Сначала он обсмотрел «Публичку» в первом приближении — прошелся вдоль фасада, со стороны Катькиного садика, с Невского, с Садовой.

С Садовой. Любопытно. А не позавтракать ли состоятельному Юрию Дмитриевичу в «Метрополе»? Или нет! Лучше тогда поужинать. С чувством, с толком, с расстановкой.

Чувства у ЮК возникли противоречивые.

Толк будет, когда он проинспектирует библиотеку не только снаружи, но изнутри тоже.

А расстановку он определит для себя ближе к ужину. В «Метрополе». В том самом, что примыкает к «Публичке» и разделен лишь железными воротами на запоре. И милицейский пунктик охраны у ворот имеется. А двор — общий. У «Метрополя» с «Публичкой».

Л-любопытно. Надо посмотреть. Нельзя ли пройти во дворик? Нельзя? Через ворота нельзя? А… через двери библиотеки — не парадные и не «дирекционные», но через черный ход во двор?

И вот еще что: в тот же дворик нельзя ли попасть из «Метрополя»? Он-то не взят под усиленную охрану по причине, мол, народное достояние. Да, ресторация престижная, с давней историей, но не народное достояние, нет…

Записаться же в Российскую национальную библиотеку оказалось еще проще, чем снять номер в «Чайке». Паспорт, диплом, временный адрес для приезжающих, тема работы в библиотеке… Это пожалуйста…

С вас двести рублей — получите читательский билет.

Далее — броди по залам-коридорам-фондам хоть до закрытия, никто и ухом не ведет.

Колчин сначала засел в газетно-журнальном зале — том самом, где был и работал самый человечный человек. Ну, верно, недосуг вождю было книжки читать, ему бы чего попроще — газетки там, журнальчики… Так оно и было — ведь единственный зал, осененный тенью мавзолейного экспоната. И тут он — не только бестелесной тенью, а вполне увесистым бюстом присутствует. Не сглазил бы…

Колчин взял декабрьские подшивки местных питерских газет.

Москва высокомерна и убеждена, что самое важное происходит именно и только в Москве, а остальное, где бы ни происходило, не важно.

А питерские газеты должны бы придать большее значение ограблению питерской же «сокровищницы мыслей». Очень свежий, незатасканный оборот!

Аффектированные абзацы можно смело пропускать, нытье по поводу невыделения дополнительных средств, несмотря на кражу века, — тоже.

Информация, информация!

«Час пик», «Невское время», «Санкт-Петербургские ведомости», «Вечерка»…

«За месяц до происшествия директор PHБ Владимир Зайцев заверил на пресс-конференции, что фонды имеют надежную техническую систему защиты. Действительно, в библиотеке установлена самая совершенная сигнализация, реагирующая даже на изменение объема помещения…

Журналисты отметили странное обстоятельство — сигнализация выведена не на пульт РУВД, а на внутренний пульт библиотеки. Оказывается, услуги пульта охраны РУВД уже в середине этого года стоили три миллиона рублей в месяц. Такие расходы госбюджетным библиотекам не по карману.

Факты говорят, что в крупных хищениях участвуют библиотечные работники. Лояльная система хранения приводит иногда к абсурдным ситуациям. Например, сотрудник взял ценнейшую рукопись для работы домой. Это практиковалось и не считалось предосудительным. Но случилось несчастье — сотрудник скоропостижно скончался. Родственники, не зная происхождения рукописи, сдали ее в букинистический магазин, и библиотеке пришлось выкупать собственный документ…

Когда в PHБ ввели более строгие правила для сотрудников, это было воспринято как оскорбительное недоверие. Даже пришлось наложить административное взыскание на сотрудника за то, что он демонстративно отказался предъявить милиционеру сумку для досмотра…

Контрразведчики готовы помочь. Во-первых, недавно в ФСБ создано специальное подразделение, занимающееся вопросами сохранения культурного достояния страны. Во-вторых, законодатели недавно усилили меру ответственности за музейные и библиотечные кражи. Раньше не делалось различий между тем, кто стащил кусок трубы с завода, и тем, кто вынес из библиотеки уникальное издание. Сейчас времена изменились…»

Ни черта не изменились!

«Специальное подразделение, занимающееся вопросами». «Такие расходы не по карману». «Самая совершенная сигнализация».

