— Так вы из Нью-Йорка? — оживилась девушка.
— Я из Канады, но мне пришлось провести немало времени в этом городе.
Джин буквально набросилась на меня с расспросами о США и Нью-Йорке. Особенно интересовала её стоимость жизни в этом городе. Это было не праздное любопытство: девушка хотела знать, сможет ли она прожить на зарплату стюардессы. Я достаточно подробно рассказал ей о ценах в кафе и ресторанах, парикмахерских, гостиницах, магазинах. Джин пришла в ужас, когда услышала, сколько стоит маленькая квартирка в Нью-Йорке, казавшийся ей весьма высоким будущий оклад стюардессы для Нью-Йорка был очень и очень скромным.
Растерянность ясно отразилась в больших светлых глазах девушки.
— Не унывайте. Каждый с чего-нибудь начинает. Ведь то, что вам предлагают, это только начало?
— Но я уже так много успела сделать! — Джин, видимо, сочла меня вполне достойным того, чтобы поделиться своими сомнениями. — Думаете, легко было окончить курсы французского языка? А сейчас я учусь на курсах медицинских сестер, посещаю занятия по спасению утопающих.
— И все это надо знать стюардессе?
— О да, это и ещё многое другое! В наши дни стать стюардессой не так-то просто! И специальные знания, и физические данные.
— Ну, с этим у вас полный порядок! — вполне искренне заверил её я.
Джин действительно была очень миловидной.
— Вот только рост…
— Какие-то жалкие несколько миллиметров не могут играть существенной роли. Я как-нибудь принесу американские журналы, и вы сможете убедиться, что время рослых, мужеподобных девиц ушло в прошлое.
— Да здравствует грация! — засмеялась Джин.
— Вот именно! — ответил откровенно восхищённой улыбкой я. — И вы — её образец!
Комплимент мог бы показаться нескромным, но я точно знал, кому он предназначен. В тысячах английских офисов, фирм, учреждений за секретарскими столиками сидят тысячи таких Джин. Они в совершенстве постигли технику своей работы, в меру исполнительны, в меру привлекательны. И многие из них мечтают о том времени, когда удастся вырваться из узкого мирка служебных обязанностей. Дома у Джин наверняка хранятся иллюстрированные журналы, в которых преподносятся стандарты женского обаяния.
Джин впоследствии все-таки стала стюардессой, кажется, в авиакомпании «Панамерикэн». Я встретился с нею, когда она уже летала. Помню, Джин очень важничала и строила из себя космополитку. Для какой-то части молодых людей Запада это весьма положительное качество, которое свидетельствует о том, что человек в любой стране чувствует себя как дома. Девушка небрежно поинтересовалась, как идут мои дела, невнимательно выслушала короткий ответ. Она явно считала, что все, кто «не летает», — люди второго сорта. Меня забавлял её снисходительный тон, но я искренне пожелал ей новых удач в воздухе и на земле…
— Здесь меня видели в первый и последний раз, — категорически сказал Ленард, отодвигая от себя тарелку, на которой лежало нечто, вкусом, размером, цветом и формой напоминавшее хоккейную шайбу, зажаренную в собственному соку. — Обедать буду в итальянском ресторане. Идёшь со мной?
— Боюсь, эта кухня не для меня, — уклончиво ответил я. — И потом я бы не хотел связывать тебя своей персоной. Пойду пошатаюсь по городу.
— Тогда до вечера.
Мы завтракали в одном из корнер-хаузов недалеко от гостиницы. Кухня была традиционно английской, привыкнуть к ней за неделю было невозможно. Ленард поднялся, нахлобучил шляпу. Я остался один. Достал из кармана план Лондона и, перелистав несколько страниц, выбрал один из прилегавших к центру районов, который решил сегодня освоить.
Красные линии транспортных маршрутов сообщали мне номера автобусов, которыми следовало воспользоваться (я пришёл к выводу, что лучше всего знакомиться с городом, сидя впереди на втором этаже автобуса — здесь был хороший обзор: и вправо, и влево).
Несколько минут я путешествовал по карте, запоминая серую сетку улиц, зелёные прямоугольники парков, квадраты площадей. Допил кофе. Ещё раз проверил себя, бегло глянув на карту и убедившись, что память зацепила именно то, что ей полагалось.
