Третий раз поднялась беременная на третий этаж и вернулась с тем арбузом, который притащила первый раз.

Муж разрезал арбуз, и они покушали.

— Мне пора идти! Умоляю, расскажите мне про это зерно! — попросил гость.

— Это пшеничное зерно тех времен, когда совершили раздел имущества два брата — один семейный, а другой — холостой. Когда они на гумне делили добро, холостой упрашивал брата — бери-ка себе больше урожая, ты человек семейный, и потребности у тебя больше. Но женатый, наоборот, говорил ему, что ты, мол, холост и у тебя больше расходов. Так и не сговорились. Это зерно, которое ты нашел, видимо, тогда и затерялось.

— А чем объяснить, что ты, самый старший из братьев, выглядишь таким молодым, а остальные такими дряхлыми?

— Вот нашел о чем спросить! — усмехнулся старший в ответ. — У моего младшего брата жена ведь грубиянка, а у среднего — болтунья. Но моя жена — достойная дочь человека. Братьев моих истязают жены, потому они преждевременно состарились. А у меня до сих пор ни одного седого волоса не было. Только сейчас показался первый такой волосок. Это потому, что я не доспал и моя жена сегодня рано меня разбудила. Ты видишь мою жену, в каком она положении — со дня на день ждем ребенка, а она три раза поднялась на третий этаж и спустилась вниз, а разве у меня там арбузный огород? Там у нас всего-навсего один арбуз лежал, а она три раза поднялась и спустилась из-за уважения ко мне, чтобы я не чувствовал недостатка. Потому она и сама не стареет, а ей ведь немало лет! Как же братьям моим не быть дряхлыми, когда у них такие злые жены. Иди теперь, голубчик, и работай, как работал. Доброта, уважение и честный труд сохранят и тебе молодость.

Крестьянин простился с ним, вернулся домой и работал, как работал раньше.

(Текст записан Ал. Глонти, сказитель Ф. Квицинадзе. По форме легенда напоминает рассказ о библейском потопе, однако в библии не находим ничего схожего с ней. Сказание зафиксировано в поэтическом изложении у известного грузинского поэта Давида Гурамишвили (см. поэму «Веселое лето»))

Буйвол — огромное, сильное животное — еле передвигался по земле. Под его тяжестью дребезжала земля, и, шагая, он проваливался в нее. Потому преимущественно лежал и жевал жвачку. Вставать ему бывало лень, В жаркие дни валялся в грязи, и до самого вечера ему и в голову не приходило вставать. Раз спросили:

— Почему ты так медлителен? Зачем не скачешь, как конь?

— Хм! — усмехнулся буйвол, — если я так буду скакать, как конь, выдержит ли земля и не будет ли ома трястись? Потому и хожу медленно и не спешу.

В те времена буйвол был белоснежного цвета и мычал, как бык. Нынче же он черен, как ворон, и рычит так: «Ноонэ, Ноонэ, Ноонэ!», — кажется, зовет: «Ноэ — Ноя».

Когда бог ниспослал на землю потоп, буйвол лежал в непролазной черной грязи и безмятежно жевал жвачку. Когда пошел ливень, он, вяло перебирая ногами, направился к ковчегу Ноэ — Ноя, но не поспел. Воды поднялись, и ковчег плыл по воде. Буйвол умел хорошо плавать и вплавь понесся за ним, но не сумел догнать. К тому же Ной запер двери ковчега и не выглядывал наружу. Приблизившись к ковчегу, буйвол поднял голову и начал звать:

— Ноонэ, Ноонэ, Ноонэ! — точно зовет его: Ноэ, Ноэ, Ноэ!

Ной выглянул и, узнав буйвола, открыл ему дверь и ввел в ковчег. Второпях буйвол не успел смыть с себя грязь и остался навсегда черным; но когда рычит, он поднимает высоко голову, вытягивает шею и громко зовет всегда Ноэ — Ноя.

(Записано Ел. Сухиашвили, напечатано в газете «Комунисти» («Коммунист») в номере от 13 января 1962 г. (на груз. языке))

Мышь попала в винный чан. Бедная, сильно испугалась — пыталась выбраться, карабкалась по стенам, но не могла удержаться и падала — тонула, несчастная.

