— Что с ним станется? Я в верхних покоях не убираю, а теперь меня туда и подавно не пустят. Сожрал, почитай, что плохо лежало…
— Бенедикт, поменьше болтай с ним, — распорядилась кесу в кожаной тунике и облегающих штанах, которая стояла возле двери, широко расставив ноги и скрестив на груди мускулистые руки. — Ты должен здесь прибрать, а не говорить с этим человеком.
— Да, госпожа, — покладисто согласился старик и молча зашоркал веником по кирпичному с шафранными узорами ковру.
Бенедикт и охранница удалились, но в одиночестве я находился недолго. Дверь открылась, и вошла Эфра. Она снова была в джинсах и небесно-голубом свитере, как вчера вечером. Мне не нравились ее поступки, однако, глядя на нее, я холодел от восхищения и ничего не мог с этим поделать: мне редко доводилось видеть такие красивые лица. С ней можно сравнить разве что Зимнюю Властительницу, которая правила до наступления весны (но ту я видел только издали и на фотографиях) или Дэниса (но он парень, и к нему я давно привык).
Стоя возле двери, она меня рассматривала, и сейчас на ее лице не было того отталкивающего змеиного выражения, как при нашей встрече в Марсенойском парке. Когда она спросила, в чем я ее обвиняю, слова вначале застряли у меня в горле, но потом я сбивчиво, словно только вчера вышел из Леса, изложил свое мнение.
— Это все не так, как тебе кажется, — сухо сказала Эфра. — Я не спала с теми, кому назначала свидания.
Мне было без разницы, спала или нет. Я спросил:
— Вы не знаете, что стало с Дэнисом Кенао?
— У него было сотрясение мозга, Гийом треснул его затылком о колонну и располосовал ему грудь мечом. Сейчас он поправляется, Властитель его исцелил. После магического лечения Властителя никакие врачи не нужны — это я знаю по себе. Когда он забрал меня с Мархена, я была, фактически, на всю оставшуюся жизнь покалечена, а теперь у меня идеальное здоровье. Я сама медсестра, в этом разбираюсь.
Она подошла к камину, поставила на чугунную решетку ногу в узком красно-коричневом ботинке, опушенном мехом, по столичной моде. Бросила через плечо:
— Такое, как вчера, я раньше видела только в кино. Ничего себе представление! Если еще раз соберешься сбежать, предупреди, чтобы я не пропустила.
Я промолчал. Уж не знаю, что она подумала, но ей вдруг захотелось меня успокоить:
— Не бойся, за вчерашнее тебя наказывать не станут. Властитель соблюдает все договоренности с вашей Трансматериковой компанией, так что у тебя вроде как дипломатический иммунитет. Как бы объяснить, что это такое… — она слегка наморщила свой мраморный лоб.
— Я знаю, что такое дипломатический иммунитет. В книжках читал.
— А-а… — протянула Эфра. — Ну вот, видишь. Кроме того, Дэнис сказал, что начнет голодовку, если тебе что-нибудь сделают.
— И его голодовка будет иметь значение для Властителя? — я вспомнил о том, как Дэнис кричал, и о том баке со страшным содержимым, который видел в подвальном коридоре, и заодно прикинул, что для колдуна не проблема силком накормить того, кто отказывается есть.
— Спрашиваешь! — хмыкнула Эфра, словно речь шла о чем-то, само собой разумеющемся.
Я ждал, когда она уйдет, и стоял возле стены, скрестив на груди руки. При малейшем движении мои цепи звякали.
— Ты всегда такой нелюдимый? — с вызовом спросила Эфра. — Мог бы вести себя полюбезней.
— Я слышал, что стало с теми, кто вел себя с вами любезно. Их съели на другой день после вашего бракосочетания.
— Тебе-то какое дело? — она недобро усмехнулась, словно желая показать, что уж ей-то до них совершенно никакого дела нет. — Надо же темной гвардии чем-то питаться!
— Почему Властитель окружил себя кесу, а не людьми?
Меня давно уже это занимало, вот и рискнул спросить. В худшем случае она просто не ответит.
— Ну, во-первых, кесу не интересуют индивидуальные склонности того или другого человека, не совпадающие с общепринятой моралью, они ведь чужая раса. Во-вторых, они более дисциплинированы, чем люди. Властитель сразу предупредил, чтобы Дэниса никто пальцем не трогал, и даже если он попытается сбежать — брать его так, чтоб на нем не было ни царапины, а ты сам видел, как Гийом его отделал. Кесу ни за что бы так не поступили. Этот Гийом всем был поперек горла! — она опять усмехнулась. — Достал и людей, и кесу, Лайя с Ярансой давно точили на него зуб, но он был полезен, и Властитель его терпел — до вчерашнего вечера. Спасибо, что вы с Дэнисом его подставили.
— Мы его не подставляли. Он сам проявил инициативу. Наверное, тот еще был тип, если достал даже кесу.
— Почему — "даже"? — Эфра понизила голос. — Для них, между прочим, имеет большое значение, как ты себя с ними ведешь, и они очень внимательно относятся к мелочам.
— Никогда не замечал. Я около трех лет жил рядом с племенем кесу, на островке в Холодном Лесу, и у меня с ними конфликтов не было.
— Значит, ты не давал им поводов для раздражения, — заметила Эфра. — Ты и язык их тогда же выучил?
— Да.
— А ты когда-нибудь бывал на Мархене? — она повернулась спиной к камину и смотрела на меня в упор, теребя кончик толстой косы, перекинутой через плечо.
— Нет. Это ведь окраина архипелага, восток или запад?
— Запад. Одна из тех дыр, где не жизнь, а сплошная помойка. Ничего общего с Танхалой. Островок на отшибе, нравы там строгие, борделей нет, осенью и зимой внебрачные связи под запретом. Местные придурки бесятся от половой неудовлетворенности, и если насчет какой-нибудь девушки пойдут сплетни, что она уже не девушка — можно считать, она пропала. Ее начнут использовать, как подстилку, все подряд, и в полицию жаловаться бесполезно — те ничего не станут делать. Кроме того, у этой мрази круговая порука, и если подать заявление в суд — могут убить, и концов потом никто не найдет, — Эфра говорила холодным тоном, а ее тонкие белые пальцы с перламутровым маникюром нервно перебирали кончик косы. — Не думай, это не какая-нибудь банда преступников, которая терроризировала беззащитный Мархен. Это, так сказать, нормальные молодые граждане, которые потом, остепенившись, где-нибудь работают, по праздникам пьют, служат в ополчении, женятся, заводят детей… Женятся, разумеется, на девушках, сумевших соблюсти свою невинность, а не на тех половых тряпках, которые были в общественном пользовании. Что ты об этом думаешь?
— Думаю, что Мархен — мерзкое место.
— Я выучилась на медсестру и пошла работать в муниципальную больницу. Нищета и грязь, и никаких перспектив. Несколько раз я собиралась что-нибудь себе вколоть, но маму жалела. Потом во время предвыборной кампании на Мархен приехал Валеас Мерсмон, посетил нашу больницу, исцелил нескольких пациентов — и увидел меня. Когда ко мне подошел человек из его свиты и пригласил на встречу, я решила, что мне хотят предложить место дворцовой служанки.
Она перестала терзать кончик косы, прошлась по ковру, бросая на меня странные испытующие взгляды. Я видел, что она из-за чего-то волнуется, и пытался понять, для чего она познакомила меня с этим очерком мархенских нравов.
— Ты по-прежнему меня осуждаешь?
— Я не понимаю вас. И… да, осуждаю. Я согласен, что остров Мархен — отвратительная дыра, но это не оправдывает жестоких поступков тех людей, которые там живут или жили, если вы это имеете в виду.
Она пожала плечами и толкнула тяжелую дверь, но уже на пороге обернулась.
— Залман, про меня говорят, что, когда кесу рвали их на куски, я смотрела на это равнодушно. Так вот, это неправда. Я улыбалась! Я чувствовала себя в безопасности, и мне было хорошо.
После этого жутковатого признания она ушла, а я остался — растерянный, дезориентированный, ошеломленный. Такое впечатление, что она рассказала мне что-то зашифрованное, вроде ребуса. Будь здесь Дэнис, он бы сразу все понял и объяснил, у него с этим быстро, но ситуация с Дэнисом — это еще один ребус, не поддающийся разгадке. Почему его держат в таких необычных условиях? Что его ждет? Мне вспомнился один фильм, где главный герой, попавший в плен, тоже купался в роскоши, потому что его готовили для жертвоприношения. А Мерсмон занимается магией, и Вир утверждает, что он заключил сделку с потусторонними темными силами… В общем, я совсем извелся, а цепи были крепкие, и расшатать вмурованные в стену кольца никак не удавалось.