Лондон уже источал чистые и нежные запахи весны. После долгих дождей пробилось солнце, и город смотрел на мир весело и ясно.
Поднявшись на второй этаж автобуса, тут по утрам было свободно, я прошёл вперед и занял первое место, приготовившись к встрече с незнакомым районом. Я пропустил несколько улиц, уже освоенных за предыдущие поездки, проверяя попутно, насколько запомнил их, и скоро въехал в район, с которым только что знакомился по карте. Серая сетка, отпечатанная на бумаге, трансформировалась в трёх- и четырёхэтажные дома с традиционным зелёным газончиком, в пустыри, оставшиеся на месте разбитых во время немецких бомбардировок зданий, в редкую цепочку прохожих.
Покачиваясь на обитом плотной мягкой тканью сиденье, я скорее безучастно, чем заинтересованно поглядывал по сторонам, а память в это время работала на полный ход, безотказно фиксируя всё наиболее интересное для меня, что проходило перед глазами.
Так я ехал, может быть, пятнадцать, может быть, двадцать минут, потом пересел на автобус, двигавшийся в обратном направлении, и снова перед глазами побежали те же дома, пустыри, газоны… Где-то на середине пути я сошёл и двинулся пешком, стараясь держаться поближе к магистрали.
Я знакомился с Лондоном.
Оно продолжалось долго, это знакомство, — всё время, пока я жил в этом большом и сложном городе. Сначала я изучал центр и основные магистрали. Я прошёл их все, «от и до». Пешком, фиксируя в памяти дом за домом, переулок за переулком. Когда уставал от пеших прогулок, спускался в метро и изучал Лондон подземный — систему пересадок, входы и выходы, районы вблизи станций.
Прежде чем осваивать новый для меня уголок города, я всегда сначала садился за карту и, только уложив в памяти геометрию его улиц, отправлялся в путь. Без этого в Лондоне нельзя: спланирован город весьма запутанно и хитроумно, вернее, он вообще не спланирован, сформировался как бы сам по себе. Это, конечно, не означает, что его невозможно досконально изучить. Просто нужно затратить больше времени и усилий.
Путешествуя по городу, я почти всякий раз делал для себя маленькие забавные открытия. То это была пивная с несколько необычным названием «Петля палача» (впоследствии лондонцы с восторгом узнали, что её действительно содержал официальный палач их города, имя которого, пока он не ушел в отставку, держится в тайне. Как оказалось, сей почтенный господин развлекался тем, что иногда собственноручно обслуживал своих клиентов). То это маленькое заведение на Уигмор-Стрит, специализировавшееся на ремонте парикмахерских принадлежностей. В витрине его был выставлен перочинный нож с 1851 лезвием! Столь необычное число объясняется тем, что нож был изготовлен специально для знаменитой выставки 1851 года. (Потом я убедился, что мало кто из лондонцев знает об этой уникальной вещице, которую с полным основанием можно считать одной из достопримечательностей их города).
В районе Трафальгар-Сквер я наткнулся на пивную «Шерлок Холмс», в которой хранится трубка знаменитого литературного героя и некоторые другие его «личные вещи». Многие лондонцы (причём далеко не наивные люди) свято убеждены, что Холмс был постоянным завсегдатаем пивной, хотя она находится очень далеко от известной Бейкер-Стрит, где Конан Дойл поселил своего героя.
Правда, для его местожительства он избрал не существующий на Бейкер-Стрит дом, тем не менее узкий и длинный двор одного из кварталов знаменитой лондонской улицы с легкой руки поклонников великого сыщика был переименован в «Шерлок Холмс мьюз» («мьюз» — это внутриквартальные дворы, в которых в прошлом веке располагались конюшни. Естественно, там сейчас — гаражи, а помещения, где когда-то жили кучера и конюшие, переоборудованы в уютные квартирки, которые по весьма высоким ценам обычно сдают одиноким мужчинам).
Я обнаружил «Шерлок Холмс мьюз» случайно: нашёл в газете адрес кинотеатра, где показывали довоенные ленты с участием знаменитых актеров. Реклама обещала даже циклы таких фильмов, посвящённых крупнейшим режиссёрам и актёрам. Лондонская публика посещала подобные программы с редким постоянством, и владельцы кинотеатров, «горевших» под ударами телевидения, сделали верный вывод, что надо ориентироваться именно на добротную старину.
