— Разумеется. Нет, на самом деле, я могу это все понять, — мысленно я спросила себя, видел ли он, как Роберта мазала кремом своего господина, как ее белые руки наглаживали его смуглую спину.

Я отвернулась и стала смотреть на Хаузера, который по бетону опять пошлепал к вышке. Один раз ты уже пошутил, мысленно сказала я, второй раз нам так смешно не будет.

— Как вы думаете, — лениво спросил Вайль, — как вы думаете, что делают сейчас наши шимпи? Когда мы за ними не смотрим?

Я чуть было автоматически не ответила на этот праздный вопрос: убивают друг друга. Но спохватилась. Хаузер уже взобрался на самый верх и теперь — чемпион до мозга костей — торжественно шествовал на край трамплина, набрав воздуха в легкие, широко раскинул руки.

— Опять то же самое, — сказала я усталым тоном. И бросила Вайлю: — Увидимся.

Я медленно пошла к своему шезлонгу, следя глазами за пантомимой Хаузера.

Хаузер взметнулся в воздух — почти взлетел — безупречный прыжок «ласточкой»: на мгновение — в горизонтальном положении, потом, контролируя полет, свел руки, зажав голову между ними, отточенным сильным движением вскинул свод бочкообразные ноги строго вертикально и чисто, почти без всплеска, вошел в воду. Она вскипела множеством пузырьков.

— Боже правый, — произнесла я, удивленная, обманутая в своих ожиданиях, и зааплодировала вместе со всеми. Хаузер вынырнул и помахал рукой.

Я вернулась к своему шезлонгу и сняла темные очки. Я увидела, что повара уже убрали почти все принадлежности для барбекю. Угли ссыпали в срезанную до половины цистерну из-под горючего, которая использовалась как гриль, теперь ее уносили, чтобы куда-то вытряхнуть. Кухонный мальчик упаковывал пластиковые ножи, тарелки и вилки в ящик из-под апельсинов.

Я подошла к бассейну и спустилась по хромированной лесенке в бирюзовую воду. Я оттолкнулась и нырнула. Скользя под водой, я открыла глаза и сразу почувствовала, как их щиплет хлорка. Я проплыла еще немного, вынырнула и вышла из бассейна. Глаза у меня жгло и резало. Когда я вытиралась, я закрыла их и сильно потерла веки полотенцем. Я надела темные очки и собрала вещи.

— Юджин, — обратилась я к Маллабару, который грелся на солнышке. Он повернулся ко мне и, выставив локоть, прикрыл от солнца глаза рукой. — Я поеду обратно с поварами. Хлорка меня доконала.

Он встал. Я сняла очки и продемонстрировала ему, что ущерб налицо.

— Ох, — сказал он. — Я же вас предупреждал.

— Я не подумала.

— Промойте глаза молоком, — вмешалась Джинга. — Через пару часов станет легче.

Я последовала ее совету. Когда мы вернулись в лагерь, я промыла свои слипающиеся от боли глаза слабым раствором сухого молока. Через десять минут мир вокруг меня все еще расплывался, но я могла смотреть на него уже без боли.

Я в одиночестве стояла посреди Главной улицы и размышляла. Было около пяти вечера, и, по моим прикидкам, я опередила коллег часа на два. Было странно знать, что я единственный человек в лагере, тени становились длиннее, из кухни и столовой не доносилось привычных звуков. Я стояла напротив Хаузеровой лаборатории, слева от меня было огромное дерево, а позади него, за поворотом дороги, моя по-прежнему не починенная палатка. Направо, наискосок от меня, в просвете между нимовым деревом и зарослями красного жасмина виднелись пурпурные бугенвилеи, поднимавшиеся по стене бунгало, где жили Вайли. Я еще раз быстро оглянулась и зашагала туда.

Входная дверь была открыта мы никогда не запирали своих домов. Я распахнула ее и вошла в гостиную. Она была прибранная и аккуратная, даже бумаги на письменном столе лежали стопками, тетради и блокноты стояли на полках. Почему-то у меня не было и тени сомнения, что здесь Роберта гранки держать не станет. Я прошла в спальню. Она была просто обставлена, пахла свежестью и какой-то парфюмерией. На постели лежало яркое, в мексиканском духе, покрывало, рядом с ней на столе стояла ваза с цинниями. Одежда висела в некрасивом, застегнутом на молнию пластиковом чехле, украшенном стилизованными изображениями рыб и раковин. Под окном вдоль стены стоял ряд коробок и чемоданов. Я заглянула во все: бумаги, старые журналы, полевые и сводные. Один чемодан был заперт. Я заглянула под кровать. Я расстегнула молнию пластикового гардероба. Гранок и близко не было.

