—
Вот, — глухо выкашлял он себе под ноги, когда увидел чужие ботинки и взметнувшийся луч фонаря. — Леха приполз… — и бережно уложил на спину мертвое тело.
Старший невольно наклонился, стал на колено, и страшный рубящий удар свалил его на землю. Автомат убитого полетел в сторону.
—
Это вам за Федора и за Петра, — отер лицо от грязи Климов и, сунув один пистолет за пояс, а другой взяв в левую руку, подсел под труп старшего и напрямую пошел к вертолету.
«Если в вертолете есть кто-то еще, кроме пилота и Зиновия, — с пугающей медлительностью приближался он к железной стрекозе, — расколошмачу бензобаки и швырну гранату».
Как можно ниже склоняясь под ношей, чтоб скрыть свое лицо, он чувствовал, что две последних схватки начисто лишили его сил, вымотали до предела.
«Все-таки я сыщик, не убийца», — сказал сам себе Климов и уже на подходе к вертолету неожиданно увидел, как из кабины — один за одним — выпрыгнули еще двое охранников и стали по обе стороны двери. В ее проеме появился третий. Стал на ступеньку, но на землю не спустился. Все трое напряженно следили за Климовым. Сделав вид, что поудобнее перекладывает на плечах ношу, но выбрал для себя позицию и пожелал, чтоб все прошло успешно.
Грош цена опыту, если за ним не следует удача.
Иначе вновь придется напрягаться, прыгать и стрелять.
Сделав маленькую передышку, он еще медленнее потащился к вертолету. Шел и шатался под нелегкой ношей. А внутренне был четок и спокоен. Глаза смотрели прямо, ничего не выражали. Даже веко не дергалось. Взгляд был отсутствующим…
—
Что случилось? — барственно спросил стоявший на ступеньке громила, и Климов узнал голос Плахотина, любимчика спортивного Ростова, того, кто харкнул много лет тому назад ему в лицо. «Ты, сука,
хто?»
А после Климова избили в душевой. С тех пор веко и дергалось, и в голове словно сорока стрекотала.
Затягивая паузу, Климов опустил труп к своим ногам, устало, сокрушенно наклонился, стал на колено, расстегнул на груди мокрую куртку, сделал вид, что слушает, стучит ли сердце, незаметно вытащил из кобуры старшего заранее взведенный пистолет и четко — упор на колено — выстрелил из двух стволов. Двинувшиеся было к нему охранники одномоментно отшатнулись, точно по глазам хлестнула ветка, и, схлопотав по новой пуле, рухнули навстречу.
Кубарем перелетев через труп старшего, Климов пружинисто вскочил и взял Плахотина на мушку.
—
Здравствуй, Зюня.
Сзади него коротко рявкнул автомат, но он даже не дернулся: чей-то палец конвульсивно надавил на спуск. А судороги Климова не волновали. Он делал все автоматически, интуитивно уходя от смерти. Двадцать лет работы в «уголовке» развили дар предвидения.
—
Здравствуй, — вальяжно произнес Плахотин, довольно быстро справившись с оцепенением. Высокомерие важной особы так из него и перло. — Я ждал тебя.
—
Да что ты говоришь, — с издевкой сказал Климов и перевел один из пистолетов на пилота. — Сиди, и не шурши. — Тот сразу присмирел. — Кончай трепаться.
—
В самом деле, ждал, — с серьезной ласковостью в тоне проворчал Плахотин. — Как только с «Медиком» связь прервалась.
—
Выбрасывай взрыватель, — указывая подбородком на дистанционный пульт в руках Плахотина, прикрикнул Климов, хотя чувствовал, что своего он не добьется. Большой палец Зиновия строго лежал на кнопке.
—
Даже не подумаю, — небрежно сказал Плахотин и, бравируя своей невозмутимостью, своим контролем ситуации, сел на ступеньку. — Это я потребую, чтоб ты выбросил пушку. Одно твое неловкое движение, твой выстрел или же упрямство, и я нажму, — он показал на пульт, — вот эту кнопку. И твоя совесть, Климов, будет плакать: тысяча невинных душ взлетит на воздух.
Он хамски засмеялся, показывая, что уже пришел в себя от потрясения, и Климов с досадой подумал, что там, где жизнь не стоит и полушки, хамить всегда резонно.
