– Вижу, к чему вы клоните, – кивнул Джек. Пенни одарила его взглядом, полным недоверчивого презрения. Эллен не видела лица Тима, но чувствовала, как напрягся каждый мускул (она касалась его плечом), и понимала, о чем он думает в эту минуту. После того, как всю жизнь он натыкался на стену ненависти и подозрений, ему наконец удалось встретить взрослых, которые, казалось, ему поверили. А теперь и они вели себя, как остальные, и были готовы на предательство. Эллен не удивилась бы, если в он, схватив Пенни, бросился бежать. Ей хотелось успокоить и Тима, и дочь: Джек не верил ни единому слову Нормана – он только пытался заговорить ему зубы. Но не могла же она объяснить все это вслух!

– О черт, – проворчал Тим знакомым тоном. – Это пустая трата времени. Отпусти, Пенни, я пойду со стариной Норми, если это заставит его заткнуться.

Он шагнул вперед, и Эллен повисла у него на руке. На другой уже висела Пенни, истошно вопя при этом. Эллен услышала, как Джек тихонько выругался и тоже двинулся вперед. И в этот момент Норман выстрелил.

На несколько секунд Эллен ослепла и оглохла. Когда же она приобрела способность воспринимать происходящее, то увидела, что Джек лежит на земле.

Прежде чем она успела шевельнуться, он приподнялся и сел.

– Проклятье! – произнес он с пронзительной отчетливостью. – Премного благодарен, ребята.

Норман спрятался за поваленный ствол – за этой баррикадой он был недосягаем.

– Это вышло случайно, – забормотал он. – Я не привык обращаться с этой штуковиной. Не вынуждайте меня совершить еще какую-нибудь глупость, Кэмпбелл. Если я пораню кого-нибудь, это будет на вашей совести. Вашей и Тима. Я никому не хочу причинять вреда...

Джек встал на ноги. Теперь он закрывал Тима собственным телом. Когда юноша осознал это, то рванулся вперед, но Джек грубо толкнул его себе за спину.

– Послушай, приятель, – обратился он к Норману. – Ты на волосок от камеры смертников. Мне надоело играть с тобой в эти игры. Отдай ружье.

На какое-то мгновение Эллен показалось, что властный тон возымеет действие и фокус удастся. Но Норман зашел слишком далеко, чтобы уступить так просто.

– Нет! – выкрикнул он. – Не выйдет! Вы все сумасшедшие, но я вас избавлю от этого чудовища, даже против вашей воли. Иди сюда, Тим, или я буду стрелять. Считаю до пяти, а потом открываю огонь, и мне все равно, кто попадет под пулю.

И тут Эллен ее увидела. Должно быть, блуждающий лунный луч случайно коснулся белого меха, и тот засиял серебром. Это длилось все лишь миг, но его оказалось достаточно, чтобы Эллен разглядела все в поразительно четких подробностях. Кошка сидела на ветке, прямо у Нормана над головой. Она была пушистой, но изящной на усатой мордочке выделялся нежно-розовый треугольник носа, а глаза горели рубиновым огнем, как миниатюрные фонарики.

Она прыгнула и вцепилась Норману в волосы. Он завопил. Эллен никогда не подозревала, что из человеческого горла можно извлечь такие крики. Дробовик выпал у Нормана из рук. Медленно пятясь, Норман царапал ногтями лицо, которое вдруг чудовищно преобразилось, наполовину прикрытое комком вздыбленной шерсти и вызывающее в памяти жуткие фантазии Уэллса.

Джек нырнул за ствол и тут же поднялся на ноги, держа дробовик. А из темноты все еще доносились мучительные стоны, но скоро они смолкли.

Когда Джек спустился вниз, Эллен стояла у кухонного окна. День был прекрасный. Светило солнце, цвели розы, и пересмешники предавались своему любимому занятию, поддразнивая Иштар. Хищно припав к ступенькам, та урчала, как разбуженный вулкан, а грациозные серые создания скакали прямо у нее перед носом, с пронзительными криками, напоминавшими взрывы хобота. При этом удовольствие испытывала только одна сторона, а Иштар и так в это утро пребывала в мрачном настроении из-за унижений, которые ей пришлось пережить прошлой ночью.

