Лицемерие придворного ублюдка выводило меня из себя даже больше, чем побои.

— Ага, чтоб его сожрали на глазах у Весенней Королевы? Скажи своему хозяину, чтобы за своей женой получше смотрел!

Конечно, он опять наградил меня пинком, на что я и рассчитывал. Я закатил глаза и расслабил мышцы.

Яранса убрала кинжал от моего горла.

— Привести его в чувство? — спросила она на сескаде.

Отшвырнув кесу, я вскочил и вмазал мерзавцу по уху: к этому времени действие сонных чар сошло на нет, а от пинков последние остатки оцепенения с меня слетели. Мой противник тоже умел двигаться быстро и ударил под дых, а я ему — в челюсть, но тут меня снова скрутили и оттащили от него. Кинжал Ярансы надрезал кожу, я замер.

— Благородный дурак… — прошипел придворный, ощупывая сквозь маску левую сторону лица. — Что тебе известно об этом Кирсане с Магарана?

— Ни черта не известно.

Он опять принялся шариться в моих мыслях, и это было намного противней, чем процедура обычного обыска. Я весь покрылся липким потом. Наконец это прекратилось.

— Ничего такого, что искупило бы твою глупость…

Он сделал короткий жест по направлению к двери.

Лайя адресовала ему вопросительный взгляд, указав легким кивком на меня. Я понял, что сейчас мне вынесут и тут же приведут в исполнение смертный приговор. Этот человек безмолвно смотрел сквозь прорези серой маски, и я почти физически ощущал его раздражение. Наконец он с досадой бросил на сескаде:

— Ладно, оставьте его.

И они ушли — так же, как появились, почти беззвучно.

В течение некоторого времени я сидел на полу. Потом встал, спустился, пошатываясь, на первый этаж, миновал полутемный коридор с дверями по обе стороны и ввалился в ярко освещенную кухню.

Вернувшийся из мастерской Петр ужинал, Ева чистила сковороду. Не сказав им ни слова — не было сил — я подошел к буфету, вытащил бутылку фруктового бренди (Ева использует его для пропитки коржей), отвинтил пробку и приложился к горлышку. Выпил до половины, рухнул на покачнувшийся табурет.

— Господи, Петр, он запил! — донесся до меня расстроенный Евин шепот. — Говорят же, что все следопыты рано или поздно спиваются…

В дверном проеме маленьким хмурым привидением возникла Сандра в длинной, до пят, ночной рубашке в цветочек. Она сонно моргала.

— Не бери с меня пример, — посоветовал я заплетающимся языком.

— У тебя шея в крови, — она первая заметила то, на что взрослые не обратили внимания.

— Случайно порезался.

Почему меня оставили в живых? Станут ли они следить за мной, чтобы через меня выйти на Дэниса?

Кирсан вызывает у меня доверие, и я не сомневаюсь, что все будет в порядке. Если б сомневался, не обратился бы к нему за помощью.

Вызвали к Бурхарду.

— Пойдешь в рейс на Сансельбу. Западное направление — самое легкое, там уже сейчас можно проехать. Заодно освоишь новый маршрут. Хватит тебе в городе маяться, — он доверительно понизил голос. — Насчет тебя пришло вчера письмо из дворцовой Канцелярии.

— Жалоба?

— Да не сказать, что жалоба. Написали, чтобы за тобой получше присматривали, а то, мол, нецивилизованный ты очень… Что опять натворил?

— Это не я натворил, а они.

Я рассказал о втором инциденте и заключил:

— В общем, мне наставили синяков, но ребра целы, и я этого типа, который командовал кесу, тоже два раза достал — в челюсть и по уху.

Бурхард задал несколько уточняющих вопросов, а потом сокрушенно вздохнул:

— Болван ты, Залман. Нецивилизованный…

— Это он болван и мерзавец! Меня избили в моем же собственном доме, это подсудное дело.

— Залман, кесу, если ты до сих пор этого не знаешь, подчиняются только одному человеку. Те люди, которые ходят с ними в патрулях, не командиры, а вроде консультантов. Командовать кесу могут другие кесу, и еще один-единственный человек, власть которого они признают. Понял? Только один человек может им приказывать!

