– Мне кажется, никуда ты сегодня не пойдешь, в сапогах или без сапог, – заявила она. – Кевин прав; в такой вечер надо сидеть дома. – Она закрыла дверь.
Джош поднял на нее глаза.
– Мне бы хотелось остаться, если ты не против. Насколько я помню, в этом доме полно комнат для гостей.
Анна почувствовала прилив благодарности и теплоты при этой непринужденной констатации факта. Они провели бы вечер прямо как из романа девятнадцатого века Ей было интересно, наверное, Джошу вообразить это легче, чем большинству окружающих, ведь он так много времени проводит в прошлом. Она улыбнулась сама себе. «Нужно как-нибудь спросить у него», – подумала она.
– Три, – ответила она так же непринужденно.
– Одна моя; ты можешь выбирать любую из двух других. Гейл держит их наготове; у них тут всегда бывают неожиданные гости.
– Хорошо, я расскажу завтра Кевину, что мы с тобой решили сегодня вечером. Анна слегка улыбнулась. – Это не моя специализация, Джош. Я не хочу, чтобы ты думал, что я могу проделать такую же работу, как с разводами.
– Мне нравится, как ты работаешь, – он налил красного вина в свой стакан и попробовал его. – И я восхищаюсь погребом Лео. Я нахожу еще больше доводов в пользу соседства с ним.
– Если он останется здесь. Не знаю, что теперь будет с компанией.
Джош наполнил стаканы.
– Ужин, – сказал он и протянул ей тарелку.
– Спасибо. Просто не верится, при всем, что здесь происходит, я все-таки умираю от голода.
Джош поднял свой стакан. Они сидели рядом друг с другом; когда Анна дотронулась своим стаканом до его стакана, их руки соприкоснулись.
– За моего адвоката, – сказал он.
– За моего клиента, – просто ответила она.
Они наполнили свои тарелки и спокойно ели несколько минут, глядя, как пламя извивается и пляшет на поленьях в камине.
– Это может войти в привычку, – задумчиво сказал Джош. – в первый раз мы собирались идти ужинать, передумали и вместе готовили ужин в моей квартире.
? В сентябре, – прошептала Анна.
– Восемнадцатого, – добавил Джош. – В тот вечер мы тоже пошарили в холодильнике. На тебе было платье из красного шелка. И мы слушали Бетховена и Моцарта.
Анна вспоминала. Вечер был теплым и непринужденным; более приятным, чем она ожидала. Но тогда, на протяжении всего вечера, как и в другие их встречи после этого вечера, еще оставалась ее настороженность, инстинктивная отстраненность, ее спасение. Она смотрела на пляшущие огоньки и удивлялась, что случилось за месяцы, прошедшие с того вечера до этого, если все сейчас кажется таким правильным. «Время», – подумала Анна. Недели и месяцы, в течение которых Джош стал частью ее жизни, медленно, постепенно, без подготовки и нажима. И что-то еще. Сегодня вечером он был в беде и она помогала ему. И сегодня вечером впервые не чувствовала, что Джош Дюран находится на нерушимой платформе триумфов в то время как она балансировала на шаткой опоре, склеенной из ее приемов защиты. Она всегда умела помогать чужим, теперь могла помочь кому-то близкому, и это внушало ей чувство силы и легкости.
Она отодвинула тарелку.
– Поговорим о стратегии.
Джош кивнул.
– Да. Но у меня есть просьба. На разработку стратегии у нас есть сегодняшний вечер, завтрашнее утро, и я не тороплюсь с этим. Если кто-то попробует ложно обвинить меня, за ближайшие несколько часов ничего не изменится. А сейчас ситуация кажется более управляемой, чем в начале. Вино и огонь в камине и то, что я с тобой, вероятно, повлияли на меня, и я не могу заставить себя срочно взяться за дела. Чего я действительно хочу, так это рассказать тебе о Египте. Я хотел этого с нашего первого шага в гробницу. – Он покачал головой. – Кажется, это было много лет назад. Потрясающе: я взлетел так высоко, нашел все, о чем мечтал, и узнал, что ты ждешь меня... И потом появился Тайлер и все лопнуло.
Анна печально смотрела на него, не предлагая утешительных слов, ожидая, пока Джош сам выразит свои чувства.
– Но это завтра, – сказал он. – Сегодня вечером я хочу вернуться к чуду и красоте того, что я нашел, и хочу сделать это с тобой. В ближайшее время, когда мы разберемся с этими проклятыми делами, я собираюсь взять тебя туда, а сейчас я расскажу тебе о гробнице и постараюсь, чтобы ты увидела ее. Ты согласна?
– Да, – сказала Анна. – Я очень хочу.
