Было три утра, но посетители Коста-дель-Соль вовсе не помышляли о сне. Тротуары вдоль набережной были переполнены гуляющими.

Бар «У Перси» был как раз посередине набережной, и там было совсем не так, как в баре «Брик-а-Брак». Здесь стояли плетеные кресла с ярко-зелеными подушками и еду подавали, как в английских придорожных ресторанах. Посетителей обслуживала официантка в тенниске, которая была довольно большого размера, но все-таки мала ей. В углу стоял рояль, на котором наигрывал черный пианист. За дальним столиком сидел Джим Громила, крутя в огромных лапищах полную кружку светлого зля.

Деке захотелось поговорить. Он заказал бифштексы, яйца, чипсы и горох. Потом он, Хелен и Джеки начали спорить о тонкостях игры в теннис. Я сидел, попивал кофе, стараясь поменьше выделяться. Пассажи пианиста обволакивали мой разум, как теплый клей. Я понимал, что мне надо поскорее пойти к себе. Завтра предстоит участвовать в семи матчевых гонках, а сон в плетеном кресле — это не лучший способ подготовиться к ним. Я отодвинул свое кресло от столика, готовый подняться.

И тут снаружи раздался глухой взрыв. Стекла задребезжали. Голоса гуляющих на секунду затихли. Истошно закричала женщина, потом другая. Снова послышался гул взрывов. Используя рефлексы, выработанные двадцатилетним опытом хождения на яхтах, я пулей вылетел за дверь.

Все гуляющие смотрели в сторону гавани. Поверхность воды была спокойной, и только на мелкой ряби бегали быстрые оранжевые отблески. За рядами причаленных яхт вздымался желтый факел пламени.

Пламя бушевало не там, где стояли эти плавучие дворцы, а на дальних причалах, где теснились лодки поменьше и поскромнее и где не было гуляющих зевак.

Я продрался сквозь толпу и бросился туда, где сверкал столб огня. До него было добрых две сотни ярдов, но я покрыл их менее чем за полминуты, несмотря на то что ноги порядком устали за день.

Но эти полминуты дались мне нелегко, отчасти от того, что было жарко, и главным образом потому, что я догадывался, что сейчас увижу.

И я увидел. Тяжелый гром взрыва раздался над сонной гаванью, и стекла жилых домов вокруг зазвенели. Что-то большое, с огненным хвостом, как у кометы, взлетело вверх и шлепнулось в воду. Топливный бак, подумал я.

Когда я подбежал, огонь ревел, как маленький вулкан, выстреливая искрами и звездочками в глухое темное небо. Жар не давал подойти ближе. Так я стоял и смотрел на все это целых пять секунд. Уже не было тента и кокпит был как огненный кратер. Но название на корме нее еще сохранились: «БУРЕВЕСТНИК». Я заорал:

— Майор Невилл! Миссис Невилл!

Мой голос утонул в реве пламени.

С барабана на пристани я выхватил шланг и крутанул вентиль. Брандспойт забился в моих руках, когда я направил струю воды в огонь, чувствуя, что жар опаляет мне лицо. Я видел, как покрываются пузырями и чернеют медово-янтарные доски обшивки. Уже начала собираться толпа, но люди держались подальше от жаркого пламени.

Кто-то спросил, оставались ли на борту люди. Я не ответил. У входа в гавань завыла сирена. Отовсюду раздавались крики.

Вода из шланга оказала свое действие. С кормы валил пар. Большая часть крыши была вырвана, когда взорвался топливный бак. Я направил струю воды вниз, в самое пламя, туда, где должен был находиться салон. Мне удалось на мгновение сбить пламя, и я увидел то, что раньше было двумя маленькими диванами в салоне. Невиллы обычно спали на этих диванах. Они и сейчас были там, вернее, то, что от них осталось.

Я сунул шланг в руки толстяка, который стоял рядом и вытягивал шею, чтобы лучше видеть. А сам перешел на другую сторону причальной стенки, чувствуя себя совсем разбитым.

Все еще горящую яхту отбуксировали к волнорезу, чтобы огонь не перекинулся на другие суда. Люди с огнетушителями суетились на палубах яхт, стоявших рядом с «Буревестником», сбивая маленькие очаги огня. По молу катила машина «скорой помощи» с включенными сиренами. Толпа бурлила вокруг, как темная сальная вода.

