– А чем же занимаешься ты, Ханна?
Снова на несколько секунд повисла тишина, а затем Ханна ответила:
– По выходным обычно пишу и хожу по магазинам, правда, по большей части просто разглядываю витрины. Это по субботам. По воскресеньям допоздна валяюсь в постели, а потом еду на обед к сестре. Не часто, потому что это их семейный день, единственный день, когда мой зять не на работе. Иногда сижу с племянниками. Обычно, в субботу вечером. Но все же, миссис Дрейтон, вы ведь заметили, как я удивилась, когда вы спросили, где мой муж. Поверьте, я была уверена, что он с вами. Признаться, иногда я злилась, что он регулярно оставляет меня одну — не неделю, не месяц-другой, а целых два с половиной года, потому что вы и ваш муж якобы больше нуждаетесь во внимании Хамфри. Знаю, вы вырастили его, но всегда считала, что цена за вашу доброту слишком высока, да и с какой стати я тоже должна за нее расплачиваться?
Воцарилось молчание. Ханна забеспокоилась: «Боже, я слишком много наговорила, а ведь она старая женщина. А она и вправду старая? Сколько же ей? Семьдесят? Ну, по нынешним меркам, не такая уж и старая».
– Миссис Дрейтон?
– Да, Ханна? – голос звучал еле слышно.
– Извините, что расстроила вас.
– Нет, Ханна, ты меня не расстроила. Наоборот, это я должна извиниться, мы с мужем должны перед тобой извиниться. Мы сейчас в санатории для престарелых. Нога Джорджа требует постоянного внимания, потому мы переехали сюда. Я бы хотела пообщаться с тобой еще. Можешь приехать к нам на следующей неделе? Поскорее, если это возможно.
– Да, конечно миссис Дрейтон, я приеду повидаться с вами.
– И еще одна просьба, если не возражаешь. Ни в коем случае, ни в коем случае, – женщина повторила это несколько раз, – не говори мужу, что я тебе звонила.
«Уже никакого “дорогого Хамфри”», – заметила Ханна и пообещала:
– Да, конечно, миссис Дрейтон, я с радостью навещу вас. Похоже, и мне не помешает кое-что выяснить.
– Конечно, конечно. – Голос старой леди больше не был тихим или слабым. Он звучал уверенно, но с нотками горечи.
– Можете продиктовать свой адрес и когда мне подъехать? У меня под рукой записная книжка. – Слушая ответ, Ханна думала, будто с ней говорит уже кто-то другой, а хрупкая пожилая леди исчезла.
Ханна записала и повторила:
– Санаторий «Сосны», одиннадцать утра, понедельник.
– Спасибо Ханна, с нетерпением жду твоего визита. Спасибо и до свидания.
– До свидания, миссис Дрейтон.
Ханна плюхнулась на стул прямо в коридоре. Сказать, что она была удивлена – значит, ничего не сказать. «Ханна, ты, случаем, не знаешь, где сейчас твой муж?»
Боже мой. Она вскочила и зашагала взад-вперед. Все эти годы она спала одна, а Хамфри тем временем развлекался с кем-то на стороне! А чем еще он мог заниматься все это время? Скорее бы понедельник.
Встреча с Дэвидом была назначена на одиннадцать, и Ханна сгорала от нетерпения. А ведь она уже оделась и вполне могла успеть выйти из дома и пропустить этот звонок. Хотя старшая миссис Дрейтон была в таком состоянии, что рано или поздно наверняка позвонила бы еще раз.
* * *
В пятнадцать минут двенадцатого Ханна уже сидела на диване в доме Дэвида, а он говорил:
– Хорошо, хорошо, а теперь выкладывай то, что почему-то не могла рассказать на улице.
– Ну, – она сглотнула, – я боялась, что если начну рассказывать, то закричу...
– Закричишь? От удовольствия или?..
– Нет, не в этот раз. Я пока не знаю всего. В понедельник выясню больше, но я просто не в состоянии спокойно ждать так долго.
Дэвид положил руки ей на плечи и попросил:
– А у тебя найдется минутка, чтобы поцеловать меня?
Она криво улыбнулась, обвила руками шею любимого и, после того как они поцеловались, оттолкнула его и выпалила:
– Мне звонила тетушка Хамфри.
– Его тетя? Та самая старушка, которую он проведывает каждые выходные?
– Именно. И её мужа.
– Продолжай.
Ханна изложила все, о чем узнала по телефону. Когда она закончила, Дэвид сказал:
– Ну, что ж. Для меня с самого начала было очевидно, что нормальный мужчина не станет спать в соседней комнате, когда имеет полное право на твою кровать. Разве что он... в общем, резвится на другой лужайке.
– Я просто вне себя от ярости, Дэвид.
