В итоге, стартовали через двое суток после янки и остались в догоняющих. Но даже западная пресса особо не зубоскалила, признавая тот факт, что разница в два дня для истории погоды не сделает. И чтобы кричать о первенстве, нужно для начала вернуться на Землю…
«Догоняющие» открыли шлемы, отцепили перчатки, отстегнулись от кресел и стали снимать скафандры. Без «третьего номера» в кабине было достаточно просторно и «переодевание» не заняло много времени. Несмотря на точнейшее выведение, при первой же возможности занялись астрономией, то бишь поиском навигационных звезд. На всякий случай сверились, откалибровали приборы и окончательно подтвердили, что траектория в норме. Оставалось ждать, теперь за все отвечали силы Природы в лице товарищей Ньютона и Кеплера.
Предстояла ответственная операция по наддуву «бытового отсека», но прежде требовалось выйти за пределы радиационных поясов. Как и в иной истории, траектория отлета сильно склонялась к южному полюсу, где плотность этих самых поясов была меньше, но так или иначе, первые часы следовало провести под защитой спускаемого аппарата. Когда опасные радиационные «рифы» остались позади, приступили к «надувательству».
Решение о сооружении надувной «надстройки» было непростым, но в итоге оказалось оптимальным. Поскольку корабль строился для прямого полета на Луну, нужно было придумать максимально облегченную конструкцию. В итоге вышло то, что одни называли полной нелепицей, а другие гениальным компромиссом.
Люк в спускаемом аппарате, как и раньше, находился спереди, или, если представить корабль стоящим на поверхности Луны, сверху. На этом люке и располагалась надувная конструкция. Первым убитым зайцем оказался небольшой вес. Вторым — то, что скафандры для выхода можно было вообще убрать из капсулы, чтобы не тащить грязь и пыль в жилое помещение. Наконец, решили сделать еще один логический шаг вперед и оставить скафандры снаружи, за пределами шлюзовой камеры. Ведь конструкция «Кречета» жесткая, а сзади уже есть герметичная дверца! Оставалось только найти способ герметичной «стыковки» скафандра к комингсу люка, на что в настоящее время и были направлены основные усилия разработчиков корабля и скафандров. В самом крайнем случае, если что-то пойдет не так, предусматривалась возможность отстрелить шлюз и втиснуться в спускаемый аппарат прямо в скафандрах, размер люка это позволял.
Но у «Соколов» этих проблем не было, дверцы под скафандры в надувном «тамбуре» были наглухо закрыты заглушками, что делало эту часть корабля неким облегченным подобием бытового отсека. Никаких иллюминаторов, только маленький закуток, где мог поместиться только один человек. Хорошо для нужд личной гигиены, но не более…
Проверив давление, открыли люк и с фонариком осмотрели новый гермообъем. Ламп освещения в этой испытательной версии тоже не предусмотрено, но главное, что никаких утечек нет, усиленная арамидными волокнами оболочка на ощупь почти не отличается от привычного металла. По сути, это термос с двумя разделенными промежутком вакуума слоями, что обеспечивает приемлемый температурный режим. Доложив на Землю, решили люк все-таки закрыть, ограничившись слежением за набором датчиков. Земля, посовещавшись, решение путешественников поддержала.
На начало вторых суток был запланирован важнейший эксперимент по космической связи. Несмотря на «гонку», специалисты СССР и США решили воспользоваться случаем и проверить возможность связи между кораблями, что было вовсе не простым делом, учитывая расстояние и взаимное движение. Связь по «всенаправленному» УКВ была исключена, слишком далеко. Нужно было перенацелить остронаправленные антенны обоих кораблей, предварительно загрузив в бортовые ЭВМ координаты друг друга. Еще более деликатным моментом было то, что во время сеанса Земля не могла принимать телеметрию, потому что антенна и у «Восхода», и у «Аполлона» только одна. Земля могла слышать оба корабля, но в обратную сторону связь была невозможна. Технические проблемы можно было преодолеть, но языковой барьер оставался.
Хорошо, что буквально в последний момент перед стартом «Восхода» кто-то догадался положить в корабль русско-английский разговорник и несколько наспех написанных от руки листов с подсказками, иначе было бы совсем плохо. Николаев и Гагарин в английском, мягко говоря, не блистали, а говорить что-то надо! И Земля помочь с переводом не могла. В итоге, получилось неплохо, хоть говорили на слабом подобии английского. Гриссом и Слейтон проявили выдержку и ни разу не засмеялись. Наверное, понимали, кто бы хихикал, попробуй они сказать хоть слово по-русски…
— Уи хеар ю (Мы слышим вас), — старательно произнес Андриян заготовленную фразу, когда появилась связь. — Гуд!
