— Меня просил передать вам большой привет один наш общий знакомый. Вы его знали по Варшаве, где вы служили в английском, а он в американском посольстве…

— Очень благодарен вам, сэр! — почти отрапортовал Хаутон.

Все-таки большое дело морская служба! За двадцать три года этой самой службы на флоте Её Величества у Хаутона выработалось автоматическое уважение к любому человеку с офицерскими погонами.

Беседа развивалась именно так, как я и намечал. Хаутон не усомнился, что разговаривает с помощником американского военно-морского атташе, ему льстило упоминание о знакомстве в прежние «блестящие» времена, когда он ещё не попал на житейскую мель. Быстро взвесив всё это, я сделал следующий шаг:

— Наш общий знакомый просил передать, что он с огромным удовольствием вспоминает о ваших совместных коммерческих операциях…

В разговоре возникла пауза. И её тоже я предвидел. Хаутон должен был испугаться — речь шла о спекуляциях на чёрном рынке. Он вряд ли любил о них вспоминать, тем более в телефонных разговорах. Я не торопил своего собеседника. Наконец тот подыскал подходящий ответ.

— Совершенно верно, сэр, — несколько растерянно пробормотал Хаутон. — Но я бы предпочёл вести разговор у себя дома. Быть может, вы зайдёте как-нибудь к бывшему старшему унтер-офицеру королевского флота? Кстати, откуда вы сейчас говорите?

Мне оставалось только удивляться, как быстро сориентировался Хаутон в ситуации, из которой мог извлечь для себя некую прибыль. Только этим можно было объяснить его приглашение. Упоминание о былых коммерческих махинациях послужило для него сигналом трубы: опять можно будет заработать! Иначе зачем звонить капитану второго ранга? Передать привет от общего знакомого? Знаем мы эти приветы!

— Я нахожусь по делам в Портленде, — сказал я. — Мог бы заскочить на часок сразу после работы сегодня вечером.

Хаутон охотно согласился.

— Отлично, сэр. Буду ждать вас в половине шестого. Вот мой адрес…

— Одну минуту, я достану записную книжку.

Я сделал вид, что записываю и без того хорошо мне известный адрес Хаутона.

И в этом план нарушен не был: я рассчитывал на приглашение. Что ж, первая партия проведена. Счет складывался пока в мою пользу.

Караван бывалого моряка бросил якорь в Веймуте, всего лишь в нескольких минутах езды от места работы Хаутона. Вид у каравана, а проще — фургона был весьма потрёпанный. С любопытством вошёл я в это автожилище. Как и у всех фургонов, вход был сбоку, через низенькую металлическую дверь. Затем я попал в небольшое помещение площадью около восьми квадратных метров, тесное и неуютное. В одну сторону от двери были расположены рундуки — ящики, которые использовались для хранения имущества и как постели. Между рундуками стоял убирающийся столик. Напротив — маленькая газовая плитка. В караване был крошечный закуток для душа и некое подобие туалета — владелец называл его «химическим». Обстановку фургона дополняли встроенные шкафы и полочки. Хаутон приволок в своё жильё довольно большой проигрыватель и пластинки к нему. Оказалось, он любил музыку «полуклассического» типа.

— Здравствуйте, господин Хаутон! — почтительно приветствовал я отставного моряка.

— Здравствуйте, сэр! — почтительно поздоровался Хаутон. Он встретил меня приветливо и через фразу вставлял то «сэр», то «коммандер» — обращение к капитану второго ранга в английском и американском флотах.

— Вот моя визитная карточка, — я решил сразу разрушить у Хаутона все сомнения, если они возникли.

На красивой, плотной бумаге традиционным, так называемым «дипломатическим» шрифтом было напечатано: «Коммандер Алек Джонсон, помощник американского военно-морского атташе. Лондон». Номер телефона указан не был. Бывалый дипломат Хаутон не обратил внимания на эту существенную подробность, собственно ради которой и печатают визитные карточки. Весь его вид свидетельствовал, что он польщён визитом такой значительной персоны.

