Он безжалостно охотился на них, реквизировал лошадей санитарной службы, нанял пять тысяч так называемых «буров-Иуд», вооружил тридцать тысяч африканцев для участия в том, что считалось войной белых людей. Китченер изводил собственные подразделения почти как силы врага, заслужив кличку «К. из Ада»[1320].
Будущий министр построил цепь блокгаузов, которых в итоге оказалось восемь тысяч. Они были соединены колючей проволокой. Но бурам обычно удавалось прорваться сквозь этот кордон и сбежать. Партизаны растворялись на местности, как и бывало во все века. Иногда африканеры были бойцами, иногда фермерами -рыбой, которая плавает в море населения. С полного одобрения Солсбери, который предпочитал клеймить непокорных буров, Китченер пытался осушить море.
Он не являлся законченным ревнителем строгой военной дисциплины, а скорее походил на диктатора в зародыше, уничтожив тридцать тысяч ферм и дюжины деревень. Китченер сжигал посевы и рубил деревья, убивал и конфисковал скот. Британцы не только лишали буров еды и жилья, но и угнали 160 000 их жен и детей в пятьдесят концентрационных лагерей, организованных вдоль путей, проложенных Робертсом. Очевидно, лагеря не являлись повторением тех, которые на Кубе создал «генерал-мясник» Уэйлер. Здесь 28 000 человек (по большей части — дети) умерли от болезней и недоедания, вызванных условиями, которые оказались почти столь же плохи, как в отдельных лагерях для африканцев. Там смертность, вероятно, была еще выше.
Тогда и позднее предпринимались попытки для оправдания лагерей или, по крайней мере, для смягчения их ужасов. Говорили, что концлагеря — военная необходимость. Женщин этого народа тоже следовало подавлять. По словам Фрэнка, брата Родса, «когда мы приближались к фермам, женщины прыгали в кровать с винтовками маузер. Странный выбор, но это факт»[1321].
В любом случае, некоторые женщины и дети буров жили хуже дома, чем в лагерях. Они еще больше пострадали бы в вельде.
Санитарные условия в британских казармах и военных госпиталях оказались столь же плохими. Буры были их худшими врагами, лечились лекарствами «кафров» вроде собачьей крови и конского навоза, но британцы делали все возможное, чтобы им помочь. В «Тайме» Флора Шоу даже радовалась при виде «счастливых лиц тысяч детей, которые собираются вокруг школ и походных кухонь, где раздают суп»[1322].
Тем не менее, несмотря на все особые заступничества, имелись и более уродливые пятна на репутации империи, чем эти лагеря. В них власти считали матрасы, свечи и мыло роскошью. Семьи «упрямцев» получали меньше еды, чем семьи «поднявших руки вверх» (буров, которые сдались). Дети выглядели, словно «маленькие старички и старушки»[1323].
В целом одна шестая часть бурского населения умерла в местах, которые британцы называли «убежищами». (Стед опровергал это заявление — «высшую степень наглого лицемерия»)[1324].
Имелись и другие обвинения в преднамеренном геноциде, запланированной бойне невиновных. Они были неправильными. Однако Ллойд-Джордж правдоподобно обвинил правительство Солсбери в ведении того, что по сути являлось «политикой истребления»: «Она разбудит сильные эмоции в человеческих сердцах, направленные против британского правления в Африке»[1325].
Эмили Хобхаус, занимавшаяся общественной работой и проводившая расследование в лагерях, также говорила о «войне на истребление»[1326]. Благодаря ей и другим подвижникам условия улучшились. Но конфликт в целом стал более яростным. Зверства, репрессии и казни происходили с обеих сторон. Африканцы иногда были виновными, но обычно становились жертвами, поскольку буры «смотрели на кафров с крайним презрением и относились к ним, словно к собакам»[1327].
Рыцарства и благородства было очень мало. Когда пол танцевального зала в резиденции в Блумфонтейне потерял должный вид, британские офицеры продавали старые доски пола за 1 шиллинг 6 дюймов штуку лишенным свободы бурским женщинам на гробы для их детей.
Правила ведения войны свободно нарушались. Даже Конан Дойл признавал: британцы стреляли пулями «дум-дум», которые «никогда не предназначались для использования против белых народов»[1328].
Милосердия было очень мало. Ирландцы насаживали на вертел[1329] других ирландцев, которые сражались против них.
Рассказывали об одном ирландце, который служил в полке, не бравшем пленных: «Бур поднял руки вверх и умолял о пощаде, сказав, что он — всего лишь полевой знаменосец. Ирландец ответил, что для него нет разницы, пусть он даже будет всем проклятым полевым оркестром одновременно, но все равно получит то, что заслужил»[1330].
В целом это не была «последняя из войн джентльменов»[1331], тем более не последняя (по словам Черчилля) война, приносящая удовольствие, или (согласно вердикту Г.К. Честертона) «очень веселая война».
Конфликт больше походил на тотальную войну. Киплинг называл его «парадом перед Армагеддоном»[1332].
По иронии судьбы, никто так не хотел ее закончить, как самый непримиримый противник буров — сам лорд Китченер. В отличие от него Милнер, который негодовал из-за «варварского» отношения к бурам, требовал их безоговорочной капитуляции. Он презирал «абсолютно автократическую» манеру Китченера, негодовал из-за его «преступных»[1333] методов и отвергал попытки найти компромисс. Но кроме высылки половины населения в другую часть света (о чем он подумывал), этот военачальник ничего не мог предложить для окончания военных действий.
Лучшим шансом было искать мир и примирение, в результате чего буры потеряли бы свою независимость, но получали бы место в Британской империи и господство над чернокожими. Это могло оказаться приемлемым для изможденных бюргеров, которых изматывали и африканцы. Повстанцев беспокоили семьи в лагерях и в вельде, огромная нехватка лошадей, боеприпасов, питания и одежды. Многие были вынуждены носить одежду, сшитую из мешков, одеял, занавесок и скатертей, а также из шкур оленя, леопарда, обезьяны или овцы. Тех, кто надевал украденную британскую форму, стреляли на месте. Комментируя потрепанный вид и ужасающее состояние своего подразделения, сам де ла Рей признавал, что люди дошли до горького конца.
Условия заключения мира разрабатывались в большом шатре в Вереенигинге, небольшом городке к югу от Йоханнесбурга. Это произошло в мае 1902 г., сразу же после кончины Родса. (Его последние слова стали знаменитыми: «Сколько еще нужно сделать, как мало сделано!»[1334] Но циники спрашивали, что он надеялся получить, умирая на этом этапе, и предполагали, что на самом деле он сказал: «Так много убили, так мало осталось, чтобы убивать!»
Было достигнуто соглашение, что буры станут подданными нового короля Эдуарда VII, а вскоре, как канадцы и австралийцы, обретут самоуправление. Они также получат амнистию и 3 миллиона фунтов стерлингов на восстановление своей разгромленной территории.
Милнер хотел поторговаться, но Чемберлен это пресек, указав: война стоила миллион фунтов стерлингов в неделю. Вопрос о предоставлении африканцам права на голосование был отложен до тех пор, пока Трансвааль и Оранжевая республика не получат независимость.
