– И вовсе не стремительно, вы отнеслись к моему приглашению довольно прохладно.
– О, нет, внутренне я не ощущала ни малейшей холодности. А была неимоверно взволнована. Сознавала, что делаю то, чего делать не следует, и если Хамфри узнает, он придет в ужас…
– С чего бы ему приходить в ужас? Как я понял из ваших рассказов, он, похоже, ревностно блюдет традицию регулярных встреч с друзьями и четвергового бриджа.
– Да, но в моем случае мне пришлось солгать, будто я ходила на концерт с сестрой. А что я делала на самом деле? Поужинала или пообедала, называйте как хотите, с мужчиной, которого видела тем утром первый раз в жизни и о котором ничего не знала.
Дэвид взял ее ладонь и спросил:
– Что ж, к настоящему моменту вы многое знаете об этом мужчине. Вам стало хоть чуть-чуть легче?
– На самом деле, нет. Завтра вечером мне опять придется лгать о том, как я провела эти выходные.
– Ваш муж уезжает на каждые выходные?
Ханна помолчала, будто припоминая. Потом ответила:
– Да, хотя когда-то уезжал не на каждые, но уже довольно давно это так, с тех пор как его дядя, – при этих словах Ханна опустила голову, – начал страдать подагрой или еще чем-то, что особенно остро проявляется в выходные. Миссис Беггс, экономка, похоже, она настоящее сокровище, – при этих словах Ханна скривилась в гримаске, – обычно звонит Хамфри и дает ему полный отчет о состоянии здоровья своего хозяина, это и определяет, проведет ли мой муж у родственников только выходные или прихватит и пятницу.
Крейвентон отодвинулся от Ханны, лицо его посерьезнело, когда он спросил:
– А вы там бывали? В том доме?
– О да, бывала. – Она улыбнулась. – Время от времени муж зовет меня с собой, при этом, я уверена, надеясь на отказ, поскольку, когда мы только поженились, его тетя совершенно прозрачно дала понять, что дорогой Хамфри сделал величайшую ошибку, связавшись с такой как я. Говоря начистоту: она считает меня безмозглой блондинкой.
– Да как она смеет! О нет!.. Они богаты?
– Думаю, довольно состоятельны.
– И у них нет собственных детей?
– Нет, только… – Ханна сымитировала протяжный выговор, – дорогой, дражайший Хамфри, – потом добавила: – Он всегда был на редкость рассудительным мальчиком.
Слушая ее, Дэвид хмыкнул. Это заставило Ханну немедленно раскаяться, и она сказала:
– Мне… Мне не следовало этого делать. Я… В смысле, говорить, что он был рассудительным. Хамфри по-прежнему очень рассудителен. Это прозвучало как-то злобно.
– Нет, нет, совсем не злобно. Зато ваша речь доказывает, что вас нелегко уязвить.
– Что вы имеете в виду?
– Ну, то, что вас не расстроило столь невысокое мнение тети мужа о вас в частности и обо всех блондинках в общем.
Крейвентон взглянул на часы и заметил:
– Время бежит, сегодня суббота, и билетов заранее мы не заказывали, но если придем пораньше, может, удастся купить остатки брони. Вроде мы сошлись на мюзикле? – Он снова взял газету, но прежде чем начать ее просматривать, спохватился: – Мне следовало спросить, не хотите ли освежиться? Я покажу, где ванная. – Дэвид легко поднял Ханну с дивана за руку и проводил ее к дальней двери со словами: – Сожалею, но чтобы попасть в ванную, придется пройти через спальню, так уж я перепланировал комнаты. Надеюсь, это единственная ошибка, которую я допустил.
После огромного пространства гостиной спальня казалась маленькой, но ванная была достаточно просторной и хорошо оборудованной.
Ханна посмотрелась в зеркало. Ее волосы свободно рассыпались по плечам и выглядели спутанными. Их следовало привести в порядок, особенно учитывая предстоящий поход в театр. Где-то в сумке у нее была заколка для волос, и Ханна решила сходить за ней.
Ханна прошла в спальню, но, заслышав голос Питера, остановилась.
– Я так рад за вас, сэр.
Голос Дэвида ответил:
– Ну, пока рано радоваться, Питер, она темная лошадка: сильная воля под маской наивности.
– Я вижу ее ровно такой, как вы описывали, и единственное подходящее слово будет «милая».
– Да, милая. Но насколько она мила, это еще нужно посмотреть.