Джек открыл дверь кухни, и Эллен улыбнулась. Щеки его заросли седой щетиной, а его одежде явно не пошли на пользу вчерашние ночные приключения, но, принимая у нее из рук чашку кофе, он широко улыбался.

– Как в бодрые старые времена, – произнес он с легким оттенком ностальгии в голосе.

– Дети все еще не встали?

– Угу. – Джек отхлебнул кофе. – Знаешь, Тим спит так же, как Фил, – разметавшись по кровати, весь обвитый простынями, так что напоминает Лаокоона, сражающегося со змеем. – Улыбка сползла с лица Джека. – Представляешь, впервые за семь лет парень уснул, не боясь следующего дня.

– Удивительно, как он вообще не лишился рассудка за все эти годы. Наверное, время от времени ему должно было казаться, что он на самом деле совершил все то, в чем его обвиняли. До сих пор не понимаю, как Норман ухитрялся все это подстраивать.

– Чрезвычайно просто. Тим уже к четырнадцати годам вымахал с него ростом. А до того это было даже проще. Норман пользовался каждым случайным бедствием, а к некоторым из них, вероятно, и сам приложил руку. Где бы что ни происходило, он бросался к дому пострадавших, размахивая чековой книжкой и бормоча извинения. И к тому же не делай из Тима сэра Галахада, вздымающего к небесам свой непорочный лик. Подростки все – изрядные бандиты.

Взгляд Джека потеплел от воспоминаний. Эллен рассмеялась.

– Слышала-слышала о некоторых твоих подвигах. О мужчины! Все вы одинаковы... Джек, что мы будем делать с Тимом?

– Я рад, что ты относишься к этому благосклонно.

– К чему?!

– Что он станет членом нашей семьи.

– Но минутку, я вовсе не это имела ввиду! Пенни только шестнадцать, и я не собираюсь выдавать ее... Мне симпатичен Тим, и я неравнодушна к его судьбе, но...

– Очень несовременная позиция. Большинство матерей на твоём месте вцепились бы в два миллиона, даже если бы их будущий зять был Джеком-Потрошителем. Тебе не кажется, что нам лучше прибрать Тима к рукам, пока он не вышел в большой мир и не убедился, что Пенни в этом мире не единственная?

– Если ты думаешь, что я способна продать собственную дочь даже не за два, а за двадцать... – Она заметила лукавый огонек, мелькнувший во взгляде Джека, и в смущении остановилась. – Как тебе не стыдно меня провоцировать?

– Я абсолютно с тобой согласен. Как всегда. Но, черт побери, Эллен, Пенни меня удивила! Как она ринулась за него в бой – с какой рассудочностью, с каким совершенно взрослым умом: собрала доказательства, провела целое следствие...

– Потому что, в отличие от меня, с первого взгляда поняла, что Тим не способен на дурное, – с запоздалым раскаянием пробормотала Эллен.

– Ну, имелись и другие причины... Если ты примешь в качестве основной посылки, что ясновидение в наши дни по такое уж распространенное явление, а на счет простого совпадения твой поразительный успех в роли гадалки тоже нельзя отнести, то поймешь, что объяснение о постороннем вмешательстве напрашивалось само собой. Самое для меня странное во всей этой истории, что ты не разглядела этого самостоятельно. Попытайся ты хоть чуть-чуть рассуждать логически, тебе открылась бы природа и многих других вещей. И тогда тебя не потрясло бы так то, что...

Он внезапно замялся, и Эллен посмотрела на него с удивлением.

– Нет! – воскликнула она, когда смысл невысказанных слов наконец дошел до нее. – Нет, Норман здесь ни при чем. Я бы не... Я уверена, это было иное.

Джек опять принялся говорить, но Эллен его не слышал. Она мучительно пыталась сформулировать что-то не до конца ясное, но просившееся наружу. Только произнеся это вслух, она могла избавиться от наваждения.

– Еще недавно я не отваживалась признаться в этом самой себе, – продолжала она, перебивая Джека. – Но теперь могу попробовать, потому что Пенни объяснила другие события, которые тоже меня пугали. Наверное, то, о чем я собираюсь рассказать, тоже поддается рациональному объяснению, но странности накапливались, и я совершенно терялась.

Слушая про тень, возникавшую на стене ее спальни, Джек сосредоточенно хмурился, а потом серьезно кивнул: