– Печенье, конфеты, – передразнил Стас. – Никогда не давай. Теперь от них не отвяжешься, до последней рубашки будут клянчить.

– Да я уже понял свою ошибку.

– Буру, буру (пошли, пошли), – нарочито сурово замахал на пацанов Стас.

Малышня нехотя, продолжая жалобно клянчить, удалилась от виллы.

– Не такие уж они голодные. Просто любят «цыганить», – сказал Нур, – национальная традиция.

– Ты что, виллу помыл? – обращаясь ко мне, спросил Стас. – Молодец. Только этого делать не нужно было, поскольку каждый должен делать то, за что он отвечает в данный момент. Сегодня я дежурный по вилле.

И Стас объяснил мне обязанности дежурного.

– Завтра ты. И никакой личной инициативы. Если каждый будет делать, что ему хочется – ничего хорошего из этого не получится.

Стас на гражданке был педагогом, даже занимал пост директора школы, поэтому поучать – это у него «профессиональное заболевание».

– Кончай инструктаж, – прервал очередной монолог Стаса Нур. – Пора в «Ураган» ехать. С нами поедешь? – обратился он ко мне.

Мне очень хотелось узнать, что такое «Ураган», слово уж больно грозное, но я еще не совсем поправился.

– Если моя помощь не очень нужна, я бы остался. Хочу выспаться, чтобы завтра с вами в Кандагар выехать. Хватит уже «загорать».

– Оставайся.

Ребята уехали, а я минут через двадцать крепко уснул.

– Тревога! Тревога! Санек! Подъем! – раздался тревожный стук в дверь.

Слетаю с кровати. Спросонья ничего не понимаю. На ходу натягиваю рубашку, брюки, хватаю стоящий у кровати автомат, в шкафу – подсумок с боекомплектом. А в голове крутится: «Только избавился от «медвежьей болезни» – и на тебе, тревога! Хоть бы объяснили, что делать в такой ситуации».

В коридоре слышатся крики, топот ног.

Настойчивый стук в дверь.

– Чего возишься? Давай быстрей. Бронежилет надень, – кто-то добавляет, – и каску, каску не забудь.

«Какой бронежилет? Какая каска?» В голове с мыслями перебор. Пропади все пропадом!

Минуты через три, не более, хотя прошедшее время показалось вечностью, вылетаю в коридор. Перед дверью стоит Нур, по пояс голый, в одном, советского пошива, трико и в тапочках на босу ногу.

Удивленно смотрю на него: «Кому тревога, а кому мать родная»?

– Давай! Давай! Не мешкай! – Видя мое удивление, Нур подталкивает меня в спину. – Быстрей! Быстрей!

Выбегаю в зал, в правой руке автомат, в левой руке боекомплект. Вид такой, словно только что сошел с «американских горок». В зале новый шок. Накрытый стол, бутылочка, закусочка, все как положено при встрече дорогих гостей. За столом сидят Володя и Стас. Смотрят на меня, улыбаются, заразы! Прикладом бы вам между глаз за такие шуточки. И так на нервах, а они устроили цирк…

Подошел Нур – «рот до ушей, хоть завязочки пришей».

Пауза. Все смотрят на меня в ожидании реакции. Про себя думаю: «Ждете, когда ругаться начну? Выкусите, не дождетесь». Собственно, ругаться ни к чему. Ребята смотрят доброжелательно. На душе отлегло. Ловко они меня встряхнули!

С видимым спокойствием (а руки-то от возбуждения дрожат) сажусь за стол, открываю бутылку, наливаю, поднимаю стакан:

– Ну что? Так и будем сидеть? – Теперь настала моя очередь удивлять. – За что выпьем?

– Молодец, – говорит Стас, – реакция адекватная. Наш человек. А то мы одному тревогу устроили, он вышел в каске, бронежилете, но, узнав в чем дело, долго на нас дулся, а потом и вовсе на другую виллу перебрался. А выпьем мы за Володин орден Красной Звезды, в Кабуле вручили. Вот он.

Да, это действительно был орден Красной Звезды, «солдатский орден», как его называли в годы Великой Отечественной войны. Это второй орден «за Афган», который я видел: первый – на Алтае, у легендарной личности Григория, после его декабрьской, 1979 года, командировки в Кабул.