Типичный аутотренинг, психологическое уравновешивание: никто не посмеет покуситься, ибо в противном случае его ждет нечто невообразимое!

Когда речь заходит о сумме в триста миллионов долларов, ни баллончик-«слизняк», ни камуфляжный дедушка, ни устные заверения на пресс-конференции не остановят деловаров-деловоров. Они не запнутся и перед физическим устранением, например, случайного свидетеля, засидевшегося в фондах (ц-ц-ц, Колчин! лучше держать воображение в неволе, опираться на факты).

«Шестерка дает показания». Угу, перепечатка. Это он уже изучил в Москве. Что еще? Все. И более ничего.

Ладно, посидели-полистали. Походим-побродим. Где у вас тут рукописный отдел?

Первый этаж. Вниз. Коридор. Отдел эстампов. Поглазеем.

«Альбом лошадей подовскаго конскаго завода их сиятельств князей Алексея и Владимира Николаевичей Орловых. 1880–1890» — в форме лошадиной подковы, инкрустирован кожей, обрез золотой. (Любили князья лошадок, любили!)

«Череповец. 1874 год» — голубой бархат, накладная серебряная рамка чеканной работы, накладная монограмма в центре украшена цветными эмалями, скрепляется двумя застежками фигурной работы. (Чем же так отличился Череповец сто двадцать лет назад — экую шикаррр-ность сотворили!)

«Ликует весь народ, любовию горя, встречая светлый лик венчанного царя. Альбом группы волостных старшин, участвовавших в коронационных торжествах их императорских величеств в мае 1870 года» — переплет из рогожи, литография на березовом шпоне. (Правильно! Ближе надо быть к народу — он и возликует. Рогожа и кора березы — простота подкупает. Никаких эмалей и бархатов!)

Вот интересно, неужто действительно березовый шпон годится для нанесения на него толпы благообразных мужичков — гравировка, то бишь литография?

Колчин, любопытствуя, приподнял стеклянную крышку витрины, вгляделся. Да, кажись, и в самом деле березовая кора. Кажись, и в самом деле — рогожа.

Любопытство ЮК не было праздным. Любопытство было профессиональным. Профессия на данный момент — воин, специализация — разведка. Отнюдь не в подлинности природного матерьяльчика убеждался Колчин. Убеждался он в хроническом интеллигентском распустяйстве служителей сокровищницы мысли. И убедился.

Витринка не была заперта на плохонький ключик, даже бечевкой с пластилиновой нашлепкой-печатью не скреплена. И сигнализация отсутствовала. Напрочь. (Даже кусок железа на колесах — и тот снабжается пронзительными звучалками!)

— Это действительно березовый шпон и рогожа… — услышал он полушепот.

Скосил глаза. Дамочка-сотрудница в деловом костюме «бедность не порок». И тон у нее экскурсоводческий, а не церберный: мол, неча тут распоряжаться, витринки открывать, руками не сметь, овеяно веками!

— А вы видели наше Евангелие от Тимофея? В бронзовом окладе? Вот там, там. Поглядите! — Ни намека на мысль, что благообразный молодой человек, посетитель, может оказаться злоумышленником, намечающим добычу! Еще и башмаков не износила с тех пор, как случилась «кража века», а бдительность — ноль! Два ноля! Она таращилась сквозь стекла очков «два ноля»… нет, не таращилась, это сильные плюсовые диоптрии создавали эффект, в действительности же дамочка-сотрудница толком и не всмотрелась в потенциального злоумышленника. Не от мира сего, потусторонняя.

Или они все свято уверовали в заманчивую, но дезу: снаряд дважды в один окоп не попадает?

Учить вас не переучить! Мало вам прецедентов?! Даже с вашей главной достопримечательностью? С Остромировым Евангелием?

Помнится, директор «Публички» Модест Корф сотню с лишним лет назад одел Остромирово Евангелие в тяжелый золотой переплет — при Николае I.

А в двадцатые годики века нынешнего случилась в «Публичке» протечка. Пришли водопроводчики, поколдовали над трубами, протечку ликвидировали, заодно ликвидировали главную достопримечательность. Наткнулись на золото, оклад прихватили с собой, а ветхую дрянь, внутреннее содержимое, забросили на шкаф. И беспрепятственно ушли.