— Нам надо остановиться.

— Почему? Я подумала…

Его грудь вздымалась от судорожных вдохов и выдохов.

— Мы ведь лишь греем друг друга, помнишь?

Она вскипела:

— Ах вот как! Проклятие! А я-то хотела передать, что чувствую к тебе.

Она попыталась отодвинуться от него — обиженная, грустная и охваченная стыдом. Что опять она сделала не так? Их тела, созданные друг для друга, безумно реагируют на любой интимный жест.

— Не дергайся и не отодвигайся, Фрэнси. Иначе снова замерзнешь.

— Для меня поцелуи и объятия значат гораздо больше, чем твоя попытка сохранить тепло.

— Я знаю. И мне жаль…

— Чего? — вспылила она.

— Не важно. — Он снова принялся подтыкать пальто. — Представь, что рядом с тобой твой старший брат.

— Но ты мне не брат!

Он молчал. Несколько минут спустя их ослепили огни снегоуборочной машины. А потом Ной пересел за руль в своем пальто и завел мотор.

В понедельник Фрэнси до изнеможения работала в танцевальном классе, пытаясь заглушить отчаяние. Другого способа она не знала. Ей хотелось бы навсегда остаться с Ноем, но как заставить его принять это решение? А тут еще его скорый отъезд. У нее осталось всего лишь три дня!

Она решительно набрала его номер, размышляя, какой тон предпочтительнее: шутливый или серьезный.

— Привет, Гордон. Как насчет настоящей разминки? Где? На дядином пруду.

— Но ведь мороз такой — пробирает до костей.

— Тому, кто движется, мороз не страшен. И потом мы разведем на берегу костер. А дядя Дом разожжет камин в гостиной. Он славится своим кофе «эспрессо».

— Тебе трудно отказать.

— Вот и не отказывай. А коньки мы тебе подберем.

— Решила не оставлять меня в покое?

— Мне нравится быть рядом с тобой.

— А мне с тобой.

— Тогда заезжай через полчаса. По дороге можно полюбоваться и нашей достопримечательностью — Полем боя и утесом Дьявола.

— Замечательно. Только не забудь свой шарфик.

Она поняла, что он улыбается.

— Не забуду.

Ной смотрел в огонь костра, разведенного братьями Фрэнси. Багровое пламя красиво отражалось на серебристо-голубоватой глади льда, покрывавшего пруд. Они с Фрэнси почти час бродил по геттисбергскому Полю битвы, останавливаясь возле памятников, затем взбирался на утес Дьявола, с которого южане наблюдали за передвижением войск северян, затем приехали на ферму и слегка перекусили, чтобы согреться перед катанием.

В семье Фрэнси все катались так, словно занимались этим всю жизнь. Наверное, так оно и было. Для Ноя без труда отыскали старые коньки Винса. А сам он не стоял на коньках с той зимы в Филадельфии, когда копил деньги, чтобы провести пару часов на катках при отелях. Конечно, бегун он средненький, но на ногах стоял крепко. Когда-то.

Фрэнси пролетела мимо него. Вчера в автомобиле он едва не пропал. Поцелуй плавно перешел в жаркие объятия, и вот уже кровь забурлила в нем горячей лавой. Оторваться от ее пьянящих поцелуев удалось, лишь твердя себе, что ей нужна любовь, о которой ты, дубина стоеросовая, понятия не имеешь. И все равно это было почти невыполнимо. Лишь стремление благополучно довезти ее домой заставило его собраться за рулем, хотя тело молило совсем о другом. Глядя сейчас на нее, он вновь переживал невероятную тоску и боль.

Рядом с ним на коврик опустилась Анджела.

— Что-то вас не тянет на лед.

— Просто жду подходящего момента.

Она посмотрела на летящую по льду дочь.

— Разве она не прекрасна? Это огромная потеря, если она уйдет из спорта.

— Потеря — для кого? Для вас или для нее? А если она больше не хочет заниматься этим?

— Посмотрите на нее. Ведь для нее катание — сплошное удовольствие.

— Когда я видел их с Брентом, радости не было.

— Она еще вернется на большой лед.

— Вы были добры ко мне, Анджела, и я это очень ценю. И прошу извинить меня за то, что вмешиваюсь не в свое дело. Только несправедливо подталкивать Фрэнси к тому, чего хочется вам, а не ей лично.

— А чего хотите вы, Ной Гордон? Вы можете предложить моей дочери нечто более подходящее?

— Я вообще здесь ни при чем.

И тут он вдруг ощутил прилив яростной ревности к тому мужчине, который сможет предложить Фрэнси стабильность, дом и… все прочее.

— Если не можете разделить с Фрэнси ее жизнь, то и не сбивайте ее с толку, — отрезала женщина.

Один — ноль в пользу миссис Пикар.

— Я лишь желаю Фрэнси счастья.

— Я, представьте, тоже. Только мы по-разному понимаем его.

— Вы когда-нибудь видели, как ваша дочь работает с детьми? Она убеждена, что профессия учительницы устроила бы ее более всего.

— Она сама вам об этом говорила?

— Да. Уверен, что у нее это чудесно получится. — «А для собственных детишек она будет вообще идеальной воспитательницей».

— Не знала, что она подумывает о колледже. Это ведь такой труд.

— Она пока взвешивает этот вариант, Анджела. Ведь он разом изменит ее жизнь.

Анджела вздохнула.

— Иногда я сомневаюсь, знаю ли вообще своих дочурок. С мальчиками было намного проще.

К ним подъехала раскрасневшаяся Фрэнси.

— Ну как, созрел?

Все ее грациозное существо с незабываемым цветочным ароматом околдовывало, плетя вокруг него волшебную паутину. Он отреагировал на нее так, словно она предстала перед ним обнаженной.

— Как никогда раньше!

— Тогда поехали.

Чтобы унять расшалившееся сердце, он пошутил:

— А если честно, предпочел бы час потовыжимания на своем тренажере риску поломать кости на льду.

— Вчера на гололеде ты рисковал жизнью. Что значит парочка синяков по сравнению с этим?

И они умчались вдаль.

Ной пришел на каток во вторник утром и сразу заметил перемены. Горели все лампы, что было необычно для девяти утра. Сегодня четырнадцатое февраля. Что же за сюрпризы припасла Фрэнси? На катке она вела себя как шаловливый ребенок, да и после катания тоже. Они смотрели по видео комедии и хохотали до слез вместе со всей ее родней.

Ной провел последние несколько дней так, как не приходилось никогда в жизни. Он наслаждался каждой минутой — это ему давала Фрэнси. Бродя с ней в понедельник по Полю боя, он вдруг поймал себя на мысли: надо постараться всего себя наполнить ею, и тогда в разлуке он не будет ощущать себя столь одиноким. Между ними установилась необычная связь, время от времени прерываемая его упорно контролируемыми поцелуями. Ной еще никогда не испытывал ничего подобного с женщинами. Это была близость, значившая гораздо больше физической, — единение душ.

Подойдя к площадке катка, он так и замер. Фрэнси балансировала на самом верху стремянки, подвязывая к потолку веревку с шарами. И стремянку никто не поддерживал. Он рванул вперед. Лишь теперь он заметил Веронику и еще несколько сотрудников катка, украшавших стены.

— Не жаль губить столь юную жизнь, сверзнувшись с лестницы?

Фрэнси наморщила нос.

— Ты знаешь, я весьма уравновешенная особа.

— Спускайся. Я сам это сделаю.

— Ты специально пропускаешь мои аргументы мимо ушей?

— Я просто не хочу, чтобы ты сломала себе шею.

С улыбкой, способной осветить весь континент, она обвела руками каток.

— Тебе нравится?

Даже марсианин сообразил бы, что сегодня День святой Валентина. Мало было красочных плакатов, возвещающих об этом, так еще и серебряные, и красные сердца и гирлянды с цветами кричали о празднике.

— Выглядит так, словно здесь будет бал.

— Ты угадал. Дождись вечера — и увидишь. И не ходи пока в комнату отдыха. Я здесь с семи утра. Надеюсь, что свалюсь до конца праздника.

— У тебя ведь нет сегодня занятий? Вот пойди и подремли немного.

— Ты смеешься!

— Нисколько. У тебя здесь уже почти все готово, остальное доделают без тебя. Ты отличный менеджер. И учительница из тебя выйдет великолепная.

— Э-э… А твои покупатели уже решили что-нибудь?