Он наполнил стаканы вином и выключил лампу; теперь комнату освещало только яркое пламя в камине. При свете этого огня лицо Анны казалось теплым, розовым, мирным. «Они могли бы сидеть здесь всю ночь, – подумал он. – Когда за окном бушует метель, а в доме зажжен камин». Это было их время, в стороне от всего остального мира. На следующий день их снова быстро захлестнет действительность.
– У меня нет фотографий или слайдов, – он. – Я их еще не проявил. У меня есть только слова...
– И страсть, – тихо добавила Анна. – И я хотела бы разделить это с тобой, все, что ты видел. С помощью твоих слов и твоего голоса.
Джош почувствовал прилив радости. Он инстинктивно потянулся, чтобы взять ее за руку, но остановился, не дотронувшись до нее. «Не сейчас, – подумал он. – Не сегодня; по одному шагу за раз».
– Дверь была оштукатурена сверху, – начал он.
И его голос заполнил комнату и воображение Анны.
«НОВЫЙ ФАРАОН ТУТАНХАМОН!» – трубили на следующий день газеты и телевизионные комментаторы, как только египетское правительство и Музей Древнего мира в Лос-Анджелесе вместе объявили о находке гробницы Тенкаура.
– ПРОФЕССОР УНИВЕРСИТЕТА ЛОС-АНДЖЕЛЕСА ОТКРЫВАЕТ ГРОБНИЦУ ФАРАОНА ТЕНКАУРА! ГРОБНИЦА НЕ ТРОНУТА, ПОЛНА СКАЗОЧНЫХ СОКРОВИЩ! ГРОБНИЦА СОКРОВИЩ, КОТОРЫЕ ПРЕВОСХОДЯТ СОКРОВИЩА ТУТАНХАМОНА!
Как почтовые голуби, репортеры налетели на Лос-Анджелес. Когда они узнавали, что Джоша там не было, то описывали круг и летели прямо в Тамарак. Некоторые – уже второй раз за неделю; они побывали здесь, чтобы написать о крушении фуникулера. Журналисты научных изданий летели в Тамарак впервые. Они воспользовались перелетом, чтобы торопливо прочесть купленные книги по истории Египта, особенно о смутных временах середины Восемнадцатой династии.
А потом, когда они добирались до Тамарака, брали напрокат машины и покупали карты города, некоторые из них приобретали местную газету, где читали, что Джош Дюран, знаменитый археолог, обвинялся в организации аварии фуникулера, и были вне себя от радости.
Это была мечта репортера: две главных истории в одном месте и с одним злодеем, который был также и героем, или наоборот. «СНАЧАЛА ГРОБНИЦА, ПОТОМ ТЕМНИЦА?» дала заголовок «Ю-ЭС-ЭЙ ТУДЕЙ», а «Нью-Йорк Дели Ньюс» выкрикнула: «ПРОФЕССОР, НАШЕДШИЙ ФАРАОНА, АРЕСТОВАН ЗА КРУШЕНИЕ ФУНИКУЛЕРА». Эти заголовки были подхвачены газетами по всей стране и с приукрашиванием подавались в утренних телепередачах и в вечерних выпусках новостей. Только «Лос-Анджелес Таймз» была сдержанна, так как Джош был жителем города.
Репортеры располагались лагерем возле его дома, их машины были припаркованы вдоль узкой, извилистой дороги, которая почти на милю тянулась до дома Гейл и Лео. В день, когда они вернулись из больницы в Альбукерке, то первое, что они увидели, были машины. Лео в недоумении смотрел на них, пока Гейл сворачивала с дороги к дому между высокими сугробами, которые снегоуборочные машины сгребали каждое утро после метели. Из аэропорта они сразу поехали в больницу Тамарака, чтобы провести день с Робин и Недом. Теперь уже было почти темно, облака снова были низкими, что предвещало снегопад. Лео приподнялся, чтобы увидеть, далеко ли растянулась вереница машин.
– Что происходит? Никто не зовет гостей на четыре часа пополудни.
– Наверное, это репортеры из-за Джоша, – сказала Гейл. – Черт бы их побрал, и почему они не могут оставить его в покое? Хоть бы метель продлилась, чтобы они здесь не болтались. Откуда они вообще узнали, что он здесь? Кто-то в Лос-Анджелесе, должно быть, сказал им. Не могли уж промолчать.
– Слишком привлекательная история, – сказал Лео. Он осторожно вышел из машины, оберегая свои кости от толчков, чтобы не вызвать головную боль. – Наверное поэтому мы не могли до него дозвониться сегодня утром, вероятно, Джош не снимает трубку. Давай зайдем к нему, он буквально в осаде.