– О, понимаю. А ты-то все твердила, какой он добрый и заботливый, и что ты боишься ранить его чувства…
– Ранить? Да я сейчас прибить его готова. Чем-то тяжелым, так, чтобы синяки остались. До того он меня обидел. — Её голос упал до шепота. – Ты не представляешь, каково это – чувствовать себя отвергнутой. Не знаю, как мне удавалось заполнять все эти выходные, но напряжение начало на мне сказываться. Я ощущала себя старой и совсем незначительной, и все потому, что муж не хотел меня.
Дэвид вновь прижал Ханну к себе.
– Дорогая, тебе это может показаться странным, и мне невыносимо думать о всех тех годах одиночества, которые я мог бы заполнить, но я очень рад, что Хамфри вел себя именно так. Иначе тебя бы здесь не было. Но встреть я его сейчас, то не сдержался бы. О, если бы ты пришла со своей маленькой книгой к Джилли намного раньше! У меня есть близкие друзья – Джилли и Наташа, и, конечно же, Питер – и такие приятели, как Микки, но я все равно чувствовал себя абсолютно одиноким последние годы. Да, у меня случались женщины, но они приходили и уходили: знакомство на вечеринке, пара-тройка встреч и все. Я ощущал себя негодяем, потому что они были хорошими женщинами, но, казалось, я ждал кого-то другого. И не знал, кого именно, пока в четверг, семнадцатого августа, к Джилли не пришла юная леди, которая принесла свою книжку и спросила, можно ли её опубликовать. Меня охватило волнение, с которым я никак не мог справиться, и я спросил себя – а чувствовал ли я тоже самое в первый раз. Нет, ответил я себе, совершенно точно нет. Тогда меня буквально притащили к алтарю связанным. Ну, не совсем так, но почти. Знаешь, мои родственники – они сумасшедшие. Буквально. Ну, моя бывшая жена точно, а вот мальчики, вроде, другие. Я зову их мальчиками, хотя на самом деле они мужчины. Отец и трое братьев держали конюшни, и Кэрри проводила там все свое время. Если дело касалось лошадей, моя жена становилась еще более дикой. – Дэвид отвернулся и сказал: – Она была сумасшедшей, Ханна. Самой настоящей сумасшедшей. Теперь-то я это знаю, а тогда даже не подозревал о болезни в их семье. Они держали все в секрете, пока после нескольких недель брака у неё не случился приступ гнева. Мы тогда жили в отеле, и пришлось выплатить не одну сотню, чтобы возместить ущерб. Потом я обнаружил, что есть еще сестра, которая содержится в психиатрической клинике в Уэльсе. Она там с пяти лет, а сейчас ей почти тридцать. Их мать была очень чувствительной и подолгу лечилась в санатории. Они так называли частную психиатрическую лечебницу. Обычный человек не мог ничего заподозрить, я не виноват… хотя нет, все-таки доля моей вины в этом есть. Питер пытался меня предупредить. Я помню, как он намекал мне, но я лишь отмахивался. Когда умер мой отец, семья моей жены позаботилась обо всем, и обо мне они позаботились тоже. Держались такими добрыми, веселыми, гостеприимными, ты не представляешь. Но теперь, оглядываясь назад, я понимаю, что в их поведении имелась определенная система – это они подтолкнули Кэрри ко мне. Видимо, хотели переложить ответственность за неё на мои плечи – ведь иначе о ней пришлось бы заботиться Тони и Максу. Алекс тогда перебрался во Францию, как уже рассказал Пилли. В то время у меня совсем не было денег – на поприще учителя я зарабатывал гроши. Дом я себе позволить не мог, и мы жили в их поместье. Кроме погрома в отеле в первый год нашего брака случился еще инцидент с таксистом. Впоследствии её личной боксерской грушей стал я. Кэрри была крупной женщиной, и когда в дело шли кулаки, один из братьев как правило пытался защитить меня. — Дэвид вновь отвернулся и покачал головой. – Не передать, что я пережил за следующие три года. Не будь рядом Тони и Макса, я бы сам давно попал в психушку. У меня случился нервный срыв. Я потребовал развода. Кэрри пригрозила, что пристрелит меня, если я унижу её бракоразводным процессом, и, заявляя это, она была в здравом уме. Когда я заболел, врач и адвокат в один голос заявили, что я должен жить отдельно. Братья пригрозили Кэрри, что если она не согласится на раздельное проживание, я потащу её в суд и попытаюсь любой ценой пройти через всю процедуру развода, и вот, спустя четыре года, я почти получил свободу. Но я был болен, у меня участились приступы астмы. Зато я вновь начал работать учителем, и сын Джилли пробудил во мне желание жить, потому что я убедился, что люди бывают и хорошие. Даже люди, которые не любят лошадей. – Он улыбнулся. – Такие, как Джилли и Наташа, которые за маленькоё добро платят вечной благодарностью. Вот тебе моя история. Жизнь продолжалась и была почти сносной, пока семнадцатого августа я не встретил тебя.
