойным. В России все войска из лагерей переводятся в места расквартирования. Положение серьезное. (Фактически в этот день начался подготовительный к войне период.)

27 июля. Франция и Англия: возвращение войсковых частей и отпускных в места расквартирования. Усиленная охрана границ.

Россия: отход пограничной стражи в глубь страны; возвращение отпускных офицеров и т. п. (Фактически второй день подготовительного к войне периода.)

Германия: усиленная охрана железных дорог железнодорожными служащими в пограничных районах и около Берлина».

Итак, вплоть до 28 июля для Германии и Австрии все еще оставался открытым мирный вариант разрешения возникшего политического кризиса. Но в то же время Антанта достаточно ясно продемонстрировала, что в случае нападения Австрии на Сербию она готова и к силовому варианту развития событий. В этот же день генерал фон Мольтке подготовил для рейхсканцлера доклад, в котором утверждал, что Россия не допустит военного разгрома Сербии и именно поэтому готова объявить мобилизацию своей армии:

«Она (Россия. — Авт.) заявляет, что желание объявить мобилизацию вызвано намерением Австрии вторгнуться в Сербию, которое может привести к разгрому Сербии, на что Россия согласиться никак не может».

В этой связи генерал Куль пишет:

«Россия уверяет, что против Германии она не желает ничего предпринимать, но она прекрасно знает, что Германия не может остаться безучастной при столкновении своей союзницы с Россией. Германии также придется мобилизовать свою армию, и тогда Россия опять-таки сможет сказать всему миру: я не хотела войны, она вызвана Германией».

Однако логика такого рода заявления является обоюдоострой, и в ответ на приведенное выше замечание Куля резонно заметить, что и Петербург со своей стороны тоже не мог остаться безучастным при столкновении своей союзницы с Австрией. Поэтому России и пришлось объявить о мобилизации своей армии, а после этого Германия стала на весь мир кричать: я не хотела войны, эту войну вызвала мобилизация России.

Тем не менее положение России и Германии в конце июля 1914 г. вовсе не было симметричным, ведь Антанта предложила мирный вариант выхода из политического кризиса, при котором Австрия не теряла бы своего достоинства, а Сербия так или иначе была бы наказана. Однако Берлин и Вена отвергли этот компромисс и сознательно избрали путь, который с большой вероятностью вел страны Тройственного союза к войне с Сербией, Россией, Францией и Бельгией.

Следовательно, отвергая ответ Сербии на австрийский ультиматум и объявляя ей войну, и Вена, и Берлин, безусловно, понимая, что их действия могут вызвать большую европейскую войну с участием России, Франции и Бельгии, сознательно шли на это и имели вполне реальные шансы победить в такой войне.

Однако при этом Германия действительно ошибочно полагала, что Англия останется нейтральной и, следовательно, до мировой войны дело не дойдет. Если бы Лондон, как делал это уже неоднократно до этого, и на этот раз заявил, что не останется нейтральным в случае вовлечения в войну Франции, то в этих условиях Берлин, возможно, и не рискнул бы позволить Вене начать войну против Сербии.

Тем не менее поведение Великобритании на начальном этапе европейского кризиса действительно вызывает немало вопросов. Так, 9 июля состоялась встреча Грея с немецким послом в Лондоне К. Лихновским, которого Грей заверил, что сделает «все возможное, чтобы предотвратить войну между великими державами».

А 26 июля король Георг V имел беседу с братом кайзера принцем Генрихом Прусским. В своем отчете об этой встрече принц писал в Берлин:

«Отдавая себе совершенно ясный отчет в серьезности настоящего положения, король уверял меня, что он и его правительство ничего не упустят для того, чтобы локализовать войну между Сербией и Австрией… Он сказал дальше дословно следующее: "Мы приложим все усилия, чтобы не быть вовлеченными в войну и остаться нейтральными". Я убежден в том, что эти слова были сказаны всерьез, как и в том, что Англия сначала действительно останется нейтральной».

Естественно, что после таких заявлений и с учетом успешно ведущихся англо-германских переговоров по разрешению колониальных противоречий и совместному строительству Багдадской железной дороги, Вильгельм был практически убежден в том, что Великобритания сохранит в предстоящей войне нейтралитет. Это было бы настоящим триумфом всей его политики. Немцы наконец-то могли разобраться со своими извечными врагами, как на западе, так и на востоке. И сил у Германии и ее союзников для военной победы над коалицией, состоящей из России, Франции и Сербии, было вполне достаточно.

Вскоре после того как в Берлине стало известно о начале мобилизации в России, 31 июля в первом часу пополудни Вильгельм II объявил в Германии состояние угрозы военной опасности, а русскому правительству в полночь был предъявлен ультиматум, где говорилось, что если в течение следующих двенадцати часов русская мобилизация не будет прекращена, то в Германии также будет объявлена мобилизация.