Представив, что началось бы в бомбоубежище, нажми Плахотин кнопку и сработай там взрыватель, Климов сделал вид, что честь его уязвлена и негодует. Демонстративно направив пистолет в лицо Плахотина, он обозвал того «парчушкой», причем, лагерной. Он знал, что самолюбивые страдают больше: их оскорбленная бессилием гордыня кровоточит похлеще тяжкой раны.
—
Ты сидишь на заборе, — неожиданно спокойно отреагировал на унижение Плахотин, — пора спрыгнуть с него.
—
Зачем? — сделав шаг назад и влево, Климов сменил позицию.
—
Затем, что ты нам нужен.
—
Кому это, вам? — Держа пилота под прицелом, спросил Климов.
—
Тем, кто сделает переворот в российском МВД и скоро придет к власти. — Видя заинтересованность Климова и чувствуя, что может раскрыть карты, Плахотин живо сплел бесхитростную паутину лести и без обиняков объяснил, что там, где рыба гниет с головы, идти на преступление всегда благоразумно, иначе, как объяснить, что силовых структур все больше, а уважения к ним с каждым годом меньше?
—
Будь реалистом. Это лучше, чем бездумно фантазировать. Я предлагаю тебе десять миллионов долларов — твоих, плюс доля «Медика» и «Чистого», кстати, спасибо, что ты мне помог от них избавиться, я очень благодарен, — он ернически приложил руку к груди, и Климов резко поменял позицию. — Не бойся, — успокоил его голосом Плахотин, — мне нет нужды марать об тебя руки: ты нам нужен. Бесстрашный, умный, волевой. Такой как есть. — Он намекал, впрямую говорил о тайном сговоре каких-то сил внутри секретных служб.
—
Не всегда нужно идти против ветра, можно дождаться, когда он сменит направление, — выказывал благоразумие и явную заинтересованность в предложенной ему огромной сумме денег, отвел пистолет от лица Плахотина Климов и вдохновил того на откровенный разговор.
—
Пойми, — держа на кнопке палец, возбужденно произнес Плахотин. — Война, развязанная в Афганистане, продолжается, только теперь на нашей территории. И тем, кто хочет повлиять на ее ход, необходимы деньги. И эти деньги выделит правительство.
—
На усиление борьбы с бандитскими формированиями? — еще ниже опустил ствол пистолета Климов и сразу же услышал похвалу Плахотина. — Вот именно. Изыщет средства. Поэтому те люди, что внизу, — он указал на землю, — давно списаны. Обречены. Участвуют в массовке.
—
В спектакле-провокации?
—
Ага,
— с циничным простодушием подтвердил Плахотин. — Маленькие скандалы в провинции помогают делать большие деньги в центре. А путь от незаконных доходов к захвату власти — путь любой партии.
—
Мафию при свете не увидишь? — Климов сделал вид, что озадачен только что услышанным и подошел поближе.
—
Мафию? — Плахотин усмехнулся. — Брось чудачить. Ты умный мужик и должен знать, что управляют всегда те, кого нельзя увидеть. Люди-призраки. Их нет и они есть. В этом суть власти. А мафия… — он помолчал, потом добавил. — Мафия, это когда снизу вверх, а не наоборот. Не стоит путать хрен с морковкой. Понимаешь?
—
Вроде, да, — пожал плечами Климов. — Но ведь десять миллионов не такие, в общем-то, и деньги…
Чувствуя, что Климов заглотил наживку, начал торговаться, Плахотин деловито объяснил ему, что нужно сделать с этими деньгами.
—
Короче, так: когда уран закончился, в горах нашли вольфрам и молибден. А после — серебро. Об этом помни. Когда мы проведем, — он указал на Климова и на себя, — спектакль до конца, взорвем газгольдеры, устроим большой шум — вся пресса взбеленится, представляешь? — Глаза горели торжеством злорадства. — Мы создаем концерн, можешь назвать его «Климплах» — «Климов-Плахотин», по бросовой цене приватизируем рудник и городок, распространяем акции, заманиваем молодежь: даем им заработать, открываем бары, рестораны, казино, устраиваем шоу процветающего городка и гребем деньги! Миллиарды! — Плахотин уже видел будущее Ключеводска и постанывал от возбуждения. — У, цымус! — он чмокнул свои пальцы и послал Климову воздушный поцелуй. — Соло с трелями и крем-брюле в зефире!