Я рассказал о служебных и личных успехах общего знакомого. Моряк слушал меня с явной завистью: когда-то они с этим парнем были на равных, а вот теперь тот делает карьеру, ему же… Догадаться, о чем думает Хаутон, было несложно.

Так, чтобы это не бросалось в глаза, я осматривал караван. Для разведчика жильё человека, с которым он собирается установить контакт, — дело далеко не второстепенное. По нему можно судить о многом. Я обратил внимание на полное отсутствие книг. Не было даже тех полупорнографических дешёвых изданий в мягких переплетах, которые обычны в жилище стареющего холостяка (из этой среды, конечно, к которой принадлежал Хаутон). Зато на видном месте стоял вместительный шкафчик. Уже после минутного знакомства Хаутон широким жестом открыл его. Шкафчик был битком набит пустыми бутылками из-под джина и виски.

— Рад угостить вас стопкой доброго джина — этого традиционного напитка моряков! — торопливо предложил Хаутон. Из нагромождения разномастной посуды он извлёк початую бутылку. Это был так называемый розовый плимутский джин, который предпочитают флотские офицеры.

Я вежливо поблагодарил и поднял рюмку:

— За наше знакомство.

— С удовольствием, — откликнулся Хаутон. Он выпил залпом, прикрыв глаза. От меня не ускользнула и эта деталь — обычно так пьют люди, уже привыкшие к спиртному.

Я продолжал рассказывать об общем приятеле — сведения о нём были абсолютно точны, их передали из Центра.

Бутылка пустела.

В таких ситуациях разведчик не может предаваться праздным разговорам. Больше того, не переступив ещё порога каравана, я уже держал в голове точный план встречи: сколько она будет длиться, о чём надо говорить вначале, когда следует перейти к делу. Конечно, было бы неверным представлять всё так, будто подобная беседа протекает в стремительном темпе, состоит из схематичных вопросов-ответов. Нет, опытный разведчик всегда постарается придать ей характер дружеского разговора, в ходе которого узнает интересующие его вещи. В этом профессия разведчика родственна профессии педагога: надо уметь располагать к себе людей, вызывать их на откровенность, направлять разговор в нужное русло. В беседе с Хаутоном я полностью владел инициативой и строил её так, как это было мне выгодно.

Уже через полчаса я намекнул («Хотя это и служебная тайна, но мы люди свои»), что приезжал в Портленд проверять, как выполняют англичане договорные обязательства по обмену военно-технической информацией. Захмелевший Хаутон встрепенулся, как опытная гончая, напавшая на след, и даже отодвинул рюмку. Потом сказал:

— Я знаю о таком соглашении, оно свидетельствует о боевой дружбе наших наций.

— Вот именно, — согласился я. — И, конечно, соглашение на пользу и Штатам, и Англии, которую я искренне уважаю. Но…

— Но… — Хаутон трезвел на глазах. Он был весь внимание…

— К сожалению, у моего командования есть веские основания подозревать наших уважаемых британских союзников в недобросовестности.

Я замолчал, чтобы дать время Хаутону осмыслить услышанное. Тот должен был понять, что американский офицер не станет просто так, в разговоре с не очень знакомым человеком, бросаться подобными обвинениями. И только когда увидел, что до Хаутона, говоря попросту, «дошло», продолжил:

— Сегодня я, к своему величайшему сожалению, убедился, что это так. Что поделаешь, такова жизнь!

В глазах Хаутона, которым плимутский джин уже придал несколько туманное выражение, зажглись огоньки благородного негодования.

— Но ведь это же чёрная неблагодарность! — с несколько преувеличенным возмущением воскликнул он. — Вы спасли нас от поражения во время войны, а теперь…

Хаутон был убеждён, что войну выиграла Америка. Правда, он слышал что-то о Сталинграде и других операциях, которые провели русские, однако, по его мнению, именно доблестные американские союзники разгромили Гитлера и спасли Британские острова.

— Ничего не поделаешь, — подчеркнуто равнодушно сказал я. — Просто нам придется искать обходные пути. Неофициальные, но более надёжные. Мы — народ щедрый, а люди, готовые нам помочь, найдутся всегда.