До меня начало доходить.

— То есть, вы хотите сказать, это я Властителю по уху съездил?

Бурхард скорбно кивнул, глядя на меня из-под полуприкрытых толстых век.

— Ну, какой же ты после этого цивилизованный?

Я заметил, что сводить счеты с Дэнисом из-за фокусов Эфры — тоже нецивилизованно. Тем более что Властитель, допросив меня, мог убедиться в его невиновности, и все равно хочет его разыскать, чтобы учинить расправу и досадить обнаглевшей Весенней Королеве.

У Бурхарда заскоки Мерсмона вызвали сочувствие, и он битый час стращал меня тем, как нашим ребятам, пока те в рейсах, изменяют жены, и сколько на почве ревности преступлений, и сколько из-за этого мороки для адвокатов компании, а закончил напутствием: "Послушай меня, Залман, не женись, пока не перебесишься".

Западный Лес мало похож на Холодный, который простирается между Кордеей и Лаконодой. Елажника почти нет, зато растет много такого, что даже названия до сих пор не имеет. Я завел отдельную тетрадку, в которую записываю свои наблюдения касательно Леса. Рабочий дневник лучше вести отдельно и с личным дневником не смешивать.

(Этой тетрадки в обнаруженном нами тайнике не было. Видимо, Залман хранил ее в другом месте. — А. Я.)

В окрестностях Сансельбийского архипелага добывают нефть, а на островах вдоль восточного побережья Сансельбы находятся нефтеперерабатывающие заводы-крепости. Половина каравана — бензовозы, туда они шли порожняком, обратно пойдут с доверху залитыми цистернами.

В центре острова Сансельба огромным горбом вздымается к небу гора, на вершине которой даже летом не тает снег. Ее здесь видно отовсюду. В первый день мне это понравилось, а потом стало производить угнетающее впечатление, словно эта гора мне чем-то мешала. Наверное, все дело в отсутствии привычки.

Пока меня не было, Сандре исполнилось девять лет. Эта нахалка намекнула, что на день рождения полагается дарить подарки, хотя я уже привез ей ветку кораллового дерева, которое на самом деле вовсе не дерево, а окаменевший наружный скелет животного из Западного Леса. Оно ведет сидячий образ жизни, питается медузниками и другой мелкой тварью, а после смерти превращается в камень. Ветка разлапистая, темно-розовая.

Кажется, в школе у Сандры все уладилось: с помощью показанных мной приемов она отстояла свое право на независимую политическую позицию.

В столице назревают беспорядки. Некоторые религиозные общины, чьи храмы были разгромлены за оскорбления в адрес Властителя, объявили его исчадием ада. Оставшись без храмов, они ушли в подполье и теперь распространяют листовки с хулой на Мерсмона, а также призывают убивать кесу, поскольку те якобы демоны, и организовать священный поход на Весенний дворец.

Отпраздновали Сандрин день рождения — то есть, он уже был, но она захотела еще раз, с моим участием.

О Дэнисе и Вир ничего не знаю. Хорошо бы Властитель поскорее забыл про Дэниса, за прошедшее время Весенняя Королева наверняка обеспечила ему кучу новых поводов для ревности.

Единоверцы Курконо захватили в плен и убили одну из кесу. Ее сожгли заживо — как "демона".

Властитель потребовал, чтобы ему в течение трех суток выдали участников расправы (их там было с полсотни человек), в противном случае будут наказаны все поголовно приверженцы этого религиозного культа.

Срок ультиматума истекает завтра вечером. Меня уже предупредили, чтобы я в это время находился или в здании Трансматериковой на проспекте Ста Созвездий, или у себя дома, и за порог не выходил. Я сказал, что останусь дома, потому что у меня там родственники с ребенком.

Кесу теперь не ходят по улицам в одиночку.

Не знаю, как звали погибшую. Вдруг это была Хэтэсси? От этой мысли я ночью плакал, как маленький. Наверное, я все-таки любил Хэтэсси, хотя думал, что это не любовь.