Решив, что лучше не настраивать его против себя упрямством, она вздохнула и села. Ной сразу же склонился над ней. В ноздри ударил хвойный запах одеколона. Как же тут сосредоточишься? Утешив себя, что это ненадолго, она вдохнула побольше воздуха, чтобы успокоить пульс. Выполняя его указания почти машинально, она добилась кое-чего и внесла в файл данные из гроссбуха, а вот сражение с собственным пульсом было проиграно. Не мудрено — Ной так и проторчал рядом все сорок пять минут.

С облегчением услышав шум роликов на катке, она подняла голову.

— Мне пора. Спасибо за урок. Возможно, когда-нибудь это действительно пригодится.

— Когда у вас появится несколько свободных минут, я покажу, как это распечатать. Вы и сами поразитесь, сколько информации уместится на одном листке бумаги.

Она послушно кивнула, лишь бы не спорить, и встала.

— Отлично. Но сейчас у меня в голове что угодно, только не компьютеры.

— По-моему, вы просто боитесь всего нового.

Ей очень хотелось высказать в эти нахальные зеленые глаза, что ей вовсе не доставляет удовольствия то, что он постоянно торчит рядом.

— Вам просто показалось.

— Я ошибаюсь?

Фрэнси не умела лгать. Поэтому просто пожала плечами.

— Возможно, и нет.

— Чего вы боитесь?

Уловив в его голосе нежность, она опустила голову.

— Это трудно объяснить. Когда большинство детей открывало для себя мир, я была по рукам и ногам связана графиком тренировок. Единственное, что я узнавала нового, — это более сложные прыжки, новая музыка, элементы хореографии — все так или иначе связанное с фигурным катанием, а не с жизнью вообще. Спорт стал моим убежищем, безопасным и хорошо изученным миром.

Он оторопел:

— Но вы рискнули управлять катком, не имея опыта! Разве это не потребовало мужества?

— Нет. — Она покачала головой. — Я просто была на грани отчаяния, и мне нужно было заполнить чем-то жизнь, обрести смысл существования, выплеснуть свою энергию, чтобы… забыть. — Она выболтала больше, чем намеревалась. Расстроившись, что ему слишком легко удалось добиться этого, она направилась к двери.

— Фрэнси! Я оставлю компьютер включенным?..

В его голосе не было ни тени вызова. Он просто предлагал ей научиться чему-то полезному. Она молча кивнула и вышла — ее ждала работа.

Придерживая двумя руками пластмассовую коробку с пирожными, Фрэнси взбиралась по крутым ступеням в квартиру над гаражом. Когда Анджела Пикар предложила ему снять это жилье, Ной не раздумывал ни минуты, мотивируя свой выбор тем, что ему осточертели номера в мотелях. А Фрэнси не рискнула возразить матери. Теперь она послушно тащила наверх их квартиранту очередное проявление материнской доброты и прокручивала в уме все то, над чем не переставала размышлять остаток дня. Для начала было бы замечательно, чтобы мамины пирожные понравились Ною Гордону не меньше лазаньи, потому что он ей нужен в благодушном настроении. Она шла к нему с серьезным предложением. Возможно, это импульсивное решение — попросту ошибка. Но может быть, и самый выгодный вклад ее денег.

Порыв холодного ветра заставил ее поежиться. Она выскочила из дома без жакета, решив, что свитера из ангоры вполне достаточно, чтобы пробежать какой-то десяток метров. И вот теперь мерзла под дверью, за которой стояла мертвая тишина. Фрэнси постучала погромче.

Ной открыл дверь, и Фрэнси невольно попятилась, вцепившись в коробку, словно в спасательный круг. На нем не было рубашки. И мышцы на загорелой груди красноречиво свидетельствовали о постоянных тренировках. Каштановые волосы курчавились на груди, и узкая темная полоска уходила под расстегнутый ремень на брюках. Она заставила себя перевести взгляд на его лицо. Ной Гордон склонил голову набок, в его глазах прыгали веселые чертики. Он буквально наслаждался ее смущением. Она еще попятилась назад.

— Я зайду позже. Извините, что помешала.

Он как ни в чем не бывало описал рукой церемонный круг:

— Входите, пожалуйста. Вы ничуть мне не помешали. Я просто переодевался для разминки. Но это подождет.

Ее взгляд снова метнулся к расстегнутому ремню.

— Да входите же. Я только наброшу рубашку, и мы поговорим.

«Поговорим»! Ради этого она и пришла сюда. Она робко вошла в гостиную и протянула ему коробку.

— Мама решила подсластить вам новоселье…

Он приподнял крышку. Пирожные венчали конусы белого крема, щедро усыпанные фисташками и шоколадными чипсами. По-детски макнув палец в крем, он облизал его.

— Восхитительно! Как они называются?

— Канноли.

Он улыбнулся. Затем внимательно посмотрел на Фрэнси:

— Но вы ведь пришли не только из-за этого?

«Догадливый, дьявол, — подумала Фрэнси. — Вот Брент никогда не мог читать ее как открытую книгу. А этот Ной…» Это ее раздражало, и она разнервничалась еще больше. Еще бы, они с Ноем одни в небольшой комнате, а у него голый торс… Она отводила взгляд, чтобы не пялиться на него. На глаза попались гири.

— Вы их таскаете за собой, куда бы ни поехали?

— Даже тренажер лыжники складывают, и он помещается в любой багажник, а уж для гирь и подавно не требуется много места.

— Вам удобно здесь? У вас есть все необходимое?

Его глаза вспыхнули. Идиотский вопрос. Но и его реакция очень странная. Между ней и этим Ноем так и проскакивают какие-то дьявольские искры. Интересно, о чем он думает?

Но ответил он совершенно буднично и, как всегда, очень вежливо:

— Великолепная квартира. Гораздо уютнее, чем номер в мотеле. Здесь чувствуешь себя почти… как дома.

И снова в его голосе прозвучала грусть, так что хотелось протянуть руку и погладить его. Она попыталась увидеть комнату его глазами. Мама сама сшила портьеры, покрывало и съемный чехол на кресло: персиковые цветы на синем фоне. Софа и кресло занимали большую часть комнаты. На паркетном полу лежал сплетенный из синих и коричневых косичек ковер, очень домашний. Фрэнси приложила руку к вышивкам, висевшим на стене вместо картин, — пейзажики по мотивам времен года. Она отдыхала за вышивкой — прекрасный способ расслабиться. Сидишь себе и ни о чем не думаешь, а руки сами делают свое дело. Встанешь потом с кресла — а стресса как не бывало.

На кухне стол из светлого дерева, как и шкафчики; с ними прекрасно гармонировали занавески цвета кофе с молоком с синими разводами. От приоткрытой форточки занавески слегка колыхались, делая всю обстановку еще радостнее и уютнее, создавая хороший настрой.

— Я рада, что вам здесь понравилось. Иногда зимой, правда, бывает холодновато.

— Ваша мама принесла еще одно одеяло.

Фрэнси подозревала, что он не жаловал пижам, предпочитая спать нагишом. Это невыносимо — все время пялиться на его голую грудь. Еще и пальцы дернулись сами по себе — неужто к этим шелковистым завиткам? Господи! И что это с ней?

Она кивнула на коробку с пирожными, засунув непослушные руки в карманы джинсов.

— Если не собираетесь есть мамино угощение сейчас, то лучше сразу сунуть в холодильник.

Он так и сделал. Холодильник поражал пустотой.

— Завтра же закуплю продукты. Где у вас ближайший магазин? — извиняющимся тоном спросил Ной.

Фрэнси объяснила.

— Неужели вы сами готовите? — удивилась она.

Он улыбнулся.

— Мне уже тридцать шесть. Как иначе мне удалось бы выжить?

— Наверное, благодаря хот-догам?

Он рассмеялся.

— Ваши братья прекрасно справляются с разными блюдами. Чем я хуже их?

— Вы не похожи на человека, который стоит у плиты.

Лицо его стало суровым.

— Ребенком я был часто предоставлен самому себе. Вопрос стоял остро: либо научиться готовить, либо голодать.

— И не было ни брата, ни сестры?.. Никаких родственников?

— Ни единого.

У нее от сочувствия екнуло сердце. Для нее семья — это поддержка, понимание, любовь, она не представляла себя без своих близких.

— Извините. Я не хотела бередить…

Зазвонил телефон. Фрэнси вздрогнула. Ной облегченно перевел дух.