Смит давал взятки, угрожал, сажал в тюрьмы и изгонял непокорных журналистов. В качестве начальника пресс-службы он нанял человека, открыто признававшегося в том, что он фашист, который когда-то поддерживал сэра Освальда Мосли. Лидер запугивал других оппонентов — и белых либералов, и черных милитаристов. Один поселенец сказал Дункану Сэндису, что «противостояние Смиту очень сильно, много людей входят в оппозицию. Но это — маленькая страна, и каждый так называемый интеллигентный человек страшно боится честно заявить о своих взглядах и выступить против него из-за страха ограничений или давления на бизнес»[3331].
Смит провел мощную предвыборную кампанию, заявляя, что выступает за национальное единство, но на самом деле продвигая дело одностороннего провозглашения независимости. Когда Веленски стал бороться против этого предложения на дополнительных выборах, то не только потерпел поражение, но его осыпали бранью и оскорбляли как «проклятого еврея, коммуниста, предателя и труса»[3332].
Тем временем Смит пытался убедить сочувствующего, но скептически настроенного Дугласа-Хоума, что родезийцы всех оттенков кожи поддержат независимость, чтобы сохранить цивилизацию в первобытной стране. Чтобы доказать это утверждение, он собирал голоса и выяснял мнения вождей племен, которые, как предполагалось, выступают от имени своих народов. Но поскольку «индаба» проводилась в условиях строгой секретности, а место ее проведения было окружено войсками, которые никого не пропускали, неудивительно, что вожди (на самом деле — сельские жители и зависимые от правительства люди) дали Смиту тот ответ, который он хотел получить. Лорд Малверн справедливо назвал все это дело «мошенничеством»[3333].
Гарольд Уилсон, который стал премьер-министром после победы с небольшим перевесом над Дугласом-Хоумом на всеобщих выборах в октябре 1964 г., не был одурачен. Он сразу же предупредил Смита об ужасающих экономических и политических последствиях, которые следует ждать после незаконного разрыва связей Родезии с Британией. Но во власти Уилсон уступил. Он на какое-то время забыл про лозунг «никакой независимости до правления большинства», санкционировал независимость с гарантией «ничем не нарушаемого продвижения вперед к правлению большинства». Однако было выставлено условие: «Это должно быть приемлемо для народа Родезии в целом».
Смит, которого поддерживали его собственные избиратели, отверг эти условия. Дальнейшие переговоры оказались бесполезными — особенно, во время одиннадцатичасового путешествия Уилсона в Солсбери, которое один член его кабинета, Ричард Кроссман, сравнил с полетом Чемберлена в Мюнхен.
Уилсон пришел в такую ярость от плохого отношения к Нкомо и другим задержанным чернокожим лидерам, которых держали в душном полицейском фургоне без еды и воды на протяжении многих часов перед встречей с ним, что буквально увидел «красные вспышки перед глазами». Более того, в доме Смита Уилсон продемонстрировал свое отвращение, когда один родезийский министр, герцог Монтроз, спародировал непристойные движения одной американской танцовщицы, «обученной искусству демонстрации своих прелестей»[3334]. Герцог проскакал вокруг стола, зажав монету между ягодиц.
Уилсон не дал этой демонстрации колониальной культуры вовлечь себя в конфликт. Напротив, он хотел избежать атаки «тори» на Вестминстер, поэтому отказался от использования силы против Родезии. Премьер сказал: «Не будет никакого удара грома небесного со стороны Королевских ВВС»[3335].
Этим премьер Уилсон разочаровал не только ООН и Содружество, но и многих британских врагов расизма. Среди них были сторонница левых взглядов, смутьянка и зачинщица Барбара Касл, косматый и праведный доктор Майкл Рамси, архиепископ Кентерберийский, который шокировал белых родезийцев своей воинственностью. Они пригрозили послать премьеру пепел своих сожженных Библий и предложили англиканской церкви петь новый гимн: «Вперед, вперед, христианские солдаты! Вперед, вперед — убивать свою родню»[3336].
