Взгляд, который Пенни на него бросила, совершенно опровергал ее слова. Тим покраснел.

– Я действительно частенько дрался, и ребятам изрядно от меня доставалось, – признался он. – В течение нескольких лет меня трудно было назвать примерным мальчиком.

– Но все остальное – все эти ужасные вещи – дело рук Нормана, – продолжила Пенни. – Они ведь с Тимом очень похожи. А в темноте, нацепив старые тряпки Тима...

– Боже мой, – потрясенно проговорила Эллен. – Ты хочешь сказать, что прошлой ночью с Пруденс... это был Норман?

– Просто попытайся мыслить логически. Только посмотри на Тима. Ты думаешь, эта рыхлая девица, у которой жир вместо мускулов, отделалась бы несколькими синяками и ссадинами, если бы он действительно хотел... Поверь, мамуля, ему это было бы нетрудно. – Взглянув на Тима, лицо которого приобрело уже густо-свекольный оттенок, Пенни сжалилась: – У него более приличный вкус.

Эллен решила не развивать тему.

– Но как Норман...

– Он послал ей записку, как будто от Тима, – объяснила Пенни. – Пруденс влюблена в Тима по уши.

– Ну конечно, – прошептала Эллен. – Как же я могла быть такой недогадливой?

Выражение лица Пру, когда Тим приходил в лавку... светловолосый принц из ее грез о свадьбе... «Я должна пойти на танцы. Пойти с...»

– Многие девушки считают его весьма сексуальным, – невозмутимо добавила Пенни. – Я ведь говорила тебе, что его загадочная мрачность и светлые кудри очень эффектны.

Она улыбнулась Тиму, который ответил ей не менее сияющей улыбкой. Их лица вспыхнули таким счастьем, что Эллен зажмурилась.

– Но когда же он успел?.. Господи! неужели прямо отсюда, вчера вечером...

– После того, как подбросил это дурацкое «послание». Если бы ветер так удачно не перепутал листки, Норман бы притворился, что слышит какой-то шум или что-нибудь в этом роде – в общем, придумал что-нибудь, чтоб создать суматоху и разбросать бумаги по всей комнате. Он заставил всех нас плясать под его дудку. Я до самого конца не понимала, что происходит, а потом было уже слишком поздно. И я оказалась слишком самонадеянной, думая, что, не вмешиваясь до поры до времени, смогу выяснить, что он замыслил. Мама! – Пенни пристально посмотрела в глаза Эллен. – Ты веришь! Поверила наконец!

– Слишком уж совпадает, – неохотно ответила Эллен. – Он хотел, чтобы я уехала из города. Пытался напугать меня – сначала собаками, потом всяческими намеками по поводу Тима... Здесь не любят вмешательства полиции в местные проблемы, а Тим пользуется скверной репутацией. Если бы с ним что-то случилось, никто не стал бы подымать шума. А я бы подняла. Норман прекрасно понимал, что я бы не оставила это просто так.

– Ты такая замечательная, милая «любопытная Варвара», – с улыбкой сказала Пенни. – Вечно суешь нос не в свое дело. Выглядишь так безобидно, но все, что ты делала, укрепляло в Нормане уверенность, что ты опасна. Демонстративно покинула церковь, препиралась с миссис Грапоу, без конца наседала на него, чтобы он отвел Тима к психиатру... Мамуля, ты должна согласиться, что сама напросилась!

– Соглашусь. А кроме того, я слишком много болтала о полиции.

– Вот почему Джек беспокоился. Он сказал, что ты любопытная обворожительная чертовка и вечно лезешь в самую гущу неприятностей.

– Как бы я хотела, чтоб он сейчас был здесь, – еле слышно произнесла Эллен и поднялась.

На сей раз Пенни не делала попыток ей помешать.

– Послушайте, оба. Я не знаю, удалось ли вам убедить меня до конца – слишком дикой выглядит вся эта история. Но, естественно, я буду действовать с вами заодно – как же иначе. Что мы теперь намереваемся делать?

– Нам нельзя здесь оставаться, – сказала Пенни.

– Куда же нам пойти? Тим, в городе есть кто-нибудь, кто приютил бы тебя?

Тим отрицательно покачал головой.

– Погодите, придумала! – воскликнула Эллен. – Эд Сэллинг! Ставлю последний доллар, что он не откажется нам помочь.

– Он живет на другом конце города, – возразила Пенни. – Нам ни за что не удастся добраться туда.

– В таком случае, зачем вообще куда-то идти? Дом достаточно крепок – не будет же Норман брать его штурмом... – Эллен тряхнула головой: нет, она не могла себе представить Нормана в роли убийцы, крадущегося в ночи с винтовкой или ножом. Но она пообещала верить...

– Мы не сомкнем глаз всю ночь, – сделав над собой усилие, продолжала она, – а как только рассветет, я выйду из дома и быстренько доберусь до шоссе. Мне Норман ничего не сделает...

Выражение жалостливого презрения, промелькнувшее на их лицах, остановило ее.

– Мамочка, – ласково произнесла Пенни, – неужели ты все еще не понимаешь, что Норман вообще не собирается ничего делать – ни тебе, ни мне, ни Тиму. За него все прекрасно сделает город.

Эллен с трудом приходила в себя после внезапно открывшейся ошеломляющей истины. «Наивная» – слишком мягкое слово для нее. Преступно глупой – вот какой она была.

Нельзя не признать – то был оригинальный способ убийства. Порох пребывал опасно сухим, но если бы Норман не поднес к нему спичку, он бы так и не вспыхнул – возможно, никогда. Сам по себе город вовсе не являлся каким-то рассадником зла, но в любой толпе есть те, кого легко натравить на несчастную жертву, кто получает удовольствие от охоты на людей. Пять тысяч лет цивилизации не смогли уничтожить эту человеческую породу – возможно, она вообще неистребима. Всегда найдутся те, кого легко разжечь – фанатичными речами, спиртным... Те, кто готов убивать – просто из удовольствия.

И когда свору удается пустить по следу, дело будет почти что сделано. Если какой-нибудь пьяный неандерталец промахнется, стреляя в Тима, Норман вполне может довершить работу сам, сравнительно безнаказанно. В холодном свете зари, когда повыветрится действие кукурузного виски, кровавое вожделение сменится запоздалым страхом – и все они расползутся по домам, объединенные общей виной. Никто не задаст вопросов – и не ответит на них. Гибель Тима спишут на досадную, но неминуемую случайность, а Норман отправится в свой роскошный белоколонный дом на холме и украсит рукав траурной повязкой. Норман прекрасно знает правила приличий.

– Тогда ему придется убить всех нас, – произнесла она вслух.

– Нет, – быстро сказал Тим. – Он не отважится. Это вызовет скандал.

– Если с тобой что-нибудь случится, Джек не оставит от Чуз-Корнерз камня на камне, – добавила Пенни. – И Норман это понимает. Но вряд ли это чем-нибудь поможет Тиму. Наши показания – против свидетельства целого города? Мы не сможем доказать преступного умысла.

– Раз опасность грозит только Тиму, его нужно спрятать.

– Где? Если они попытаются ворваться в дом, нам не удастся им помешать.

– Значит, нужно бежать отсюда.

– Все это уже неважно, – тихо возразил Тим. – Слишком поздно. Они уже идут.

И тогда Эллен тоже различила это: пятьдесят веков не уничтожили в ее генах атавистического страха перед звуком, который был знаком лишь ее предкам. Тот, кто слышал его хоть раз, уже никогда не мог забыть – зловещий рев бушующей толпы.

Эллен бросилась к окну и встала рядом с Тимом, который придерживал штору.

Люди подходили из леса, по дороге, кто-то приехал на машине. Некоторые несли факелы. Горели фонари, сияли фары автомобиля – на лужайке перед домом было светло, как днем.

Остановившись на безопасном расстоянии, люди жались друг к другу. Поначалу Эллен померещилось, что их несколько сотен, но теперь, когда они собрались все вместе, трезвый подсчет показал, что их всего два-три десятка. Большинство – мужчины, но были и женщины, и среди них, конечно, – миссис Грапоу. Она стояла в первых рядах, рука об руку с пастором. Ее огромный кулак без особых усилий держал на привязи рвущихся вперед черных доберманов – псов Нормана.

Теперь, когда опасность сделалась вполне реальной, Эллен испытала странное облегчение: у нее больше не было причин считать свое воображение больным.