Подошел полисмен и спросил меня, что я видел. Он сказал, что я почему-то очень быстро оказался здесь.

— Газ, — ответил я.

Он кивнул. Лицо его было темным на фоне неба. В Ла-Манше аварии всегда происходят из-за столкновений. В Средиземном же море причина всех бед — почти всегда газ. Газ тяжелее воздуха, и если кто-нибудь приходит пьяный и засыпает, забыв выключить газ, он собирается в трюме. Когда срабатывает термостат пли кто-нибудь запустит двигатель, словом достаточно одной малой искры, чтобы случилось несчастье. И газ взрывается. Верхняя часть лодки летит в воздух, а если это к тому же и деревянная лодка с диванчиками и красивыми голубыми занавесками, то все пожирается огнем вместе с теми, кто был в лодке.

— Проблема этот газ, — произнес понимающе полицейский.

Я назвал ему свое имя и отель, где остановился. При взрыве газа могли погибнуть люди, но это было достаточно привычным делом на европейских пристанях.

Вот почему у многих яхтсменов на борту есть приборы, которые при помощи гидрокарбоната сигнализируют об утечке газа.

Я сидел, уткнувшись лбом в холодный бетон причальной тумбы, и думал над тем, что произошло в кабине «Буревестника». Сигнальный прибор стоял рядом с часами. Когда этот прибор срабатывал, он мог разбудить и мертвого.

Были и другие предположения. Первое — это то, что прибор не сработал. Второе, что они спали и все-таки не слышали сигнала. Третье — кто-то отключил прибор, включил газ и подождал, когда произойдет взрыв.

Я встал. Руки болели, и я сунул их в карманы. Лоб был обожжен огнем. Компания «Си Хорз Лэнд» убила Дика, чтобы добиться своего. А теперь они убили Невиллов?

Ночной воздух сразу стал более прохладным. Я вспомнил Джима Громилу, сидящего в баре за дальним столиком за кружкой эля. Он умел действовать тихо и был очень исполнителен. И газ уже мог свистеть, выходя из печки Невиллов, когда он сидел здесь в пивной за своей кружкой.

«Он цепко держит людей» — так мне сказала Хелен о Деке. Этот Деке, наверное, проследил, как Невиллы ходили к своему адвокату. Он, возможно, подумал, что Невиллы могут создать проблему для него и их надо убрать.

Но если Невиллов потребовалось устранить, то можно представить, что есть и другие люди, тоже неудобные для Деке.

Такие, как Генри.

Я прошел назад по причальной стенке. Деке и его компания шли из бара Перси.

— А вот и он! — закричал Деке. — Пожарная команда!

Они засмеялись. Но веселое выражение быстро сошло с лица Хелен, и под слоем косметики было видно, как она устала. Она сообщила:

— Деке дает прием.

Кожа под ее правым глазом задрожала, когда она попыталась подмигнуть мне.

— Да, — отозвался Деке. — Для всех яхтсменов. Отметим Кубок Марбеллы. Завтра вечером. Приводите свою команду. Поул приведет свою и мы посмотрим, кто вы такие и что вы можете. А теперь — пока!

Я видел, как они, смеясь, исчезли в толпе. Было уже поздно, я весь измазался в копоти и устал. Дрожа, я вернулся в бар Перси и попытался смыть копоть холодной водой над раковиной в туалете.

Когда я вышел из туалета, официантка сидела, опершись на бар. Она выглядела усталой, но приободрилась, увидев меня. Темненькая и вполне ничего себе, а под тенниской у нее было совсем немного одежды.

Я спросил: этот тип, похожий на боксера, он пришел задолго до нас?

— Джим? Пришел в девять, когда мы открылись. У нее был слабый шведский акцент.

— Он сидел здесь. Одно пиво. Никаких чаевых.

Официантка состроила гримаску.

— Он пришел с компанией?

Она пожала плечами, и тенниска сползла с одного ее плеча, но она не делала попыток вернуть ее на место.

— Хватит о нем. Он свинья. Не может держать свои грязные лапы при себе. Вы понимаете, что я имею в виду?

Я кивнул. Если он был здесь целый вечер, он не мог включить газ у Невиллов.

— Но сегодня он был явно болен.

— Болен?

— Понос. Долго сидел в туалете, — засмеялась она.