— Loud and clear (четко и ясно), — отозвался Слейтон, и Николаев слегка растерялся.
— Говорят, слышно хорошо, — выручил Гагарин, ткнув пальцем в одну из бумажек, пришпиленных к пульту. Андриян кивнул и ответил еще одной заготовленной фразой:
— Спик симпл. Плиз. (Говорите просто. Пожалуйста.)
— No problem! (Нет проблем) — отозвались янки. Знакомиться было не нужно, все друг друга прекрасно знали, нелетавших и неизвестных в экипажах не было. И, что самое главное, коллеги друг друга уважали. Николаева астронавты называли Эндрю, или Андрей, а имя Юрий оказалось для американской гортани вполне доступно. В свою очередь, космонавты называли коллег Гас и Дик. (Deke, а не то, что можно подумать — прим. авт.) Времени было выделено немного, всего час, потому что Земля без телеметрии очень нервничала, и это можно было понять. Пока учились на лету подбирать слова и проверяли разные режимы связи, время почти вышло, и астронавты должны были готовиться к максимальному сближению с Луной.
— Гас, Дик! Ю си мун? (Вы видеть Луну?) — спросил напоследок Андриян. Ему чертовски не терпелось самому посмотреть на Луну вблизи, так почему бы не спросить тех, кому до нее рукой подать?
— Yes, we can see it (Да, мы ее видим), — медленно ответил Слейтон. — Very close. And it looks grey, no color. Grey! Like a beach sand… With a very slight brown tint. (Очень близко. И она выглядит серой, бесцветной. Серая! Как пляжный песок. С небольшим коричневатым отливом.)
Андриян и Юрий, не воспринимая на слух и половину слов, поняли главное. Луна вблизи серая, почти бесцветная. Слегка коричневатая. Опять Двадцатый оказался прав!
— Феньк ю(Спасибо), — искренне поблагодарил командир и тут же вспомнил, что времени больше нет. — Тайм! Ноу тайм! Гас и Дик, гуд лак! (Время! Нет времени! Гас и Дик, удачи!)
— Okay, — бегло донеслось с другого корабля. — See you on the other side, guys. Out. (Увидимся на той стороне, парни. Конец связи.)
Радио умолкло и зашипело. Николаев и Гагарин переориентировали корабль и выставили платформу по Земле. Еще пара минут, и скоростная двусторонняя связь с домом восстановилась.
— Молодцы, «Соколы», — донесся из эфира голос Двадцатого. — Телеметрия идет. Мы тут все слышали, вам по английскому «пятерка»! Американе уже почти на месте, будем следить. Про платформу не забыли?
— Юра уже занимается, — успокоил Землю командир, глянув на примкнувшего к звездному перископу бортинженера. — Что решили с коррекцией? Будем делать или нет?
— Будем, — решительно сообщил Двадцатый. — Под вашим контролем. Маневр важный, надо отработать. У вас еще почти двое суток есть, готовьтесь не спеша.
— Есть готовиться — четко ответил Николаев. — Когда закончим с навигацией, у нас по плану съемка.
— Все правильно, Андрюша, — подтвердила Земля уже голосом Алексея Леонова. — Юрка, конечно, не художник, но фотоаппарат должен удержать.
— Блондин по шее хочет? Так я дам! — проворчал Гагарин, — Только вернемся, напишу ему портрет…
Шутки шутками, но особо никто не смеялся. Несмотря на отсутствие серьезных проблем, настроение у всех участников разговора было не очень радужное. И в голосах американцев слышались напряженные нотки. Оба ЦУПа все так же деловито обменивались информацией и «вели» свои экипажи, но напряжение от этого не пропадало. Увы, даже в космосе не спрячешься от чисто земных проблем. Все это происходило на фоне очень некрасивых, а если быть честными, то попросту страшных событий в Европе. «Берлинский кризис», как уже прозвали эти события в прессе, разрастался буквально с каждым днем. Провокации якобы с советской стороны сыпались как из рога изобилия, и Западный Берлин начала охватывать антисоветская истерия, поддерживаемая все той же прессой. Аденауэр был на коне и обещал навести порядок. Ему, конечно, верили, а у сомневающихся начинались проблемы, чем канцлер пользовался для устранения конкурентов. Белый дом был в некотором замешательстве, но не поддержать союзника по НАТО никак не мог, и напряжение продолжало расти.