Я вернулась в гостиную и осмотрела ящики письменного стола — ничего. Я начала чувствовать себя дурой: если гранки в доме, она непременно должна держать их под замком. Но насколько я понимала ситуацию, она могла ежедневно брать их у Маллабара и приносить обратно. Я спросила себя, хватит ли у меня времени — и храбрости тоже — чтобы войти в его дом.

Я подошла к книжной полке. Рядом с ней стопкой лежали бумаги и пухлые папки: множество картонных и две пластиковых с большим количеством отделений. Я открыла одну — сплошные данные с искусственной зоны кормления. Я положила ее на место: тут явно ничего не было. Я посмотрела в окно и вздохнула.

Роберта Вайль шла по дорожке к своей входной двери.

Должна сказать, я провела эту сцену хорошо. Когда Роберта открыла дверь, я стояла у книжного шкафа с открытой книгой в руках, точь-в-точь как завсегдатай магазинов, который ходит пролистывать, но не покупать книги.

— Привет, Роберта, — сказала я совершенно беззаботно. — Я слышала, как вы вошли.

Она была очень удивлена. Вид у нее стал сперва ошарашенный, потом возмущенный, затем подозрительный и наконец притворно благовоспитанный; я тем временем обернулась и аккуратно поставила книгу на полку.

— Когда-нибудь возьму ее у вас почитать, — сказала я с улыбкой. — А где Ян?

Ян следовал за ней и именно в этот момент вошел в комнату.

— Хоуп, — с глупым видом сказал он и нервно оглянулся на свою жену.

— Хоуп… Хоуп нас ждала, — объяснила ему Роберта.

— А, — сказал он понимающим тоном, словно такое случалось каждый день.

— Я зашла, чтобы взять у вас эту статью, — обратилась я к нему.

— Какую статью?

— Ту, о которой вы говорили мне на днях, — это я произнесла с большим нажимом.

— Ах, да, — он был явно растерян. — Статью о…

— Какую статью? — спросила Роберта.

— Ту самую, о сексуальной стратегии. — Его тупость начала меня раздражать. Но о своих словах я сразу же пожалела. Роберта встрепенулась, подозрительно на меня уставилась.

— В сообществе шимпанзе, — продолжила я.

— А, эту дребедень, — в голосе Роберты прозвучал безмерный сарказм.

— Я ее вам откопаю, — Ян наконец понял, о чем речь. — Не уверен, но постараюсь найти.

— Это было бы прекрасно. — Я с улыбкой прошествовала к двери. — Ладно, увидимся. — И вышла.

Этим вечером нас не кормили, так как поваров и кухонных мальчиков отпустили на отдых. Я провела время в одиночестве в своем бараке для переписи, обдумывая планы на завтра. Я перечла статью, которую отправила в Англию, и подумала: как-то будет реагировать Маллабар, когда она выйдет. Я понимала, что смерть Мистера Джеба обесценила содержавшиеся в ней выводы, их следовало обновить.

Позднее я вышла подышать свежим воздухом и минуту постояла одна, в темноте, слушая цвирканье сверчков и писк летучих мышей. Я уже хотела вернуться в дом, но заметила на дороге пляшущий луч фонарика. Я подобралась к изгороди из гибискуса и в тусклом отсвете разглядела, что это Роберта Вайль. Она подошла к бунгало Маллабара, постучалась, и ее впустили.

На следующее утро я встала очень рано и вышла в поле, когда все еще сидели по домам. Я отвела Джоао на место убийства Мистера Джеба. Я сказала ему только, что обнаружила Мистера Джеба всего израненного и что он уполз в колючий кустарник умирать. Мы с ним постояли, вглядываясь в заросли. В воздухе отчетливо пахло падалью.

— Смотрите, — Джоао указал наверх. — Конрад.

Конрад сидел на том же дереве с лимонными цветами, глядя сверху на нас и туда, где разлагались останки Мистера Джеба.

— Я думаю, леопард, — сказал Джоао угрюмо и сплюнул на землю. Запах был отвратный. — Леопард появиться.