Однако публичный отказ Уилсона сражаться окончательно уверил Смита в необходимости пойти на чрезвычайные меры и воплотить в жизнь свои планы. Вернувшись в Лондон, Уилсон тщетно просил его по телефону, и нашел, что он уходит от темы, но «поразительно спокоен и почти дружелюбен. Смит был спокоен, словно безумец»[3337].
Поэтому в одиннадцатый день одиннадцатого месяца 1965 года Смит прочитал прокламацию на красных, зеленых и золотистых свитках, объявив о независимости Родезии. День был сильно наполнен лишним и ненужным символизмом. Язык прокламации эхом повторял последних восставших британских колонистов, выпустивших Декларацию независимости. Однако в отличие от Томаса Джефферсона, Ян Смит продолжал заявлять об атавистической верности короне. Он завершил объявление исполнением гимна «Боже, храни королеву!»[3338] Когда играли национальный гимн, белые родезийцы стояли по стойке смирно в магазинах, офисах и на других рабочих местах…
* * *
Представитель королевы в Солсбери сэр Хэмфри Гиббс уже освободил Смита от работы. Премьер-министр заглянул в Дом правительства, симпатичный особняк с белой остроконечной крышей в голландском стиле и длинной верандой перед домом с колоннами, расположенный в уединенных садах с птичником и прудами с рыбами. И губернатор заявил ему: декларация лишает его и его министров всей законной власти. Но разбойничий режим имел то, что имеет большее значение — силу. Смит изолировал Гиббса, перерезав его телефонный провод и прекратив перечисление жалованья, отобрал у губернатора служебную машину и полицейскую охрану. Высший британский чиновник фактически стал пленником, просто видимостью королевского превосходства. Он был марионеткой в белом мундире с медалями — этаким символом утраченной имперской мощи Британии в перьях и пробковом шлеме.
Тем временем Гарольд Уилсон столкнулся с разделившимся мнением на родине. Оно лучше всего было представлено на наклейках на машины. На них писали или «Поддержи Родезию!», или «Родезия: один человек, один голос». Под давлением он оказался антитезой лорду Палмерстону. Пришлось предпринимать все действия против Смита, за исключением тех, которые имели бы какой-то эффект, усиливая жалобы от оппонентов Фронта на то, что они не получили «даже самой маленькой крошки поддержки из Лондона»[3339]. Уилсон наложил экономические санкции на Родезию, заморозив ее резервы, сдерживая торговлю и в конце концов наложив запрет на импорт нефти. Но как Смит неправильно предсказывал, что Одностороннее провозглашение независимости будет «трехдневным чудом»[3340], Уилсон ошибочно предсказал, что его меры могут положить конец восстанию «скорее в течение недель, чем месяцев»[3341]. На самом деле Родезия процветала по крайней мере семь лет, привлекая туристов и новые тысячи белых иммигрантов. Самой большой трудностью, с которой им пришлось столкнуться, стал недостаток шотландского виски. Также впервые после основания в 1893 году в клубе Солсбери закончился портвейн.
Хотя ни одна страна не признала правительство Смита, оно получило помощь от португальского Мозамбика и Южно-Африканской Республики. Они составляли две зияющие дыры в блокаде, которые Уилсон не мог и не хотел закрыть. Южная Африка представляла наибольшую проблему. Это был союзник Запада в «холодной войне» против коммунизма, источник золота и урана, жизненно важный торговый партнер. Сама Барбара Касл признавала: прекращение британского экспорта в Кейптаун, который составил 265 миллионов фунтов стерлингов в 1965 г. (почти в восемь раз больше, чем в Родезию), «наверняка обвалит фунт стерлингов»[3342]. Смит пытался поддерживать вызывающую беспокойство ненадежную дружбу с Фервурдом и его преемником Йоханнесом Форстером. Он усилил социальные и коммерческие связи между Солсбери и Преторией, укрепил спортивные отношения. (Говорили, что в плане крикета и регби «Родезия и Южная Африка стали одним и тем же»)[3343].
