1 600 британских чиновников едва ли чувствовали поднимающийся и нарастающий пар. Порой они еще и усиливали политические провокации личными оскорблениями. В британской резиденции, большом и неуютном здании с верандами, построенном для Кромера и выходящем на Нил, один высокопоставленный чиновник разговаривал с египетской знатью, сажая собаку себе на плечо. (А собака у мусульман считается нечистым животным). Однако британцы гордились, что обеспечили Египет лучшим правительством после того, как «римский префект сидел на великолепном троне Птолемеев»[1886].
На самом деле гражданские служащие вроде Рональда Сторрса, эстета, чьи шелковые рыжеватые усы передавали «намек на дилетантство тем, как легко завивались на концах»[1887], были неисправимо ленивы.
Сторрс, известный под прозвищем «Восточный Сторрс» (в честь торгового центра в Каире, не заслуживающего доверия), заявлял: он и его коллеги — трудолюбивые и честные работники[1888]. Но и этот человек признавал, что работают они только до полудня. А остаток дня проводился в клубе «Турф» или спортивном клубе «Гезира», где присутствие любого египтянина являлось основанием для негодования[1889].
Еще меньше была вероятность того, что в контакт с местными жителями вступят новобранцы службы, принятые в военное время, часто — «временные джентльмены». В любом случае британцы обманывались насчет возбуждения общественного мнения своей собственной цензурой — пресса, на которую был надет намордник, не ворчала.
Признаки проблем можно было различить в маневрах нового султана Ахмеда Фуада, который в 1917 г. попытался установить свою прерогативу назначать министров. На следующий год, когда заканчивалась война, англо-французская декларация побудила египетских политиков потребовать программы полного самоуправления. Верховный комиссар сэр Реджинальд Уингейт понял: националистические чувства теперь подходят к точке кипения. Толпы людей в белых халатах-галлабиях, вдохновленные «двенадцатой заповедью» Вудро Вильсона, осаждали американское посольство в Каире, словно в поисках какого-то знака.
Уингейт убедил Министерство иностранных дел благосклонно ответить на разумные желания египтян. Но интуиция главы министра иностранных дел, которым теперь стал лорд Хардиндж, подсказывала, что нужно просто задать коричневым политикам «хорошую головомойку»[1890].
Министерство игнорировало Уингейта. Да и его собственные чиновники не обращали внимания на недовольство, которое должно было вот-вот охватить весь Египет. Получив предупреждение о том, что грядет большой пожар, финансовый и юридический советник Уингейта сэр Уильям Бруньят сказал, что «погасит огонь, просто плюнув на него»[1891].
Сам Уингейт и зажег искру, которая привела к пожару. Сразу же после заключения перемирия он запретил главному националистическому политику Сайду Заглулу возглавить делегацию, которая намеревалась представлять дело о египетской независимости в Лондоне и Париже. После этого Заглул сформировал свою собственную делегацию — Вафд. Это была политическая партия (хотя он сам предпочитал называть ее национальным движением), созданная с целью разрыва связи с империей.
Как де Валера и Фейсал, Заглул являлся сложной и загадочно-непроницаемой фигурой. Это был высокий мужчина с седыми усами, морщинистым монголоидным лицом. Он носил красную феску.
Заглул был юристом, хотя происходил из зажиточной крестьянской семьи. Он являлся министром при Кромере и в дальнейшем хитро и ловко вел свой корабль среди косяков придворных и фракции паши. Теперь британцы рассматривали его в качестве оппортуниста и демагога. В отличие от них, американский посол характеризовал Заглула, как египетского Теодора Рузвельта.
Заглул обладал упрямством, волей, он был яркой личностью. Безжалостный, обладающий шармом, красноречивый и тщеславный, этот старый больной человек стал доминировать и над Вафдом, и над страной.
Заглул пришел в ярость оттого, что Фейсал присутствует на мирной конференции, где Египет не представлен. Он организовал петиции и начал антибританскую агитацию.
9 марта 1919 г. Заглул вместе с тремя соратниками был арестован за подстрекательство к мятежу и депортирован на Мальту. Это вызвало взрыв гнева. Протесты и демонстрации сотрясли Каир. Студенты распевали: «Свободу Египту!» и «Смерть англичанам!» Они толпами заходили в ворота аль-Азхар, к сияющей мечети, которая считается самым древним местом обучения в мусульманском мире. Впервые женщины участвовали в политической акции, сбросив покрывала и размахивая знаменами, когда шли по улицам. Толпы атаковали европейцев, жгли дома, громили поезда и грабили магазины.
В следующие несколько недель беспорядки, забастовки и убийства усилились. Начальник каирской полиции говорил о столкновениях с тысячами людей, которые несли палки, копья, стамески, тесла и неровные куски железных решеток. «Вся толпа визжала и орала, размахивала своим оружием в воздухе. Если вы можете представить рисунок Хогарта с изображением ада по описанию Данте, а заодно и Французской революции, прибавьте к этому безумный восточный фанатизм. Тогда у вас получится представление об этой толпе»[1892].
Происходили жуткие случаи убийств и нанесения ранений. Чаще всего подобное творили террористы, которым обещался рай в обмен на мученичество. Когда одного британского офицера полиции застрелили перед дворцом Абдина, мужчины и мальчики танцевали в его крови, выкрикивая «Аллах, Аллах!», а женщины мочились на его труп.
Более того, насилие перекинулось в провинции. Феллахи, «пытаемые на земле»[1893], которых не считали политизированными, тоже загорелись идеей. Британцы опасались еще одного восстания сипаев, сражаясь превосходящим огнем. Они использовали самолеты и бронемашины, бомбили и обстреливали толпы из пулеметов, сажали в тюрьмы и пороли деревенских жителей. Имперские солдаты, индийские и австралийские, яростно действовали против нации, к которой испытывали высшую степень презрения. Но, используя карательные меры, британские чиновники понимали: «Принципы национализма и желание независимости глубоко въелись во все классы». Они верили, что имперская политика по отношению к Египту должна измениться и отражать «увеличившееся сочувствие к национальным стремлениям, пока они остаются в рамках закона»[1894].
Борьба по определению этих рамок продолжалась более трех десятилетий. Но важное решение было принято «Быком» Алленби, который сменил Уингейта в апреле 1919 г. Эта редкость: генерал, который стяжал славу во время Первой Мировой войны, был назначен верховным комиссаром для восстановления порядка в Египте. Он это и сделал в следующие месяцы, хотя то и дело возникали беспорядки, а недовольство оставалось на высоком уровне среди всех классов — от эфенди до феллахов. Партия Вафд организовала оппозиционные действия — от бойкотов и до заказных убийств. Тайные общества вроде «Черной руки» и «Красного глаза» (некоторые из них родились в аль-Азхаре) практиковали запугивание, саботаж и убийство. Часто убивали при помощи гарроты.
В знакомой британской манере Алленби примешивал умиротворение к суровости. Он выпустил Заглула и позволил ему отправиться в Париж, где делегация мало чего добилась. Президент Вильсон частным образом посоветовал арабам повторить опыт американцев образца 1776 г., но публично признал Египет британским протекторатом.
Алленби тоже принял комиссию для расследования беспорядков. Ее возглавлял лорд Милнер, а задачей комиссии стало составление конституции, которая обеспечила бы мир и процветание. Вафд подстрекала и провоцировала дальнейшие проявления насилия, подвергнув остракизму миссию Милнера.
