Угостились «хамасташаром», поболтали с Майором. Отказавшись от предложенной хозяином лавки сигареты с гашишем, пошли гулять по улицам Гелиополиса, разглядывая богатые виллы за высокими ажурными заборами — райские уголки египетских богатеев, пялясь на неоновую рекламу и заходя в попадавшиеся по пути магазины. В обувной лавке, поторговавшись и выслушав комплименты («О, мистеры красиво говорят на арабском!»), купили Полещуку кожаные офицерские полусапожки, самую удобную обувь для пустыни. Под полевую форму, которую ему выдадут в бригаде. Пришлось вернуться к Майору, где обновку обмыли, выпив еще по стакану «хамасташар» и закусив прилагаемой к каждой порции бренди бесплатной конфеткой. В вечерней духоте оба прилично захмелели. В Насер-сити вернулись поздно…

— Кузакин, — назвал свою фамилию жилистый, выше среднего роста молодой человек, на взгляд — лет 27–28. Протянул руку Полещуку и добавил. — Александр. — Полещук представился, тоже коротко.

Что бы там не говорили, существует некое переводческое братство, вне зависимости от языка, учебного заведения, возраста, воинского звания и многого другого. Особенно за рубежом, например, здесь, в Египте, когда всем переводчикам приходится работать и общаться с военными советниками, людьми, гораздо старшими их по возрасту. Разные поколения — разные интересы и пристрастия. Вплоть до антагонизма.

Еще бы. В большинстве своем 50-летние полковники, военные советники и специалисты, относились к пацанам-переводчикам как к обслуживающему персоналу, а в переводческой среде слово «хабир» стало почти нарицательным. Почему? Да потому, что, оказавшись в первый (а, возможно, в последний и единственный) раз за рубежом, многие представители хабирского сословия экономили буквально на всем, включая питание, дабы накопить денег на вожделенную «Волгу». При этом они про себя завидовали молодым парням, владеющим иностранными языками, чувствовавшим себя в Египте «как рыба в воде», и не жалеющим местной валюты на развлечения и дорогие покупки. Ведь это загранка для них не последняя.

Ни Полещук, ни Кузакин не относились к категории хабиров, поэтому общий язык нашли быстро. Правда, поначалу старший переводчик бригады с высоты своего египетского опыта вел себя с «салагой» Полещуком немного суховато.

Кузакин загремел в армию переводчиком английского языка сразу после окончания МГУ. Несколько месяцев работал в учебном центре в Краснодаре, а потом был откомандирован в Египет, где сейчас вышел на дембельскую прямую: тянуть лямку на канале ему оставалось всего ничего. Закурили.

— Я в курсе насчет тебя, Полещук, — сказал Кузакин, прищуриваясь от попавшего в глаза табачного дыма. — Заезжал в аппарат за почтой и пообщался там с Белоглазовым. — Полещук промолчал, не зная, что именно выдал Кузакину референт главного. — Слава Богу, хоть одного кадрового арабиста дали, а то присылают одних студентов. Короче, будешь работать в батальоне подполковника Сафвата с его советником Чапаем…

— Чапаевым?

— Да нет, с Хоменко Василием Ивановичем. Чапаем мы его за глаза называем. Тоже подполковник, как комбат, войну Отечественную прошел… В общем, познакомлю. Не знаю, зачем ему переводчик — Сафват не хуже нас с тобой лопочет на русском.

— На кой хрен я тогда ему нужен?

— Вот ты его и спросишь. Ноет уже с полгода: с командирами рот, мол, невозможно работать, с бойцами общаться на предмет правильного оборудования ячеек для стрельбы, отрывки траншей и прочей мутоты… — Кузакин от возмущения махнул рукой. — Но ты, Саша, не питай особых иллюзий насчет ничегонеделания — Чапай тебя загрузит работой по уши, да и я буду время от времени дергать в штаб бригады и в подразделения…

— Александр, а где бригада-то располагается?

— Южнее города Суэц, вдоль залива, но не у самой воды конечно. А живем мы в поселке Рода. Курорт!

— Это шутка? — Полещук неподдельно удивился.

— Почему шутка? Чистая правда. — Кузакин заулыбался. — Нормальные коттеджи среди бананов и фиников, на самом берегу Суэцкого залива. Купайся — не хочу! Времени, правда, на это не хватает. Да и мины там противодесантные. Места знать надо…

— Евреи-то не беспокоят? — Полещук затушил окурок сигареты и выковырял из пачки еще одну. — Мне знакомые переводяги говорили, что неспокойно сейчас в зоне канала…

— Канал большой… Постреливают из орудий кое-где. Ну, там десанты высаживают, бомбят иногда. Нас пока Бог миловал.

…Из многочисленных однокурсников Полещука в Насер-сити подъехали только Саша Блоцкий, Витя Сажин и Леша Агарышев. С трудом удалось отбрыкаться от генеральской жены Сереже Лякину, которого та упорно тащила с собой на рынок за покупками. Приезд Полещука решили отметить впятером. Предложение Полещука насчет участия Кузакина понимания не нашло: будут только свои, мало ли что. Мы твоего Кузакина не знаем, — сказал Сажин, — так что обойдемся без него. Да и ты, Щука, толком не знаешь этого «пиджака». Стукнет еще…

Сбегали в ближайшую аптеку за спиртом, купили огурчиков-помидорчиков, несколько банок рыбных консервов и пару лепешек. Бутылку водки Полещука прикончили в два счета, потом приступили к спирту, разбавляя его кто водой, кто «Кока-Колой». (Этот напиток бурого цвета называли «Спирто-Колой».) Изнывая от жары, усугубляемой выпивкой, разделись до пояса. Но и это не облегчило добровольных страданий: пот буквально стекал по обнаженным телам парней, задерживаясь на поясе брюк, темнеющих от влаги.

В процессе застолья Полещук получил от друзей исчерпывающую информацию об особенностях работы в войсках, боевых действиях на канале, а также о нескольких ночных клубах в Каире, посещать которые более-менее безопасно. В том смысле, что в них не заглядывают сотрудники нашей контрразведки. Так, по крайней мере, думали переводчики.

— Ты, старик, не ссы, — покровительственно похлопывая по плечу Полещука говорил Сажин. — Мы уже успели все разведать, плохого не посоветуем.

— Витя, Аллах с тобой, я — что — первый день «замужем»? Хоть и недолго, но в Египте пожил, в кабаках, правда, не был. Но… Ты на меня посмотри: смуглый, черноволосый, усатый… В арабской галабийе меня ни один особист не вычислит.

— Ага, — вмешался в разговор Лякин, — но в такой одежке тебя в нормальный найт-клаб не пустят…

— Пацаны, может, махнем попозже в «Аризону», — предложил Блоцкий. — Ты как, Щука? Или поближе, в «Мэриленд», а? Там в десять программа начинается.

— Поехали, поехали! — обрадовался Лешка Агарышев, весь вечер пребывавший в подавленном настроении из-за недавно перенесенной бомбежки. — Надо развлечься, а то… — Он не договорил, но все поняли, почему Леху тянет на ночные приключения.

— Не, ребята, я — пас, — ответил Полещук. — Мафишь фулюс,[16] маловато мне подъемных дали…

Выяснилось, что денег на ночной клуб не хватает у всех. Допив мерзкую «Спирто-Колу», отправились спать…

Половину пятницы, мусульманского выходного дня, провели в бассейне спортивного клуба Гелиополиса, месте давно уже облюбованном переводчиками, не жалеющими денег на входной билет и пару бутылок пива. Отмокали в голубой воде, цедили «Стеллу» под зонтиками, трепались, разглядывали женщин-европеек. Египтянок там не было, и быть не могло. Шариат!

Полещуку, однако, повезло. Споткнувшись об шезлонг, на котором дремала симпатичная девушка, он чертыхнулся, и тут же извинился: «Sorry, miss!»[17] — Девица открыла глаза, и Полещук пропал — она была удивительно красива, в темно-карих миндалевидных глазах вообще можно утонуть. — Hi! Do you speak english?[18] — спросила девушка, вставая с шезлонга и грациозно потягиваясь. Познакомились. При этом Полещук спиной осязал взгляды коллег, безусловно, завидовавших этой его неожиданной удаче. Тэта Эстатопуло оказалась гречанкой, работавшей в авиакомпании «Олимпик» миллиардера Аристотеля Онассиса, мужа Жаклин Кеннеди. Это была та еще тема для разговора.