В это время мимо чана пробегала кошка. Мышь взмолилась:

— Видишь, погибаю — тону в вине. Вытащи меня и хоть сама скушай…

Кошка опустила хвост в чан. Мышь вцепилась в него и, выйдя из чана, поспешно скрылась в норе. Кошка стала ловить ее, но было поздно — мышь уже оказалась в безопасности.

Недовольная кошка бросила мыши упрек в том, что та убежала, не сдержала слова.

Мышь в ответ:

— Не следовало тебе с самого начала ошибаться. Разве пьяному можно верить?

(Записано Г. Натадзе, опубликовано в книге «Народные стихи и сказки» (Тб., 1950))

Было и не было, — что могло быть лучше — был один юноша, и была у него мать. Имели они одного вола. В пору пахоты или молотьбы вместе с волом попеременно впрягались в ярмо то сын, то мать и пахали поле или молотили зерно.

Раз, когда в упряжи находилась мать, а сын, стоя на молотильной доске, подгонял вола, мимо тока проехал царь:

— Что это ты делаешь, бичо?^{70} Не стыдно ли тебе впрягать в ярмо несчастную женщину и подгонять ее плетью?

— А как нам быть, порази меня, вместо тебя, господь, когда у нас нет другого быка, некого впрягать нашему напарником, кроме самих же нас?!

— Так идем со мной! Я дам тебе быка, — предложил царь.

Юноша обрадовался и последовал за свитой.

Был, оказывается, у царя один неукротимый и неприрученный бык, который близко не подпускал к себе никого. Вывел царь все свое войско, и с большим трудом удалось загнать быка в загон.

Попросил юноша прислугу держать быка голодным несколько дней. Так и сделали.

Прошло немного времени.

Юноша подошел к быку, держа в руке пучок сена. Скотина потянулась к корму. Он взял животину за рога и легко накинул привязь. Держа сено в пазухе, он шел впереди, а ослабевшее с голоду животное медленно плелось за ним, Придя домой, он загнал быка в хлев и еще четыре дня продержал без корма. На пятый день вывел юноша быка и впряг в ярмо со своим волом, а на молотильную доску посадил свою мать, дав ей в руки прут. Сам он держал за пазухой сено и шел впереди быков. Проголодавшийся бык смиренно следовал за юношей и тянулся к сену. Случилось так, что в конце концов он укротил быка, так что тот стал неоценимой рабочей скотиной.

Однажды юноша, сидя на молотильной доске и громко распевая песню «Оровела», подгонял своих волов на току, в это время проезжал мимо царь. Он спросил юношу:

— Чей этот вол, бичо?

— Это тот самый бык, которого вы мне дали, шени чириме — твои невзгоды мне! — ответил молодой человек.

— Разве? — удивился царь и тут же предложил юноше: — Идем со мной. Я хочу за тебя мою дочь сосватать.

— Что это вы изволили пожелать, шени чириме?! Разве я достоин царевны?

— Я приказываю следовать за мной и жениться на моей дочери! — решительно сказал царь.

Зря умолял юноша венценосца освободить его от сватания царевны, царь был неумолим. Ничего не оставалось ему делать, как последовать за ним.

Между тем у царя была, оказывается, такая дочь, которая о того дня, как родилась, не вставала с кровати. Ее одевали и обували в постели, там же кормили и поили, и там же спала она дни и ночи без задних ног.

Придя во дворец, юноша снова стал умолять царя:

— Освободите меня от этого брака, шени чириме! Я недостоин царевны.

Однако царь настоял на своем. Тогда юноша обратился к нему и сказал:

— Раз ваше величество настаивает, я согласен. Только прошу вас дать мне — один заржавленный меч, одну паршивую собачонку и одну клячу.

Кто бы отказал ему в такой просьбе. Дали все, что просил. И вот, подвязав ржавый меч к поясу, он взял с собой царевну, паршивую собачку и полуживую клячу. Идет впереди юноша, а за ним плетутся остальные. Рассердился он и, обратившись к собаке, сказал: