— Так, ты сейчас заткнешься. Во-первых, я никогда Аньес и пальцем не тронул. Во-вторых, я ее люблю и хочу на ней жениться. В-третьих, придется сейчас же дать ответ на эти слухи. Не надо, чтобы Данн сам копал. В Лос-Анджелесе сейчас еще даже не наступило время вечернего чая. Я ему позвоню.

И я набрал номер Данна по возвращении в свою хижину. Давно пора было это сделать. Еще один час, и Данн не смог бы изменить ни строчки. Что, возможно, и не было бы хуже. Потому что тут я оказался у позорного столба и к тому же сам снабдил их гвоздями для себя. Это просто: когда я прочитал статью Данна через неделю, я думал, что ослепну. Данн все сделал, как Данн. Кстати, чему же тут удивляться? Льва не заставишь мяукать. Его статья была серией ударов когтей и злобного облизывания. В его меню нас было трое: Майкл Шэкел, двоюродный брат Кеннеди, обвиненный в убийстве двадцатилетней давности, Эндрю Меллон, наследник династии Меллонов и сын одной из представительниц династии Дрекселов, которого обвиняли по делу о компьютерных пиратах, и я. Не буду перечислять, что говорилось о первых двоих: их истории служили только для того, чтобы напомнить читателю, как много знает о наших патрициях Данн, который встречался с теткой одного в Белом доме и обедал с ней у лорда такого-то, разговаривал о другом у Ларри Кинга и получил изысканную открытку с поздравлениями от его родителей несколько лет назад. Кроме этого, он на них не наезжал. Мой случай был более двусмысленным. Судите сами.

«Несколько лет назад я обедал с Брюсом Фэйрфилдом у Масбахеров. Роберт Масбахер был в то время министром торговли в администрации Джорджа Буша. Я знал только имя Фэйрфилда как певца, но, увидев его, вы никогда бы не подумали, что перед вами звезда современной музыки. У него был, скорее, вид яппи, который только что вышел из «Банка Морган» на Уолл-стрит. Не знаю, что он рассказывал, но сидевшая справа от него Линн Вайатт за ужином все время смеялась над этим. Когда принесли коньяк, Брюс Фэйрфилд сел за пианино и сыграл «Песню для друга» Элтона Джона, а потом мазурку Листа. Женщины были тем более очарованы им, что пресса в тот период публиковала ужасную клевету в связи с его разводом и по поводу его более чем дружеских отношений с его помощником, имевших якобы место в тот период. Эти пакости слетели с Брюса, как вода с тефлоновой сковороды, притом что он совсем не казался надменным. Он просто был там, улыбающийся и уверенный в себе. Надеюсь, что он останется таким же непроницаемым для обвинений, потому что сейчас молодая французская аристократка обвиняет его в том, что он нанес ей ушибы и раны. Их роман заинтересовал французскую прессу, которая выследила их в Италии, в «Пелликано», очаровательном отеле над Средиземным морем, где я обедал когда-то с Нэн Кемпнер и Валентино. По словам Чарлза Бенфорда, адвоката, которого все обожают ненавидеть, молодая женщина поступила в больницу с переломом плеча и множественными ушибами. Это так непохоже на Брюса Фэйрфилда, которого я встречал, что, разговаривая с Бенфордом, мне показалось, что я друг доктора Джекилла, который слышит разговор о мистере Хайде. Я сразу же позвонил Брюсу в его очаровательный загородный дом в Монтоке, по соседству с домом, который несколько лет назад принадлежал Майклу Левину, кудеснику пиара. Брюс был буквально опустошенным и полностью дезориентированным. Никогда, утверждает Брюс, он не бил женщин, тем более эту француженку, приезда которой в Нью-Йорк он непременно ожидает. Его тон показался мне искренним, хотя его объяснения оставались самыми общими — несомненно, под давлением его адвокатов. Я пожелал Брюсу Фэйрфилду удачи. Она ему понадобится».

Ну, вот. Спасибо, Доминик. С такими друзьями и враги не нужны. Если Америка уже забыла это, он напомнил: я был отвратительным педиком, затеявшим странный развод. Моя подружка едва волочила ноги, избитая, на берегах Сены. Но у меня были шансы, потому что такого человека, как я, насквозь фальшивого, для которого фальшь стала профессией, рокера — в одни часы, брокера — в другие, больше не найти.

Когда я прочитал эту статью, то понял, что мое падение началось.

Дени Ланглуа, частный детектив.

С самого начала мадам Дансени мне не понравилась. Не люблю чрезмерно накрашенные скелеты, которые выкрикивают лающим голосом указания. А она такая худая, что, наверное, может загорать одновременно и спереди и сзади. Из этого набора костей исходит металлический голос, который произносит слова со скоростью пулеметной очереди. Не говорю уже об ее наряде. У нее было кружевное декольте, обнажавшее самую цыплячью шею в квартале. При этом я не спорил. Не каждую неделю приглашают меня в «Кафе де ла Пэ», чтобы вручить мне 10 000 евро наличными в качестве аванса. Мадам Дансени хотела узнать все об Аньес де Курруа. Она выложила свои карты на стол и призналась мне, что работает на звукозаписывающую фирму «Континенталь», но что эта фирма не будет фигурировать в качестве заказчика. Ну-ну… Это я тоже не слишком люблю. Бывший полицейский, я сохраняю со своей прежней конторой хорошие отношения, но не люблю никаких трюков с налоговой службой. Не стоит подставляться. Чтобы отойти от клеточки с выигрышем в настольной игре, куда она меня направляла, я вежливо поинтересовался, кто меня ей порекомендовал.

— Никто, — ответила она, видимо принимая меня за простофилю. — Мы только результат того, что мы читаем. Я сохранила номер «Экспресс» со статьей о частных детективах. Ваша фотография мне понравилась. Там писали, что вы работаете на адвокатов. Ваш номер я нашла в телефонной книге.

Прекрасно. Не сообщив ей, что я нахожусь в красном списке, я просто одобрил ее искренность, «которая очень важна в отношениях между клиентом и тем, кто оказывает услуги такого рода, какие оказываю я». Услышав о своей гипотетической искренности, она тряхнула головой. И чтобы показать свое одобрение, обрисовала суть дела: светская шлюха обвиняла одну из их американских звезд, певца, в том, что тот ее ударил. Мадам Дансени не верила ни слову из этих обвинений, но лучше было бы этой Аньес не попадаться ей под руку. Она своими руками убила бы ее. То есть их тет-а-тет программой не предусматривался. Мадам Дансени сказала все очень четко по этому поводу:

— Эта баба — потаскуха. Ее обвинения в правонарушении могут разрушить всю жизнь Брюса, но, несомненно, нельзя доказать, что она врет. Остается, конечно, ее как следует проучить. Прежде всего, растянув по времени этот процесс. Когда улягутся эмоции первых дней, ее статус жертвы потускнеет, и Брюс станет тем, кого будут жалеть. А затем нужно, чтобы она предстала в своем истинном свете. Рассчитываю, что вы соберете мне на эту змею соответствующее досье с интересными деталями.

Никаких проблем! В нашей работе, где основу соуса составляют бракоразводные дела, такой вид расследований — это повседневная рутина. Раньше клиентов интересовал факт измены, сегодня в трех случаях из четырех приходится искать доказательства для опровержения обвинений, которые выдвигают жены. Это новый трюк: когда парижанки желают сменить имеющегося мужа, они обвиняют его в физическом насилии или в развратных действиях по отношению к детям. Судьи слушают уши развесив. А в половине случаев это просто бред. Есть, как минимум, полтора десятка отцов, которые продолжают встречаться со своими детьми благодаря мне. Я расшифровываю медицинские заключения с одного взгляда. Заставлять врачей сообщать информацию — это стало моей второй натурой, то есть привычкой. Я уже догадывался, как можно разговорить врачей из «Ларибуазьер», которые осматривали Аньес де Курруа. Я успокоил мадам Дансени. За одну неделю я развалю это дело. Верил ли я в это? Неважно. Я всегда это говорю клиентам. И это работает. Мой цыпленок с сердцем кровожадного людоеда подарил мне улыбку. Ничего ослепляющего. Вид ее клыков никогда не станет ее роковым оружием. Впрочем, она им и не злоупотребляла. Прекратив улыбаться, она протянула мне свою визитку, положила на стол бумажку в двадцать евро и встала. Слишком быстро. Я не собирался начинать эту авантюру, так и не узнав, кто дал ей мое имя. Не принимайте это любопытство за каприз. Опыт значит больше, чем счет в банке, а в нашем деле из-за такой небрежности слишком часто случаются неприятные неожиданности. На всякий случай я задал ей один из этих драматических вопросов, которые заставляют поверить, что это относится к самой сути дела: