– Я хочу, чтобы он закончил здесь четвертый класс, а потом отправлю его в Краснодар к бабушке…

Две женщины прошли мимо. Одеты в спортивные костюмы, как и многие здесь, на набережной, на ногах кроссовки, обе в меру смуглы, если бы молчали – ни за что не угадаешь, что они из России. Здесь можно затеряться, снова подумала Полина. Главное – подальше держаться от тех, которые с татуировками, в золотых цепях.

– Вот здесь встань, – сказал по-русски парень с фотоаппаратом. – Чтобы море и вон тот корабль…

Его спутница щурилась на заходящее солнце и счастливо улыбалась. Наверное, совсем недавно прилетели на Кипр, чтобы провести здесь недельку. Устали ждать весну дома, полетели к теплу и солнцу.

Здесь слишком много русских. Полина прошла до конца набережной, обогнула угол дома. Впереди была небольшая бухта, пирс и разноцветные рыбацкие катера. У входа на пирс в застекленной будке скучал дежурный. Полина спросила у него по-английски, что это за место.

– Old port, – ответил киприот.

Старый порт. Здесь пахло рыбой. Рыбацкие сети были уложены в потрепанные сумки самых разных цветов. Пустынно и тихо. Людей не видно, только одинокий рыбак скучает с удочкой, склонившись над водой. Серый кот прошел мимо Полины, не проявив к ней интереса. Никаких звуков, кроме плеска волн и крика чаек. Спокойно и тихо.

Солнце садилось. До конца дня оставалось совсем немного. Полина на прощание кивнула дежурному, как старому знакомому. Он улыбнулся ей в ответ.

Справа от нее оставались набережная и ее отель, но она не свернула туда, в многолюдье она чувствовала себя напряженно, а пошла вперед, где за небольшим кругом, автомобильной развязкой, начиналась неширокая улица. Здесь не было людей, и казалось, что они давно про эту улицу забыли и не ходит тут никто, одна вот только Полина и забрела случайно. Снова прошел мимо кот, на этот раз рыже-белый, и его Полина тоже не заинтересовала. Она позвала его: «Кис-кис-кис-кис», он и ухом не повел. Наверное, тут у них как-то иначе обращаются к кошачьему племени.

Идя по улице, Полина вдруг вышла к строению, сложенному из крупных темных блоков и огороженному невысокой, но прочной оградой. Старые стены без единого окна возносились кверху, и холод исходил от этих камней. Мартовское солнце уже ушло, пустынные улицы старого города залили сумерки, краски поблекли, и бесплотные тени людей, живших здесь на протяжении нескольких последних столетий, казалось, бесшумно заскользили меж домов, спеша по одним им известным делам.

Полина отлипла от ограды и торопливо пошла по направлению к набережной. Громко стучали каблучки ее туфель. Единственные звуки среди пугающего безлюдья старых улиц.

1191 год. В сильную бурю корабль с Беренгарией Наваррской, невестой английского короля Ричарда I, более известного как Ричард Львиное Сердце, был вынужден пристать к кипрскому побережью в районе древнего поселения Аматус, которое возникло за тысячу лет до нашей эры, а за пять веков до описываемых событий было изрядно потрепано арабскими набегами. Остров уже принадлежал Византии, и византийский ставленник Исаак Комнин посчитал принцессу и ее спутников своей законной добычей, а бояться он никого не боялся, потому что к западу от Аматуса византийцами уже были выстроены укрепления, и Комнин и подумать не мог о том, что кто-нибудь решится пойти на штурм.

Узнав о случившемся, Ричард Львиное Сердце с небольшим отрядом высадился на Кипре. С ним были всего сто конных рыцарей и пятьсот лучников. Он не думал о том, насколько силен его враг, и действительно ли неприступны укрепления, возведенные византийцами. Ему не нужен был этот остров, ему была нужна его Беренгария. Он разбил Комнина, освободил Беренгарию, а остров достался ему уже просто как трофей. Сгоряча Ричард по традициям того времени разрушил захваченный им Аматус, довершив то, что не до конца сделали за пять веков до него пиратствующие арабы, но об этом сейчас уже почти никто не помнит, зато вспоминают, что в расположенной среди византийских укреплений часовне Ричард I и Беренгария Наваррская обвенчались.

Здесь же Беренгария была коронована на английский престол.

О том, что имя ее будущего шефа Александр Александрович, Полина знала, еще находясь в Москве, имя ей назвала тетя Галя. Его фамилия стала известна Полине только вечером, в день прилета на Кипр, и тоже от тети Гали, которой Полина позвонила.

– Я не буду с ним работать! – сказала Полина.

– Полиночка…

– Ни за какие коврижки!

Долгая пауза была сигналом о том, что тетя Галя пребывает в замешательстве. Вообще-то подобное состояние было ей несвойственно, тетушкин характер Полина знала.

– А что случилось? – наконец спросила тетя Галя.

Полина хотела сказать, что этот Прокопов – редкий хам и что он из «новых русских» самого скверного пошиба, что она видит его насквозь и ничего хорошего от него не ждет, но вдруг подумала о том, что, как это ни странно при явной несхожести Прокопова и тети Гали, они вполне могут быть друзьями и даже, чем черт не шутит, более чем друзьями, и потому любое резкое слово в адрес Прокопова может показаться оскорбительным тете Гале. И когда Полина это поняла, она приглушила эмоции и оказала только:

– Он неправильно себя повел.

Тете Гале этого объяснения было мало, и Полине пришлось немного конкретизировать смысл претензий к своему несостоявшемуся работодателю:

– Я ведь ему не вещь. И не надо на меня смотреть такими глазами, как будто я ему принадлежу безраздельно.

– Ты что-то не так поняла, – сказала с досадой тетя Галя. – Ну что тебе в голову такое взбрело?

Точно, этот стриженый Прокопов для тети Гали не случайный знакомый. Но дела это не меняет.

– Я не пойду к нему работать, – твердо сказала Полина, подводя черту под этой частью их разговора. – У вас нет других мест на примете?

Тетя Галя повздыхала, но в конце концов дала Полине номер телефона человека, который держал в центре Лимасола магазин по продаже всяких прелестных вещичек, способных украсить жилище.

– Позвони ему завтра с утра, скажи, что от меня, – сказала тетя Галя. – А про Прокопова не забывай, без него тебе не получить вид на жительство.

– Я не хочу иметь с ним никаких дел!

Вот тут тетя Галя не выдержала.

– Девочка моя! – сказала она почти сердито. – Я тебе ничего плохого не посоветую! Если перед тобой стоит задача остаться на Кипре, ты все-таки, как мне думается, хотя бы иногда прислушивайся к моим советам!

Потом она, наверное, подумала о том, что не стоит перегибать палку, и несколько смягчила тон.

– Там надо будет сделать кое-какие бумажные дела. То, что связано с видом на жительство. Если ты действительно не хочешь общаться с Прокоповым, я попрошу Костю…

– Костаса?

– Ну да, Костаса. Чтобы он с тобой общался и занимался твоими бумагами, а не Александр Александрович.

После этого они распрощались. Полина положила трубку на рычаг.

Расцвеченная огнями набережная, пальмы, шумят невидимые во тьме волны, на судне, стоящем на рейде, зажглись огни, по дороге вдоль нескончаемого ряда ресторанов проносятся машины. Даже не верится, что еще сегодня утром Полина была в Москве.

Хозяина магазина звали Фидиас, было ему за пятьдесят, во внешности сквозило лукавство, присущее обычно людям восточным. Его иссиня-черные усы были настолько роскошны, что казались не настоящими, а накладными, приобретенными по случаю в какой-нибудь лавке, торгующей театральным реквизитом. Он был невысок, но крепко скроен и даже, пожалуй, несколько великоват в ширину, потому что, когда он шел через принадлежащий ему магазинчик, все время существовала опасность, что он зацепит ненароком один из стеллажей, стоящих посреди зала, и оставалось тайной, как Фидиасу удавалось избежать столкновения.

Торговал он всякой всячиной для дома, которая не столько полезна в хозяйстве, сколько служит для того, чтобы ласкать хозяйский взор. Здесь были плетенки из соломы, вышивка, почему-то сплошь в рамочках и под стеклом, различных формой и расцветок вазы – от совсем крохотных до огромных, в самой большой из ваз запросто мог бы укрыться подросток средней комплекции. Еще были поделки из камней, абстрактные фигурки из металла, деревянные маски, стилизованные под африканские, люстры, настолько вычурные, что купить их для своего жилища мог только большой оригинал.