– Ну-ка.

– Отойди.

Нож искрой блеснул над столом и через мгновенье вонзился в центр окружности. Егерь раскрыл рот.

– Случайность, – сказал Валерка, с усилием вытаскивая нож, прочно засевший в дереве под несколькими слоями обоев. Волков взял нож, и не успел Валерка опуститься на скамью, как молнийка сверкнула снова и пронзила обои рядом с прежним местом.

– Случаайность, – передразнил егерь. – Поди-ка дай собакам воды… Федя-Альберт.

– Да, о собачках надо позаботиться, – угодливо вставил Карабанов. – Завтра у них последний день. Придётся им поработать. Пошуметь как следует.

– А ктой-то сегодня утром кричал в лесу? – вспомнил Слепцов. – Вроде душили кого. Ты слышал, Адольф?

– Сова.

– Сова? – изменившись в лице, тихо переспросил Павел. – Не может быть… Зимой совы не кричат.

– Говорю тебе: сова! – с упрямым недовольством повторил егерь. Он точно знал, что это была сова, но почему она вдруг подала голос среди зимы, сам не мог понять. Разве что из-за погоды – январь в тот год резко «шатало» из слабых морозов в сильные.

– Может, она есть захотела, – предположил Адольф, мало веря, однако, в собственное объяснение.

– Какое там «есть»? Ты што! При чём тут еда?! – непохоже на себя закричал Слепцов. – Мышь у неё в когтях – та верещит. А сова – тихая птица. Вещая она! Если подала голос – не к добру. Быть беде!

– Брось, Паша, мистику, – остановил товарища Нестеренко. – Всё в приметы веришь. Ты видел, Адольф, как работают советские десантники? Володя был в десантных войсках.

– Хорошо работают.

– Он был в спецназе. В команде особого назначения. Сейчас такие ребята нужны, чтоб наводить порядок. А он взрослым парням рассказывает про мадам и мусью… Эх, Вовик, Вовик! Из них бойцов надо готовить. Страну спасать.

– От кого? – насмешливо спросил Карабанов.

– Да от твоих друзей – демократов. Вы ведь какие демократы? Пока власти нет – зубки в улыбке… обещаете всем свободу и равенство. Но я догадываюсь, что будет, когда захватите власть. Этими зубками всех несогласных изгрызёте в кашу.

– Это не мистика, Андрей, – глухо проговорил Слепцов. Глаза его будто совсем провалились и в глубине сверкали тревожным огнём.

– Ты о чём? – не понял Нестеренко.

– Про сову я… Про сову. Непростая это птица. С глубокой старины люди считают её вестницей несчастий. В древнем Риме сову люто ненавидели. Поймают – и тут же сожгут, а пепел – в реку. А в средневековой Европе совы боялись, считали, что она беду приносит. Мне дед много рассказывал про всякие приметы. Если сова ночью ударится в окно, то дом скоро сгорит или хозяин умрёт.

– Ну, ты даёшь! – поёжился Волков.

– Да-да, Володя, – быстро говорил Слепцов. – Животные и птицы обладают даром предчувствия. Обычные птицы. А сова – необычная. Она лицом на человека похожа. У кого из птиц глаза, как у человека, прямо смотрят? Только у неё. Ты слышал сову в полёте? Никогда! Даже филин, а это большая сова – крылья чуть не полтора метра! – летит бесшумно. Нет, нет, вы зря не верите. Дед рассказывал – он был лесничим… говорил: перед войной некоторые звери и птицы вели себя необычно. Видимо, раньше человека они чувствуют катастрофу.

– Сказки всё это! – не выдержал Нестеренко. – Уж кто бы говорил, а на тебя, Пашка, не похоже. Ты ещё ракеты начни крестить. Приметы какие-то дремучие…

– Такое вполне возможно, – значительно подтвердил Карабанов. – Некоторые учёные пишут – я сам читал, – что если где-то скапливается много страданий, много людского горя, и волны физической боли вырастают в цунами, то первыми улавливают импульсы этой коллективной беды животные и птицы. Не забывайте – перед войной был тридцать седьмой год. Один он чего стоит!

– Тогда сегодня весь лес должен орать, – мгновенно отреагировал Нестеренко. – Погляди, сколько пятнистый принёс горя! Везде конфликты, войны, кровь. При Брежневе мильцанеры в кобурах носили пирожки. Сейчас – не успевают отстреливаться. А тут одна сова ухнула. Правильно Адольф говорит: есть хочется – потому и кричит.