Выпили. Пошла беседа. Оказывается, водку с селедкой в день приезда нужно выставлять на стол. Я побоялся – подумают: «Приехал алкоголик», – а ребята мою скромность восприняли как возможное жлобство. Короче, через пять минут все стало на свои места. Все-таки здорово они меня «ввели в курс дела». С такими ребятами можно служить!

Через три месяца Володя уедет в Союз. Нура переведут в Кабул. У меня с ним завяжутся дружеские отношения. При каждом приезде в Кабул я обязательно буду к нему заходить. Нур, прослужив в Афганистане три года, погибнет у себя на родине, в Таджикистане. Его расстреляют мятежники во время гражданской войны, прямо в квартире. Спасая родных, он закроет их своей грудью. Со Стасом мы прослужим вместе девять месяцев и в июне 1986 года вылетим в Союз: я – в отпуск, а он – по замене.

Утром следующего дня вся группа, как всегда, собралась на девятой вилле.

– Как со здоровьем? В город можешь ехать? – спросил меня шеф.

– Спасибо! Все нормально. Вчера ребята подлечили.

– Вижу! – глядя на Нура, сказал Игорь Митрофанович и добавил: – Стас, проверь, как там обстановка в Кандагаре?

Подошел Володя – шифровальщик, подал шефу шифротелеграмму.

«Для оказания практической помощи к вам вылетает выездной партком в количестве пяти человек. Просим обеспечить безопасность. В Кабул выездной партком вернется этим же рейсом». – Прочитав телеграмму, шеф вернул ее шифровальщику. – Отвечай: «В связи с участившимися обстрелами кандагарского аэропорта вашу безопасность не гарантирую». Стас, как в Кандагаре?

– Раушанаст, – ответил Стас.

– Очень хорошо. Все здоровы? Просьбы есть? Нет! Тогда – «по коням», сегодня много работы.

Садимся в машины – «ГАЗ-24». В первой – шеф, сам за рулем, во второй – ребята с шестой виллы, в третьей – Стас за рулем, рядом Нур с рацией и мы с Тахиром на заднем сиденье. Автоматы ставим между ног.

Как только отъехали от вилл, спрашиваю Тахира:

– «Раушанаст» значит «светло». А что это означает?

– Это значит, что на дороге в город относительно спокойно. Если «тарикаст» – темно, нужно подождать, до выяснения.

– Понятно. Насчет шифротелеграммы тоже поясни.

– Дело в том, – объясняет Тахир, – что для получения наград нужно набрать «баллы», вот и едут столичные командиры в провинции со сложной оперативно – боевой обстановкой для оказания практической помощи. На день приехали – герои, а то, что ты в этой самой обстановке больше года – так это обычная работа. Ну, а коль безопасность не можем обеспечить, они не торопятся ехать. В таких случаях обычно отвечают: «В Кабуле много работы. Дату приезда сообщим дополнительно». А нам это и нужно. Что главное? Чтобы не мешали работать. А с душманами… С душманами сами как-нибудь разберемся.

– А это что за бойцы стоят? – продолжаю «пытать» Тахира.

– Это наш последний пост, дальше до Кандагара двенадцать километров ничейной (считай, душманской) территории. Видишь, с левой стороны почти вплотную к дороге растет камыш, так он до самого Кандагара стеной стоит…

– Жуткое место. Запросто могут из гранатомета шмальнуть. Гляди в оба! – опережая Тахира, влезает в разговор Стас.

Смотрю в сторону камыша, действительно становится не по себе. Крепче сжимаю ствол автомата.

– Вот на той неделе, – подливает масла в огонь Нур, – по «уазику» так долбанули, что и карданного вала не осталось.

– А трупы! Трупы! Сколько их было? Смотреть страшно! Обгорелые головешки, и кругом оторванные руки, ноги, головы, – подпевает Стас.

Втягиваю шею в плечи. Кажется, сиденье сейчас продавлю. Точно стошнит. Видя мое напряжение, Тахир, хитро подмигивая, толкает меня локтем в бок – мол, «лапшу вешают».

Вон в чем дело.

– Мужики! – подчеркнуто дрожащим голосом, почти кричу, – кончайте по ушам ездить, у меня от этих страшилок каблуки вспотели! Вам что, вчерашнего вечера мало? Ничего, я на вас еще отыграюсь! Заразы. Дайте срок, – добавляю уже веселее.

– А что было вчера? – спрашивает Тахир.

– Проходил курс молодого бойца. Отрабатывал упражнение «тревога», – отвечаю я.