– О, все у вас получится. В этот раз не может не получиться.
Ханна тихонько вернулась в ванную и присела.
«В этот раз не может не получиться».
Выходит, бывали и другие подобные ситуации, которые сложились неудачно.
И она кажется по-детски наивной, верно?
Что ж, не так уж она и наивна. Она специально уточнила у Дэвида: «Никакого подвоха?», имея в виду именно это. А чего от этих встреч ожидала она сама? Внутренний голос решил проявиться сейчас, заявив: «Ну, что же ты не ответишь сама себе? Ты же прекрасно знаешь, что случится в конечном итоге».
Нет. Нет! Ханна вскочила на ноги. Как бы то ни было, она не должна так поступать, она не сможет смотреть в глаза Хамфри.
«Проклятый Хамфри!» – голос почти криком взорвался в ее голове и прозвучал настолько громко, что она прихлопнула рот ладошкой и быстро обвела взглядом комнату. Что на нее нашло? Чуть не завопила «Проклятый Хамфри!». Никакие прежние происшествия не могли вызвать у нее подобной реакции. «Что ж, – снова встрял внутренний голос, – в твоей жизни пока не было ничего такого, что заставило бы тебя бояться неудовольствия мужа настолько, насколько ты боишься сейчас».
«Я не боюсь. Я не боюсь Хамфри, просто не хочу причинять ему боль».
«Тогда зачем проклинать его?»
О. Вместо ответа Ханна распахнула дверь ванной и достаточно громко хлопнула ею, чтобы дать знать о своем возвращении. Когда она снова вошла в комнату, Дэвид сидел на диване. При виде ее он немедленно поднялся и спросил:
– Вы нашли все, что нужно?
– Не совсем. – Ханна постаралась, чтобы ее голос звучал непринужденно. – Заколка осталась в моей сумке. – Она подошла к дивану и взяла сумку, а потом добавила: – К тому же на вашей полке я не нашла помаду.
– Ах, дорогая! Дорогая! Какая жалость. Обычно у меня всегда при себе… Подождите минуточку… – Дэвид сделал вид, будто ощупывает свои карманы.
Но Ханна уже вернулась в ванную комнату, и снова дверь за ней хлопнула. Она не стала немедленно открывать сумочку, просто стояла и смотрела в зеркало, потом мягко сказала своему отражению:
– Хорошо бы ты сохранило прежнюю иллюзию наивности.
* * *
Они не смогли найти билетов ни на мюзикл, ни на заинтересовавшую пьесу, поэтому пошли в кино и почти час просидели, наблюдая за будоражащими мысли кошмарами, которые происходили с невинными людьми в Америке во времена охоты на ведьм. Потом переглянулись.
Дэвид наклонил к Ханне голову и прошептал:
– Может быть, достаточно?
– Более чем, – ответила она.
Они спокойно вышли из зала и на улице рассмеялись, когда Дэвид заметил:
– Это уже второе развлекательное мероприятие, с которого мы сбежали. Интересно, какое станет третьим? Ну, что теперь? Сейчас уже почти полдесятого. Как насчет немного перекусить где-нибудь?
– О, нет-нет, спасибо. К тому моменту, когда я доберусь домой, будет уже очень поздно.
– Ханна, – Крейвентон взял ее за руку и повел вдоль по улице, – у вас нет никого, кто отмечал бы по часам ваши возвращения, и где это видано, чтобы в выходной день люди так рано приходили домой? Пойдемте!
– Нет, я все же откажусь.
– Что ж, как насчет чашечки какого-нибудь согревающего напитка?
Ханна взглянула на него и сказала:
– Спорю, вы знаете поблизости уютное местечко, где мы сможем найти столик в уголке.
Дэвид снова звонко рассмеялся, притянул Ханну поближе к себе и спросил:
– Думаете, просчитали меня?
– Нет, что вы.
– Ну-ну.
– Что ж, по части поесть и выпить, возможно, и просчитала.
– Понимаете ли, мадам, могу вас заверить, что для меня имеется кое-что поважнее еды и питья, и вы не узнаете, что именно, если сейчас броситесь бежать домой, чтобы оказаться там настолько же рано, как и каждый вечер до этого. Вот если бы вас звали Золушкой, а часы били полночь, тогда вашу спешку можно было бы извинить. Ну хотя бы на чашечку чая из уличного ларька вы согласитесь?