— У-у-у! — яростно скрипнул зубами часовой и ha мгновение ослабил хватку. Этого было достаточно, чтоб вырвать пистолет и ткнуть стволом под каску, но не больше. Рыкнувший от боли и обиды часовой перекатился через голову и потянулся к автомату. Климов выстрелил, но пуля только тюкнула бронежилет, не причинив вреда тому, в кого летела. Часовой уже схватился за рожок, рванул к себе, вскочил на ноги и… не смог выпустить очередь: рожок перекосило. Климов использовал заминку в свою пользу: бросил тело влево и вперед, в подкате сбил на землю часового, выстрелил ему под мышку, вырвал автомат, переметнулся через кучу щебня, вскочил на ноги и, пригнувшись, кинулся бежать к стоявшему поодаль транспортеру. Из-под зубчатых жерновов «дробильни» на него, должно быть, сыпался щебень и перебрасывался лентой транспортера в вагонетки. Пока бежал, петляя и ныряя, успел защелкнуть перекошенный рожок, взвести затвор, проверить бой: два раза выстрелил через плечо короткими очередями. Пистолет Сытого, естественно, полетел в сторону.
Лишняя тяжесть.
Подбегая к транспортеру, уже видел, как открывается боковой вход справа и в него ныряют двое. Один за одним, да в разные стороны. Оба в спешке не поймали Климова в прицел, зато он смог свалить короткой очередью первого, метнувшегося к транспортеру. Перелетев через упавшего, Климов укрылся за его телом и еще раз ощутил отдачу задрожавшего в его руках «Калашникова». Патронов не жалел. Рядом валялся автомат убитого. Да и в подсумке у лежавшего были рожки.
Не чувствуя сопротивления, еще вогнал две длинных очереди в угол, в темень, где залег второй «десантник», и, захватив подсумок с автоматными рожками, ринулся к выходу.
Уйти ему не удалось.
Кто-то упал на спину, завалил и хладнокровно стал душить. Классическим захватом.
«По перекрытиям подкрался, — догадался Климов и, набычившись, напрягшись, изловчившись,
вывернулся
из- под груды стальных мышц. — Зверская сила».
Вывернулся на мгновенье и опять попал в железные тиски.
Ударил в пах. Промазал. Двинул локтем. Что слону дробина… Ч-черт… Сверкнуло лезвие — Климов подставил
руку,
сжал запястье, началась борьба… тяжелая, мучительная, изнуряющая жутким напряжением
с
осознанием
смер
тельного конца: напавший был сильнее. Это ясно. Стальной клинок уже коснулся горла Климова.
Глава двадцать пятая
Ему примеривали маску смерти. Зло, напористо и деловито.
— Хэк! — чей-то короткий мощный выдох
придал
силы, а характерный хруст ломаемых костей помог вырвать клинок.
Тиски разжались, и бесчувственное тело чужака свалилось рядом. Тяжко, глухо, обезволенно.
— Лежи спокойно, — произнес знакомый голос, и до Климова дошло, что его спас Петр. Только он умел так четко ломать шеи.
Климов подал ему руку, и тот одним легким рывком поставил его на ноги.
Обнялись.
— Как ты? — озабоченно вгляделся в глаза Климова сочувственно-суровый Петр и, услыхав, что все «нормально»,
круто
развернулся: — Ходу!
Выдернув из-под безжизненного тела автомат, Климов рванулся вслед за ним, держа боковым зрением центральный вход в «дробильню». Уже выскакивая в темень, поскользнувшись на разжиженной земле и еле удержавшись на ногах, услышал посвист пуль и эхо выстрелов.
— Бежим! — прикрикнул Петр и растворился в ночной хмари. Климов чудом поспевал за ним. — На выстрелы не отвечай, держись за мной.
— Я босиком.
— Сейчас обую.
Понять, когда Петр говорит серьезно, а когда смеется, было трудно.
Дождь с мокрым снегом, ветер, грязь, какие-то железки, трубы, доски — все это сбивало с ног, мешало бегу.
«Только бы на гвоздь не напороться, — старался не отстать от Петра Климов и по-кошачьи всматривался в темень, — или на стекло».
Чего боишься, то и происходит.
Торчавшее в земле стекло разрезало ступню. Климов аж вскрикнул: «О-о-о!» — и, разом захромав, замедлил бег.
— Что там?