Он на мгновенье задумался:

– А вот насчёт морды… Это интересно! Ты прав, Паша, – весело сказал электрик. – Горбачёв на сову похож… Когда в очках…

– При чём здесь Горбачёв? – недовольно поморщился доктор. – Свихнулся ты на нём.

– На меченого он похож, – волнуясь, проговорил Слепцов. – Моя бабушка, когда увидела, сразу сказала: этот меченый. Родимое пятно на голове – отметка дьявола. Антихриста… От удара копытом сатаны.

– Преступник он, – хмуро бросил Нестеренко – По делам видно. Из самых опасных. Тем пришивают на одежду знак бубнового туза. Спереди – напротив сердца. И сзади тоже – чтобы удобнее было целиться. А у этого – прямо на башке. Издаля можно попасть.

– Я вам говорил… Сразу сказал. Вы тогда обсмеяли меня. Особенно ты, Андрей. Не всё надо сразу обсмеивать. Сам Бог предупреждает: не доверяйте ему. В старину говорили: нельзя верить меченым и рыжим. В приметах иногда запрятана истина.

В последние годы скрытный Слепцов становился всё более суеверным. Он и раньше не без внимания относился к разного рода предсказаниям, приметам, оккультным явлениям. Пошло это с детства. Каждое лето мальчишкой он приезжал с матерью из Германии, где работал отец, в глухой район Владимирской области – к деду с бабкой. Там учился рыбачить и охотиться, понимать природу – в этом наставником был дед, а от бабушки воспринимал необычные толкования различных явлений. Перед сном она садилась с краешку на его кровать и рассказывала интересные, иногда жутковатые истории про леших, оборотней, русалок, перемешивая реальное со сказочным.

Подрастая, Павел слушал бабушкины рассказы уже с некоторым скепсисом, однако во многие приметы и предсказания постепенно стал верить и сам.

С годами интерес ко всякой ирреальности то угасал, то, благодаря какому-нибудь толчку, вспыхивал. Так было, когда начались разлады с женой. Павел вдруг вспомнил прочитанные перед свадьбой гороскопы. Кто-то привёз из-за границы тоненькую книжечку – в Советском Союзе такое не издавалось, – и компания с любопытством стала примерять на себя незнакомые одежды. Дошла очередь до Слепцова и его девушки. Гороскопы предупреждали, что знаки Зодиака самого Павла и его будущей жены абсолютно несовместимы. Павел тогда самонадеянно усмехнулся. Жгучая обида от внезапного и необъяснимого ухода Анны остывала трудно. На всех молодых женщин он смотрел теперь с недоверием, чуть-чуть брезгливо и высокомерно, не снисходя до различия их индивидуальных особенностей. Это придавало уверенности в своих силах, и Слепцов не сомневался, что их у него хватит, чтобы сотворить из ветреной, пустоватой девушки надёжную, достойную жену.

Однако через несколько лет начал понимать, что это не удалось.

После развода он стал по-другому воспринимать гороскопы, снова обратил внимание на приметы и предсказания, постепенно погрузился в астрологию, которая к тому времени начала выходить из резервации лженаук в хотя и спорную, но все-таки имеющую право на существование дисциплину.

– Это ещё боль-мень серьёзное дело, – сказал как-то Нестеренко, когда Павел в очередной раз заговорил об астрологии и приметах. – А кошки твои – чушь собачья.

Тем не менее, Слепцов оставался верен себе. Он мог долго искать тряпку, чтобы вытереть стол, и никогда не вытирал его бумагой, даже если она была под рукой: «Деньги водиться не будут». Не разрешал свистеть в комнате – опять же деньги просвистишь. Если кто-нибудь рассыпал соль, Павел не находил себе места: будет обязательно ссора. Когда приходилось за чем-то вернуться, он должен был непременно посмотреться в зеркало. Не было зеркала – искал свое отражение в стекле. Однажды Волков едва не врезался в идущую впереди «Волгу» Слепцова – так резко тот затормозил. «В чём дело?» – закричал Владимир, высунув голову в окно. Оказалось, дорогу перебежала чёрная кошка.

После того как Горбачёв стал Генеральным секретарём, Павел некоторое время понервничал. Потом перестал о нём думать – отвлекли другие заботы. С женой отношения портились обвально. Редкий вечер обходился без её истеричных выпадов. В муже её раздражало всё: бесстрастное, сухое лицо, запавшие глаза, не выражающие никаких эмоций даже после упрёков в мужской несостоятельности, какая-то необъяснимая выдержка в разговоре, несмотря на открытое заявление о том, что у неё есть «настоящий друг».