— Стекло, — шепнул в потемки Климов и наскоро перевязал порез платком. /
— Не сильно? — из кромешных сумёрек возникла тень Петра, и Климов, сцепив зубы, побежал навстречу.
— Обойдется.
Только Петр определял сейчас, куда бежать, и только Петр не думал о погоне. Считал лишним.
Кто не думает, тот действует.
Урок Афгана.
Перебегая шоссе, Климов понял, что они направляются в город.
Нырнув в чью-то калитку, Петр подбежал к гаражу, мгновенно оценил запоры, нашел слабое место в стенке кирпича, примерился и проломил ударом кулака приличную дыру. В четыре руки они быстро расширили пролом, забрались внутрь. Следя за действиями Петра, Климов вспомнил его прозвище, полученное в Афганистане: дядя-мина. Взрывчатая сила его кулака могла убить любого. А кирпичи он расшибал играючи, словно сырые яйца.
За дверью гаража Петр нашел ломик, сбил им замки, завел двигатель «Волги» — она принадлежала бывшему директору «Продмага», усадил Климова на заднее сиденье, вырулил на улицу.
Не зажигая фар, промчался Мимо шахтоуправления, затормозил на перекрестке, шепнул Климову: «Пригнись» и вышел из машины.
Властно — жестом — поманил к себе патрульного, который начал приближаться с видимой опаской. Второй постовой стал за «Москвич» красного цвета. Климов узнал машину Петра.
— «Могильщик» сбежал, — сухо сказал Петр и, глядя на второго автоматчика, нарочно громко сказал первому: — «Чистый» сообщил об этом?
— Нет, — отозвался второй и вышел из-за «Москвича». Петр был без оружия и не вызывал подозрений.
— Рация забарахлила, — уточнил первый и отвел ствол автомата в сторону базарчика. — Наверное, батарейка села.
— Ну-ка, покажи, — прошел мимо него Петр, сразу уловив, у кого рация. — У меня есть запасная.
— С нас пузырь; — обрадованно сказал первым и двинулся вслед за Петром.
Климов передернул затвор «Калашникова», чуть приподнялся над сиденьем, приготовился стрелять. Благо, мишени были крупные, отчётливо просматривались в свете фонарей.
«Здоровые бугаи, — забеспокоился Климов, когда постовые оказались нс*с к носу с Петром, — таких петь не заставишь».
Взяв рацию, Петр потряс ее над ухом, выслушал необходимые советы, открыл блок питания, сунул правую руку в карман, чему-то удивился, передал рацию первому, ткнул в нее пальцем, упрекающе прикрикнул: «Вот, смотрите!» — и, когда оба наклонили свои головы, по-дружески столкнул их лбами.
— Выбирай, — сказал он Климову, когда тот оказался рядом, — амуницию и обувь. Только не спеши. Примерь получше.
Продавец в универмаге це бывает столь угодлив, как любезен был в эту минуту Петр.
— Секундочку, — попридержал он Климова, когда один из постовых зашевелился. Парню заплохело. — Он цепко прихватил его за плечи, беленым рывком поставил на ноги и, мощно развернув гигантский корпус, выстрелил пудовым кулаком. Климов аж вздрогнул. Постовой пролетел мимо и подрубленно свалился навзничь. На его нос как будто наступили. Блин-лепешка.
— Действуй, — сказал Петр и опечаленно похлопал по капоту «Москвича». — Ктo его так?
Климов сделал вид, что занят переодеванием. И что можно ответить, когда лобовое стекло разбито вдребезги, а кузов, словно кто гвоздем поковырял. Большим таким гвоздищем.
— Пацаны, наверное.
Петр оценил шутку, оглядел переобмундированного Климова, спросил, как чувствует себя нога; сказал, что хорошо, залить бы ее йодом, согласился с Климовым, что в поликлинике они
найдут все нужное, и, затолкав безвольных постовых в багажник «Волги», точнее, одного, раздетого, в багажник, а другого, окровавленного, бросив на сиденье сзади, сел за руль.
В поликлинику Климов проник один, нашел в потемках процедурный кабинет, спокойно обработал рану, залил ее йодом и перебинтовал. Затем прошел по коридору, нашел в регистратуре связку ключей, подобрал один из них к замку стоматологического кабинета. Пошарил в тумбочке и сунул в карман «мицуету» — портативный бор. В ящике стола нашел тончайшие титановые сверла. Тоже пригодятся. Взял с собою. Постоял, поразмышлял и выбрался из здания.